ладко.
Так оно и случилось.
Все зоны России, словно кровеносными сосудами, связаны между собой
этапами и пересылками - одни осужденные отбывают, другие приходят: через
них и переправляются "малявы", то есть письма для внутризековского поль-
зования. Из "маляв" о прибывших арестантах на местах становится известно
практически все: пидар ли, сука или честный фраер, кем был на "вольняш-
ке", как вел себя на следствии, какой масти, если блатной.
Соврать, скрыть о себе что-либо решительно невозможно: данные о зеке
старательно фиксируются следователями в личном деле, а менты, как из-
вестно, активно прикармливаются из "общака". И уж если обман раскроется
- лгуну не сносить головы.
Зоновский телеграф - покруче любой правительственной "вертушки", и за
точность информации почти всегда можно ручаться.
Еще в карантине к Саше наведался местный кум - так называют офицера
внутренней службы, ответственного за оперативно-следственную работу. Не-
высокий, вертлявый, с беспокойно бегающими глазками, этот сотрудник ИТУ
сразу же произвел на Солоника предельно отталкивающее впечатление.
Расспросил, что и как, поинтересовался, как новый зек дальше собирается
жить и что делать. И, даже не дождавшись ответа, предложил стать внеш-
татным осведомителем, то есть сукой.
Естественно, кум был послан куда подальше - Саша объявил, что с мен-
тами он больше никогда никаких дел иметь не будет. Зоновский оперативник
даже не обиделся - наверняка посылали его не впервой, но уходя, покачал
головой: пожалеешь, мол. Ты ведь бывший мент, к тому же статья у тебя не
очень хорошая, и сидеть тебе слишком долго. И обращаться в случае чего
не к кому - таких, как ты, тут не любят. Смотри, осужденный Солоник, бу-
дут у тебя неприятности, тогда припомнишь этот разговорчик...
Неприятности начались через несколько дней после выхода из карантина:
по возвращении с "промки", то есть промзоны, Саша был вызван к "смотря-
щему" - полномочному представителю блатных. Тот отвечал перед татуиро-
ванным синклитом за "правильность" порядков, и отнюдь не с ментовской
точки зрения.
Смотрящий, как и положено человеку его ранга, числился на непыльной
должности каптерщика - на разводы и "промку" не ходил, из общего котла
не ел, а целыми днями сидел себе в каморке, играл с татуированными
друзьями в "стиры", то есть в карты. Высокий, самоуверенный, с крупными
чертами чуть побитого оспой лица, с ровными сизыми металлическими зуба-
ми, он производил впечатление настоящего хозяина "строгача" - во всяком
случае, не меньшего, чем "хозяин", то есть начальник ИТУ. Распятье, вы-
татуированное на груди, и аббревиатура БОГ говорили, что блатной осужден
за грабеж. Множество синих церковных куполов, просвечивавшихся на спине
сквозь майку, густые гусарские эполеты так называемого "блатного лейте-
нанта", восьмиугольные звезды на ключицах, перстни на пальцах, "тигровый
оскал" ниже основания шеи и изображение кошачьей морды - все это свиде-
тельствовало, что он уже сполна прошел все тюремные университеты. Высо-
кий статус "смотрящего" подтверждала буква "G", наколотая на предплечье.
Рядом, на пустых ящиках из-под какого-то оборудования, сидели двое
амбалов.
Отложив карты, зоновский авторитет молча уставился на вошедшего.
Взгляд его был тяжел и угрюм - казалось, он словно рентгеном просвечива-
ет новичка.
- Ну что скажешь? - спросил он, продолжая изучать Сашу.
- А что я должен сказать? - стараясь казаться независимым, спросил в
свою очередь Солоник.
- Ну как звать, величать? Масти какой? Чем на "вольняшке" занимался?
- принялся неторопливо перечислять "синий". - Как жить дальше думаешь?
Лавье от кентов не крысил? Ментам на корешей не стучал? В попку часом не
балуешься? На флейтах кожаных не играешь? И вообще - какие за тобой "ко-
сячки" водятся?
- Звать меня Александром, - спокойно ответил допрашиваемый, - а кем
на воле был... Много кем. В школе учился, затем - в армии служил, вер-
нулся, в милицию устроился, выгнали, потом опять в ментовке, потом на
кладбище... Много где работал.
При упоминании о службе в милиции глаза ближнего к Солонику "шестер-
ки" - огромного звероподобного атлета с рассеченной переносицей и цепки-
ми мосластыми пальцами - налились кровью.
- Да, все правильно, сходится, - "смотрящий" поджал губы. - Пургу не
гонит. Так в милиции, говоришь, служил? В нашей родной, рабоче -
крестьянской?
- Да. - Саша уже прикидывал - прямо сейчас начнется драка или чуть
попозже, а если сейчас - как он будет защищаться в этом маленьком, заби-
том разным хламом помещении.
- Значит, в мусарне... А теперь вот променял мышиный макинтош на ла-
герный клифт, - ухмыльнулся татуированный авторитет. - Жизнь - она баба
стервозная, никогда не знаешь, где поднимешься, а где опустишься. Ты по
какой статье тут чалишься?
- Сто семнадцатая, - невозмутимо ответил Солоник, но на всякий случай
добавил: - засудили меня. Подставили.
- И кто же тебя подставил, мил человек? - спокойно, с плохо скрывае-
мой иронией уточнил авторитет. - Менты небось?
- Менты, - честно признался Саша.
- Значит, мента менты подставили... Получается, что ты среди этой па-
дали самым гнусным был, коли даже псарня от тебя отказалась?
Саша промолчал.
- Да, редкое сочетание: мусор - и спец по "мохнатым сейфам", - "смот-
рящий" нехорошо сверкнул глазами. - Сладкое любишь, и чтобы задарма. Ну,
а тут как жить собираешься?
Независимо передернув плечами, новый зек произнес спокойно:
- Как раньше жил, так и тут буду.
- Ты чо, Корзубый, с этим гондоном травишь? - не выдержал "шестерка".
- В "петушатник" его, паучину, гребень ему лепить!
Тот, кого татуированный атлет назвал Корзубым, лишь метнул на гово-
рившего неодобрительный взгляд - мол, тебе слова не давали! - и "шестер-
ка" мгновенно затих.
- Значит, как раньше?..
- Да.
- Это как в ментовке, что ли? - повесил набок голову Корзубый, и при
этом глаза его сразу же сощурились, превратившись в узкие щелки. - Это,
значит, и тут "мохнатки" ломать? Тут, мил человек, бабских "мохнаток"
нет, тут все больше "духовки"... Да, мусорок, попал ты, и сильно попал.
Говоришь, ментом был, а главного в жизни для себя не уяснил. Знаешь -
там, на "вольняшке", закон мусорской, а тут, за решками, за заборами -
воровской. Ты свой закон нарушил - теперь придется по нашим жить.
- Законы ваши - вы по ним и живите. Мне они не подходят, - Саша отс-
тупил на несколько шагов назад, чтобы в случае внезапного нападения
иметь оперативное пространство для маневра.
Он понял: тактика разговора избрана правильная. Показать собственную
независимость, продемонстрировать, что он, хотя и загнан жизнью и обсто-
ятельствами в угол, но все равно не боится этих страшных людей, давно
определивших его судьбу, - а что еще оставалось? Во всяком случае, хуже
не будет...
- Ты что, б...ь, еще не понял, кто мы такие?! - неожиданно взорвался
"смотрящий". - Ты не на ментовских политзанятиях! Надо было на "вольняш-
ке" себя правильно вести. - Он нервно зашелестел сигаретной пачкой, за-
курил, перемалывая фильтр "Кэмела" сизыми металлическими зубами. - Мало
того, что мусор, мало того, что по пидарскои статье, так еще и вины сво-
ей не видишь, перед нами крыльями машешь... Ну маши, маши. Значит, Саша
тебя зовут? - врастяжку спросил татуированный авторитет и, не дождавшись
ответа, продолжил: - Хорошее имя, красивое. И мужик, и баба такое носить
могут. Вот и будешь...
"Шестерка" коротко, но очень выразительно взглянул на "смотрящего" -
мол, сейчас паучине гребень лепить или...
- Если ты, мил человек, любишь чужой "мохнатый сейф" взламывать, то
люби и собственное фуфло подставлять, - блатной немного успокоился,
вспомнив, что степенность и рассудительность более присущи его положе-
нию. - Во всем должна быть справедливость. Во всем должен быть порядок.
За все в жизни надо ответ держать. Я сказал, все слышали. Иди, го-
товься...
Саша, не прощаясь, вышел, аккуратно затворив за собой дверь каптерки.
Это был приговор, который, как известно, не подлежит ни обжалованию, ни
кассации, ни защите адвокатурой...
Неделя прошла в томительном ожидании: каждый день Солоник опасался
подвоха. На разводах, даже на "промке" он, как ни странно, отдыхал, чуть
расслабляясь: неприятности могли начаться или после работы, или, что ве-
роятней, после отбоя.
Однако все эти дни его почему-то не трогали. То ли блатные решили от-
тянуть удовольствие (а грубое насилие всегда приносит им радость), чтобы
сполна насладиться зрелищем "опарафинивания" негодяя и "распаивания"
ментовской "духовки", то ли будущую жертву временно оставили в покое,
чтобы усыпить ее бдительность.
Начальник оперативно-следственной части, естественно, не мог не знать
о приговоре татуированного суда. На то он и кум - должен быть в курсе
настроения контингента, должен в целом и в частности принижать авторитет
"отрицаловки" и поднимать репутацию тех, кто решил выйти "на свободу с
чистой совестью". Наверняка за эти дни кум уже прознал о кандидате в
проткнутые пидары через своих сук. Наверное, он бы мог и спасти строп-
тивца, поместив на какое-то время в помещение камерного типа, в барак
усиленного режима, в конце концов - "на крест", то есть в зоновскую
больницу, но по понятным причинам решил этого не делать.
Не захотел сучиться - получай садильник в пердильник. Одним "акроба-
том" на зоне больше, одним меньше... От гомосексуальных актов за "колюч-
кой" никто из осужденных еще не забеременел.
Спустя дней восемь Саша понял: приговор исполнится сегодня. Об этом
говорили и подчеркнуто-равнодушные взгляды блатных, и тот холодок отчуж-
денности, который незримо лег между ним и остальными зеками. Блатные уже
знали, что это произойдет сегодня и до отбоя. И остальные - "мужики",
"черти" и даже "король всех мастей", главпидар зоны с издевательски-ве-
личественным "погонялом" Император, - тоже знали. И он, осужденный к
двенадцати годам "строгача" арестант Александр Солоник, тоже знал - так
же, как и то, что решение "смотрящего" не может быть изменено и что те-
перь ему никто уже не поможет...
Надеяться, как и всегда, приходилось на себя одного.
Они встретили его в хозблоке. Прапорщиков - рексов" не было - так же,
как и офицеров. Блатных пришло даже слишком много, человек пятнадцать.
Несмотря на разницу в возрасте, облике, блатной масти и степени де-
бильности, всех их роднило одно: кричащие наглость, самоуверенность и
сознание собственной правоты.
Предводительствовал тот самый амбал с рассеченной переносицей и мос-
ластыми пальцами - "шестерка" "смотрящего".
- Ну красавчик-мусорок - сам штаны снимешь или помочь? - с усмешкой,
придававшей его лицу зверское выражение, спросил он, неторопливо, уве-
ренно подходя ближе: - Сперва твой вонючий садильник вскроем, потом на
клык вялого дадим. Хряпнешь, "скрипочка"...
Стиснув зубы, Саша промолчал.
- Давай, давай к нам, моя хорошая, давай, моя цыпа-рыба, давай, мой
батончик, приласкаем тебя, понежим, приголубим, - коротко хохотнул сто-
явший за его спиной - невысокий, пожилой, с вытатуированным между
пальцами пауком в паутинке - он демонстративно расстегнул пуговицу ши-
ринки, - трубы тебе прочистим, целяк фуфлыжный сломаем. Девственность -
она ведь тоже излечима. А я на тебя давно глаз положил! Не бойся, это не
больно, тебе понравится!
Еще со школьных курганских времен, когда в бестолковой кровавой свал-
ке сходились класс на класс, район на район, Солоник мог один выстоять
против целой кодлы. Главное - заставить противников хоть чуть-чуть расс-
лабиться, утратить бдительность, а уж потом, выбрав пахана, постараться
в короткое время отключить его. Кодла на то и кодла, как и стадо живот-
ных, сильна прежде всего своим единством - до первого оступившегося, до
