бушлат, именуемый тут обычно "клифтом". Смотрел долго, не мигая - так
биолог рассматривает в микроскоп какое-то мелкое насекомое.
Осужденный выглядел предельно настороженным. Старался не встречаться
взглядом с человеком за столом. По всему было видно, ему очень хотелось
побыстрей отсюда уйти. Но в то же время сделать это он не мог: для любо-
го осужденного всякий "вольняшка", то есть неосужденный, - начальник. А
тем более - такой: с пристальным, откровенно изучающим взглядом, вкрад-
чивыми манерами, многозначительным молчанием...
Что-что, а начальственный вид тут, на "строгаче", сразу бросается в
глаза.
- Ну, присаживайся, - наконец получил предложение зек.
Тот присел на хромоногий табурет.
- Курить не предлагаю, потому что знаю - не куришь, - сидевший за
столом чиркнул зажигалкой, закурил, на мгновение окутываясь сероватым
дымом. - А лихой ты, однако... Саша.
Названный Сашей поднял на говорившего взгляд, в котором явственно чи-
талось: ну чего тебе от меня надо? Зачем с "промки" выдернул? Если ты
опер - то пустая затея: не буду стучать. Если какая-то проверка из Глав-
ного Управления Исправительно-Трудовых Учреждений - не по адресу. Я тут
кто - "бугор", то есть бригадир, и начальства надо мной - выше крыши...
- А я к тебе, Саша Солоник, по делу. Специально из Москвы. Кстати,
вот мои документы, - говоривший привычным жестом развернул корочку алого
сафьяна, явно не ментовскую.
- Что надо, гражданин начальник? - нарочито грубо спросил Солоник.
- Да ничего не надо, - пожал плечами визитер.
- Если стукачом хотите предложить - не пойду, - голос зека прозвучал
на редкость категорично.
- И правильно, - лучезарно улыбнулся москвич. - Ты на себя посмотри -
какой из тебя стукач? Слишком заметен, слишком на виду, к тому же еще -
"бугор" и мусор, пусть даже и бывший. От ментов ты отбился, ни к чему
другому не прибился. Потому что не возьмут. Доверия к тебе и так ни у
кого нет, запалишься враз, - несомненно, этот человек неплохо знал ла-
герную фактуру. - К тому же проблем у тебя из-за милицейского прошлого и
нехорошей статьи было немало. А будет еще больше.
- Вы спецом из самой Москвы прибыли, чтобы о моих проблемах говорить?
- перебил зек с едва заметной издевкой.
- Не только о них, - обладатель ксивы из алого сафьяна нимало не оби-
делся, хотя по интонации и понял вызов. - О тебе, о планах твоих... О
том, как дальше жить собираешься.
Наверняка в этот момент Саша подумал - такое нехитрое начало беседы,
такой простенький с виду вопрос "как дальше жить собираешься?" - все это
сильно смахивает на тот, памятный разговор с лагерным авторитетом,
"смотрящим" Корзубым. А потому ответ прозвучал почти такой же, как и
тогда, в каптерке:
- Как раньше жил, так и буду.
- Ну, как раньше, жить у тебя больше не получится, - гражданин на-
чальник небрежно струсил в пепельницу сигаретный пепел. - Но об этом
позже. Давай лучше о тебе поговорим. - Не дождавшись ответа, он продол-
жил: - Биография самая обыкновенная - точней, ее начало. Замечательный
областной центр, золотое детство, пионерские горны, техникум, повестка в
военкомат. После дембеля в милицию пошел. И чего ты там забыл?
- Был маленький и глупый. Думал, с преступностью бороться, - признал-
ся Саша, соображая, какой же в этом вопросе подвох.
- И что?
- Да сами они беспредельщики. Те же бандиты, только в форме, и ноше-
ние оружия у них узаконено, - для человека, попавшего на зону из-за не-
желания сучиться, ответ был предельно искренним.
- Вот-вот, - согласился собеседник. - Гниды они. Мусора - одно слово.
Та-а-ак. Там, значит, у тебя не заладилось, выгнали, затем вновь взяли,
после выгнали окончательно. Накрутили статью по "мохнатке" из-за "реш-
ки", за колючки. Ну и что теперь делать собираешься?
- Срок тянуть, - кивнул Солоник, не понимая, к чему вообще разыгрыва-
ется этот спектакль.
- А на себе, значит, крест поставил?
- Крест мне на могиле поставят.
- Вот-вот. Недалек тот день... И похоронят тут же, на зоновском клад-
бище. Как ты знаешь, трупы родственникам не выдаются.
- Спасибо за информацию, - Саша метнул в москвича взгляд, полный отк-
ровенной неприязни.
- Рано благодаришь. А я приехал сюда, чтобы дело тебе предложить...
- И какое? - насторожился заключенный, поняв, что беседа подошла к
кульминации.
- ...и изменить твою жизнь, - закончил гражданин начальник.
- Мою жизнь теперь только Верховный Суд может изменить.
- Ну зачем так? Судьба любого человека в его руках. На свободу хо-
чешь?
Зек вопросительно взглянул на человека, сделавшего ему столь дикое
предложение.
- Кто тут не хочет...
- Я тебя спрашиваю - хочешь?
- Ну, хочу. А за что? Не за просто же так!
- Эта догадка делает честь твоему уму. Бесплатно только птички поют.
Я тебе дело говорю... А теперь - слушай.
Они говорили долго - точней, говорил в основном приезжий, а зек слу-
шал, стараясь найти в предложении выгоду - впрочем, она была, несомнен-
но, на поверхности.
Предложение гражданина начальника сводилось к следующему. Он, Алек-
сандр Солоник, будет топтать "строгую" зону долго, очень долго. Бывший
мент, осужденный по паскудной статье, рано или поздно найдет себе
смерть: или на "промке" головой кирпич поймает, или оголенный электроп-
ровод зубами прикусит, или с верхнего яруса шконок головой вниз упадет.
В лучшем случае - актировка и инвалидность, жизнь в серости и безвест-
ности, неизбежное воровство, естественно, неудачное, и вновь зона, где
он сгинет окончательно. В худшем - скорое "опущение", кровавая драка,
заточка в печень и - участок два на три на зоновском кладбище.
Блатные все равно завалят его: тут, на зоне есть сотни способов изба-
виться от человека - медсанчасть по приказу "хозяина" оформит как нес-
частный случаи на производстве. Обеспечить его безопасность органы не
могут - не поселишь же в бараке охрану! Надеяться на УДО, условно-дос-
рочное или амнистию не приходится по понятным причинам. Короче говоря -
хреновые дела у осужденного бывшего мента Солоника, и солнце ему не све-
тит.
Гражданин начальник повествовал так, как может говорить лишь человек,
уже уверенный в ответе собеседника. Категоричность тона, веские интона-
ции, подкрепленные напряженным прищуром и скупой, но выразительной жес-
тикуляцией.
- Единственное, что тебе может помочь, - побег, - закончил он.
- Отсюда? Со "строгача"? Невозможно, - зек поджал губы.
- А что - уже думал?
- А кто бы не думал!
Следующий вопрос прозвучал в устах обладателя сафьяновой ксивы столь
же неожиданно, сколь и неправдоподобно.
- А если мы тебе поможем?..
Солоник подумал, что он ослышался.
- Поможем, говорю... Я серьезно. Да не смотри ты на меня так!
Мысли Саши работали напряженно - в предложении бежать было столько же
плюсов, сколько и минусов. Точней, плюс был только один - та самая же-
ланная свобода, о которой, как поется в известной еще со времен ГУЛАГа
песне, "так много говорят в лагерях".
А с другой... Побег, даже удачный (что маловероятно), неминуемо пос-
тавит его в зависимость от "конторы", потому как Солоник окончательно
ставит себя вне закона. И неизвестно, какую роль уготовят ему после по-
бега. Известно одно: он становится невольной марионеткой в руках струк-
туры, которая при малейшем проколе от него откажется.
- Даю тебе ровно сутки на размышление, - москвич говорил веско, слов-
но вбивал в сырую доску толстые гвозди. - Только размышлять тебе нечего.
Это - твой единственный шанс, подарок судьбы. Другого не будет. Свобода
плюс удовлетворение твоих амбиций.
- Я не могу ответить сразу, мне надо все взвесить. Я подумаю, - дро-
жащим от напряжения голосом произнес осужденный.
- Думай, думай... Ну все. О нашем разговоре, естественно, никто знать
не должен, прежде всего из администрации. Запомни то, что они уже знают:
я - следователь военной прокуратуры, занимаюсь делом твоего армейского
командира. Протоколы уже составлены... На, подпиши, что отказываешься
давать показания, - он пододвинул бланк. - Ну, до завтра, осужденный Со-
лоник. На размышления у тебя ровно сутки, - гражданин начальник взглянул
на часы. - Время пошло...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Блеклое поволжское солнце, медленно поднимавшееся из-за кромки темно-
го, почти что синего хвойного леса, рельефно высвечивало геометрически
правильный силуэт вышки с охранником. Солнце било в глаза, слепило, и
осужденный Александр Солоник, отвернувшись в сторону, невольно прищурил-
ся. Унылая картина, виденная им на утренних разводах сотни раз: перечер-
кивающая волю колючая проволока, чернеющие клифтами ряды сумрачных зе-
ков, ватная спина бушлата переминающегося с ноги на ногу "мужика" из его
бригады...
Даст Бог - видит он это сегодня, холодным утром, в последний раз, и
никогда больше не увидит.
Развод начался минут на десять позже положенного - стоило только уви-
деть помятую физиономию начальника отряда, чтобы определить: вчера он
вновь нажрался, как последняя свинья. Рожа у мента - ну будто бы на ав-
томобильном протекторе заснул, взгляд - мутный, мертвый. И не до развода
ему теперь - пива бы холодненького, компресс на лоб и - спать. Да, тако-
ва вот тяжелая и опасная ментовская служба...
- Отряд для развода на работы построен, - произнес старшина.
Спустя несколько минут осужденные, а вместе с ними и Солоник, двину-
лись на "промзону". Глядя в ватную спину, маячившую впереди, Саша вновь
и вновь воскрешал подробности последнего разговора с хитрожопым москви-
чом, спрашивая себя - правильно ли он сделал, что согласился? - и не мог
ответить на этот вопрос однозначно.
С одной стороны, воля, конечно же, дорогого стоит, тем более в его
незавидном положении.
А с другой - не попадет ли он в кабалу худшую, нежели теперешняя?!
Но он уже все решил. Это должно произойти сегодня.
Уже назначено и рассчитано время, и он знает, как именно это произой-
дет. На "промке" кем-то неизвестным подготовлен сварочный аппарат, кото-
рым надлежит вырезать крышку канализационного люка, чтобы спуститься в
него, пройти по коллектору и выйти за пределы зоны. Ничего форс-мажорно-
го произойти не может - вроде бы тот гражданин начальник из столицы пре-
дусмотрел все. Или почти все...
Глухое топанье "прохарей", густые ряды колючей проволоки, унылые,
постные лица конвоиров - и ворота промышленной зоны.
Перед началом работы "бугор" Солоник, собрав "мужиков" своей бригады,
объявил:
- То, что вы напортачили вчера, я не принимаю. Если такое повторится,
буду засчитывать за отказ или невыходы на работу.
Тут, в "восьмерке", в ИТУ N 8 Ульяновской области, к нему относились
совершенно иначе, чем под Пермью. Давешняя драка с кодлой жутких и без-
жалостных блатных уже была занесена в неписаные зоновские анналы, обрас-
тая все новыми и новыми подробностями. В глазах "мужиков", то есть ос-
новной массы осужденных, Саша приобретал черты воистину легендарные:
кровь татуированных врагов лилась ручьями и реками, руки-ноги ломались,
как спички, головы под его ударами разлетались, как гнилые арбузы, а по-
бежденные исчислялись десятками.
Именно поэтому никто спорить не стал - не с руки. Таких, как этот
"бугор", не уважают, но боятся. И только один из зеков, недавно прибыв-
ший, бросил недовольно:
- Мало того, что "кумовья" с "хозяином" да начотряда гнут, так и ты
еще...
- Молчать, - бригадир едва повысил голос. - С меня тоже три шкуры де-
рут.
Солоник вовсе не хотел ругаться с этими серыми людьми, многие из ко-
торых, как и он, попали за "решки" в результате ментовской подставы. Это
был верный тактический ход - пусть разойдутся по своим местам, чтобы к
нему в ближайшее время не подходили...
- Зря перед "хозяином" жопу рвешь! Все равно на "химию" и УДО тебя не
