такая прозрачная. Я опускаюсь все ниже и ниже ко дну и уже почти
на ощупь хватаю это ужасное животное. Краб шевелится и норовит
захватить меня клешней. Теперь скорее на поверхность, и к берегу.
Слава Богу, я догадался захватить с собой небольшой целлофановый
мешочек, куда теперь отправляется морской зверь. До берега я
доплываю вполне благополучно, если не считать темных кругов перед
глазами от недостатка кислорода и тошноты от долгого качания на
волнах. Краб затих в пакете и готовится к самому худшему. Чтобы
он не убежал, я сажаю его в небольшую стеклянную банку с морской
водой и водорослями. Пусть отдохнет.
Мне тоже надо отдохнуть и согреться. Оставив банку с крабом
в тенечке, я ложусь на раскаленный песок и блаженно закрываю
глаза. Господи, как хорошо! Солнце горячими руками ласкает все
тело, ну прямо какой-то эротический массаж, и сразу хочется есть.
После купания всегда появляется зверский аппетит. Подсохнув и
обогревшись, я подымаюсь с песка, стряхиваю с себя отпечатки
пляжа и иду к нашему домику. Там, на тенистой веранде, увитой
виноградными лозами с еще зелеными ягодами, уже накрыт стол с
простой клеенкой. Мы садимся обедать все голые, только в плавках
и купальниках, и воздух такой теплый и соленый, что одеваться
дальше совсем невозможно. А наша скромная еда вкуснее, чем в
любом парижском ресторане. Это багряные сладкие одесские
помидоры, по размерам приближающиеся к небольшому арбузу, крупная
соль, хрустящая на зубах, большой круглый хлеб, пусть даже
черствый, на море это абсолютно неважно, и еще, может быть,
вареная молодая картошечка с укропчиком. Мы едим все это руками,
помидорные сок брызгает в мою подругу и стекает по ее плечу,
смешиваясь с потом и морской солью. И еще для остроты обязательно
добавьте несколько долек крепкого молодого чеснока. И чем запить
все это счастье? Дети запивают обед холодным лимонадом, который
грустно лежал перед этим по пояс в песке, омываемый зелеными
волнами, а взрослые, конечно, пьют легкое красное вино из
запотевших стаканов.
Такие вот картины возникают в пробитых башках молодых
бомжей, валяющихся на московских помойках.
11. Скрипачка
Наступило утро, и мусорщик чуть не задавил меня своей
машиной. Остановившись всего в нескольких сантиметрах от моей
головы, он выскочил из машины и толкнул меня носком сапога. Я
очнулся. Все-таки опять жизнь победила смерть! Майор лишь пальнул
в воздух рядом с моим ухом, и я потерял сознание от страха. Левое
ухо до сих пор было заложено. Такое бывает, если слишком много
ныряешь на глубину. Мокрые волосы заледенели и покрылись
инеем. Грязь, раскисшая вечером, за ночь замерзла, и штаны стали как
брезентовые. Мусорщик грязно выругался и оттащил меня в сторону
от помойки. Ему надо было подъехать ближе, чтобы достать до баков
подъемником.
Как быстро я, однако, превратился в бомжа! Еще позавчера,
выглядывая из окна своей квартиры, я с жалостью замечал нищих,
роящихся в помойке. А теперь у меня тоже нет ничего - ни семьи,
ни кола, ни двора, ни паспорта, ни работы. Прямо Диоген какой-то.
Стоило ради этого спускаться под землю! Вот тебе, идиот, и
задание Ваганьковского клуба! Вот тебе и ночные скачки, и дачки с
покойничками! Теперь я легко могу начать новую жизнь, и даже
ясно, какую. Лучше бы уж соглашался служить у Чинарика, лучше бы
пошел бы рабочим на соседнюю стройку, или дворником на ту же
помойку! А кто теперь ты без паспорта! Даже на своей машине не
сможешь ездить! Кстати, а где права? Я сел и стал лихорадочно
ощупывать карманы. Господи, права остались! Значит, я еще жив, я
еще человек, а не бомж! Ура, я подпрыгнул от радости и даже забыл
на минуту о холоде. Конечно, рассуждал я, не может ведь Он так
сразу оставить меня без всякой надежды, без единой соломинки.
Мусорщик уехал, закидав меня рваной бумагой с объедками.
Ледяной ветер стал поддувать под меня колючую снежную крупу. Надо
срочно согреться! Я поднялся на ноги и постепенно стал приходить
в себя. Штаны захрустели. Попрыгав на месте, как пленный немец
под Сталинградом, я решил вначале найти какой-нибудь подъезд с
горячей батареей. Кругом были какие-то бесконечные заборы,
покрытые черным снегом обочины, помойки и старые гаражи. До
ближайшего дома пришлось идти целых полчаса. В этом районе я еще
не разу не был. Такое чувство, что это не Москва, а какой-то
серый провинциальный город. По дороге я прихватил пустую коробку
из-под телевизора "Сони", чтобы в подъезде постелить картон под
себя. Коробка была еще теплая, видимо, хозяин выкинул ее всего
несколько минут назад. Я часто видел такие картонки на лестницах
у батарей и раньше думал, что на них ночуют бездомные кошки или
собаки. Нет, это просто следы бомжей.
Забравшись в ближайший подъезд, я попытался подняться
по-выше, чтобы меня по-меньше беспокоили жильцы, но вдруг в
середине подъема открылась дверь, и на меня бросилась огромная
овчарка - видимо, хозяин решил вывести ее пописать. Хорошо, что
он успел надеть на нее поводок, я то бы она сразу откусила бы у
меня кусок ноги. Придерживая ласкового зверя на расстоянии,
мужчина оглядел меня с головы до ног, затем посмотрел на коробку,
сразу сообразил, что я решил тут прилечь, и сказал:
- А ну, уе.... быстро отсюда!
Добрый человек! Он крепко держал поводок, и я быстро побежал
к выходу. Как нежно я люблю собаководов! Смотришь, бывало, на
старушку с Моськой, которая надрывается от тонкого лая, и
думаешь, какая все-таки благородная женщина, старой закалки, что
держит такого зверя на привязи! И еще ласково так говорит,
улыбаясь:
- Ну что вы, не бойтесь, проходите мимо, она же совсем не
кусается, - как будто на ее Моське это написано.
А как приятно смотреть на хозяина, который вывел, наконец,
свое сокровище на улицу перед окнами, и стоит, заботливо ожидая,
пока оно наложит аппетитную дымящуюся горку, да еще
приговаривает:
- Вот молодец, вот умница, какой умный пес, что наклал
здесь, а не на диван в гостиной!
И сразу тоже хочется порадоваться за чистоплотного домоседа.
А говорят, собачья еда в банках - мировой закусон! Вы еще не
пробовали? Зря, батенька, зря! Зачем только ее дают собакам,
лучше бы раздавали пенсионерам ... Вон тот дядя уже с утра
принял, закусил собачими консервами, и - в отличной форме. Я
вошел в другой подъезд, там по лестнице мчались трое детишек и
кричали "Ура!". Было семь тридцать утра, до начала занятий в
школе оставалось еще много времени, но детки радостно спешат на
уроки.
- Опять этот вонючий бомж приперся, - донеслось мне вслед.
- А я одного побрызгал "Дихлофосом", когда он спал, попал
ему прямо в рот, и он к нам в подъезд больше уже не приходил, -
сказал другой мальчик.
Вот умные детки растут, и какие добрые! До открытия булочной
осталось полчаса, я решил погреться пока здесь, а потом пойти
позавтракать хлебом. В этом подъезде было не очень холодно, хотя
батареи на лестницу и не выходили. Я добрался почти до самого
верха, там должно было быть теплее, но особой разницы я не
почувствовал. Штаны, видимо, частично подсохли на ветру. Что ж,
давно я готовился к такой жизни, приглядывался к бомжам, и вот,
наконец, "мечта" моя свершилась.
Как быстро и безболезненно это случилось! Что толку сейчас
звонить друзьям! Уже лет пять я ни с кем не общался, у каждого
свои дела, дети, работа, а я тут к ним нагряну, да еще в таком
виде, нет, так не годится, и так поступать мне совсем неудобно.
Родственники остались только в Одессе и Горьком, туда так просто
не доедешь, особенно без паспорта. Жена с детьми, видимо, решила
жить с новым любовником, а чтоб я не приставал, быстро -
"оформление в течение часа" - продала квартиру, и след ее
простыл. И кому я еще нужен? Подземная герцогиня спустилась вниз,
даже чаю не захотела со мной пить, так что остался я голый и
босый один на всем свете. Уже без десяти восемь, булочная скоро
откроется. Надо пойти на поиски хлеба, авось там мне подадут
"Христаради".
До булочной пришлось пилить почти целый час, удобно у нас
все-таки в городе все устроено. Идиот! Я думал, что с утра мне в
булочной подадут на хлеб, но не тут-то было! У всех утром
настроение плохое, хочется спать, да еще в такой холод и ветер.
Объяснять мою историю было глупо, других я придумать не успел, и
от хлебосольных москвичей я получал в лучшем случае советы типа
"Работать надо идти", "Такой молодой, а уже пьяница", "Иди
проспись". Наконец, какая-то бабуля дала мне на четвертинку
черного, и я испытал необыкновенное счастье, вонзившись зубами в
мякоть своего любимого бородинского. Как мало все-таки человеку
надо! Давно мне не было так вкусно! Мысли забегали быстрее, уже
захотелось двигаться и немного согреться. В подъезде особенно не
согреешься, да и опасно - кругом собаки и школьники. Вот старые
бомжи любят греться в метро и на вокзалах. Поеду и я куда-нибудь
развеюсь! На метро мне подала приличная тетя, видимо, спешившая
на работу в министерство. Я прикинулся рассеянным студентом,
забывшим дома кошелек.
И вот уже я втиснулся в забитый народом вагон метро и начал
потихоньку оттаивать. Вскоре подо мной образовалась небольшая
лужица. Публика недовольно морщила нос. Пришлось перейти в другой
вагон. Сперва я решил погонять по кольцу - интересно, сколько
оборотов делает один поезд? Часа через два я определил, что один
состав делает в среднем десять оборотов, а потом высаживает всех
пассажиров и идет в депо. Штаны уже почти все высохли, и даже не
сильно порвались по дороге, но под влажной курткой совсем ничего
не было, даже шарфа, и вид был, прямо скажем, не авантажный. Про
шапку и перчатки и говорить нечего - их просто не было. Примерно
к часу дня я весь высох, прогрелся и захотел есть. В булочных
сейчас как раз перерыв на обед, и идти туда рано. Я сделал еще
три круга и решил выйти на "Красной Пресне". Где тут по-близости
можно было бы купить хлеба? В высотном доме есть хлебный отдел,
но там слишком приличное место, и вряд ли удастся разжалобить там
кого-нибудь. Кажется, за углом, если пройти мимо кинотеатра
"Пламя", есть маленькая булочная, туда я и направился.
На этот раз мне повезло. Навстречу мне попались студентки, я
тоже мог еще прикинуться студентом, и они одарили меня деньгами
на целый батон. Хорошо все-таки, что я еще не стал совсем старым
и грязным бомжом, тогда бы они мне ничего бы не дали. А тут я
даже соврал, что мне давно не платили стипендию. Наверное, у них
были богатые родители. Говорят, некоторые студентки ходят на
дискотеки, где за вход надо платить 120 долларов. Ах нет, я
спутал, девушек вроде пускают бесплатно. На такие деньги
некоторые семьи живут два месяца, а то и больше. А тут
захотела потанцевать, развлечься - и за пару часов не глядя
проплясываешь хлеб для толпы бедняков.
Нет все-таки справедливости на свете! Я шел по улице 1905
года, жуя батон, купленный на милостыню, но мысли о девушках и
революции не давали мне покоя. Что для них значит этот батон? Да
ничего, мелочь, пустяк, одна пуговица с дубленки. А я вот иду, и
ем эту пуговицу, и больше ничего у меня нет, и в животе
становится полнее. Хорошо, что в холод пить не хочется, и вязкая
мякоть боком, без посторонней помощи протискивается вдоль моего
пищевода. Но чувства благодарности к этим девушкам у меня не
возникло. Скорее наоборот, эта милостыня, эта подачка, пусть даже
шутка, лишь показала, на каком расстоянии мы находимся друг от
