Иду по улице. Кепочку снял. Ночные зефиры обвевают мою голову.
Не знаю, как вы, уважаемые граждане, а я люблю ничью пошляться по
улицам. Очень как-то свободно чувствуешь себя. Можно размахивать руками.
Никто тебя не толкнет. Как-то можно беззаботно идти.
В общем, иду по улице и вдруг слышу какой-то стон, Стон - не стон, а
какой-то приглушенный крик.
Смотрю по сторонам - нет никого.
Прислушиваюсь - снова какой-то стон раздается.
И вдруг, все равно как из-под земли, слышу слова: "Родимый, роди-
мый!.."
Что за чепуха в решете.
Смотрю на окна. "Может, - думаю, - разыгралась какая-нибудь домашняя
сценка? Мало ли! Может, выпивший муж напал на жену, или, наоборот, та
его допиливает?.."
Смотрю все этажи - нет, ничего не видно.
Вдруг слышу: кто-то по стеклу пальцами тренькает.
Гляжу: магазин. И между двух дверей этого магазина сидит на венском
стуле престарелый мужчина" Он, видать, сторож. Караулит магазин.
Подхожу ближе. Спрашиваю!
- Что тебе, батя?
Сторож глухим голосом говорит!
- Родимый, сколько часов?
- Четыре, - говорю.
- Ох, - говорит, - еще два часа сидеть... Не нацедишь ли, говорит,
мне водички? Отверни крантик у подвала и нацеди в кружечку. А то испить
охота. Душно!
Тут он через разбитое верхнее стекло подает мне кружку. И я исполняю
его просьбу. Потом спрашиваю:
- А ты что, больной, что не можешь сам нацедить?
Сторож говорит:
- Да я бы и рад нацедить. Немножко бы прошел, промялся. Да выйти от-
сель не могу: я же закрыт со стороны улицы.
- Кто же тебя закрыл? - спрашиваю. - Ты же сторож. Зачем же тебя зак-
рывать?
Сторож говорит:
- Не знаю. Меня всегда закрывают. Пугаются, что отойду от магазина и
где-нибудь прикорну, а вор тем временем магазин обчистит. А если я сижу
между дверей, то хоть я и засну, вор меня не минует. Он наткнется на ме-
ня, а я крик подыму. У нас такое правило: всю ночь сидеть между дверей.
Я говорю:
- Дурацкое правило. Обидно же сидеть за закрытой дверью.
Сторож говорит:
- Я обиды не стою. И мне самому вполне удобно, что меня от воров зак-
рывают. Я их как огня боюсь. А когда я от них закрыт, у меня и боязни
нету. Тогда я спокоен.
- В таком случае, - говорю, - ты, папаша, походил бы по магазину,
размял бы свои ноги. А то, как чучело, сидишь на стуле всю ночь. Против-
но глядеть.
Он говорит:
- Что ты, родимый! Разве я могу в магазин войти? Я бы и рад туда вой-
ти, да та дверь в магазин на два замка закрыта, чтоб я туда не вошел.
- Значит, - говорю, - ты, папаша, сидишь и караулишь между двух зак-
рытых дверей?
Сторож говорит:
- Именно так и есть... А что ты ко мне пристаешь, я не понимаю. Налил
мне водички и иди себе с богом. Только мне спать мешаешь. Трещишь как
сорока.
Тут сторож допил свою воду, вытер рот рукавом и закрыл глаза, желая
этим показать, что аудиенция закопчена.
Я побрел дальше. И не без любопытства поглядывал теперь на двери дру-
гих магазинов. Однако ночных сторожей, подобных этому, я не увидал.
Домой я пришел поздно. Долго ворочался в постели, не мог заснуть. Все
время думал: нельзя ли изобрести какой-нибудь электрический прибор, чтоб
он затрещал, если кто-нибудь сунется в магазин? А то пихать между двух
закрытых дверей живого человека как-то досадно и огорчительно. Все-таки
человек - это, так сказать, венец создания. И совать его в щель на роль
капкана как-то странно.
Потом я подумал, что, вероятно, такие электрические приборы уже изоб-
ретены. Скажем, наступишь ногой на порог - и вдруг гром и треск раздаст-
ся. По, вероятно, это еще не освоено, а может, и дорого стоит, или еще
что-нибудь - какие-нибудь технические сложности, раз нанимают для этого
живую силу.
Потом мои мысли спутались, и я заснул. И увидел сон, будто ко мне
приходит этот ночной сторож и ударяет меня кружкой по плочу. При этом
говорит: "Ну, что ты к сторожам пристаешь! Живем тихо, мирно. Караулим.
А ты лезешь со своей амбицией. Портишь нашу тихую стариковскую карьеру".
Утром, проснувшись, я всетаки решил написать этот фельетон - без желания
комулибо испортить карьеру.
1940
КОЧЕРГА
Забавное происшествие случилось минувшей зимой в одном учреждении.
Надо сказать, что это учреждение занимало небольшой отдельный дом.
Причем дом был старинной постройки. Обыкновенные вульгарные печи отапли-
вали это здание.
Специальный человек - истопник - наблюдал за печами. Он меланхолично
ходил со своей кочергой из этажа в этаж, шевелил дрова, разбивал голо-
вешки, закрывал трубы и так далее, все в этом духе.
При современной технике, при водяном и паровом отоплении картинка эта
была, можно сказать, почти что неприличная картинка, древняя картинка,
рисующая варварский быт наших предков.
В этом году, в феврале, истопник, спускаясь по лестнице, слегка обжег
кочергой одну служащую, Надю Р. Причем служащая эта была отчасти сама
виновата. Она вихрем неслась по лестнице и сама наскочила на истопника.
На ходу она отстранила его рукой и, по несчастной случайности, наткну-
лась на кочергу, которая была довольно-таки горяча, если не сказать -
раскалена.
Девушка ахнула и закричала. И истопник тоже ахнул. В общем, ладонь и
пальцы этой суетливой девушки были слегка обожжены.
Конечно, случай этот мелкий, пустой, недостойный попреть на страницы
художественной литературы. Однако неожиданные последствия этого дела бы-
ли весьма забавны. И они-то и настроили нас на этот маленький рассказ.
Директор учреждения вызвал к себе истопника и сделал ему строгое вну-
шение. Он сказав:
- Тоже, ходишь со своей кочергой - выводишь меня из строя служащих.
Надо но зевать по сторонам, а глядеть получше.
Истопник, сокрушенно вздыхая, ответил, что у него на шесть печей все-
го одна кочерга, с которой он и ходит то туда, то сюда. Вот если бы на
каждую печку была отдельная кочерга, вот тогда б и можно придираться. А
при таких обстоятельствах он не может гарантировать неприкосновенность
служащих.
Эта простая мысль - иметь кочергу на каждую печку - понравилась ди-
ректору. И он, не будучи чиновником и бюрократом, тотчас стал диктовать
машинистке требование на склад. Шагая по комнате, директор диктовал:
"Имея шесть печей при наличии одной кочерги, немыслимо предохранить
служащих от несчастных случаев. А посему в срочном порядке прошу выдать
подателю сего требования пять коче..."
Но тут директор осекся. Он перестал диктовать и, почесав затылок,
сказал машинистке:
- Что за черт. Не помню, как пишется - пять коче... Три кочерги - яс-
но. Четыре кочерги - понятно. А пять? Пять - чего? Пять кочерги...
Молоденькая машинистка, пожав плечами, сказала, что она вообще впер-
вые слышит это слово и, уж во всяком случае, в школе ей не приходилось
склонять что-либо подобное.
Директор позвал своего секретаря и, смущенно улыбаясь, рассказал ему
о своем затруднении.
Секретарь тотчас стал склонять это слово. Кто, что? - кочерга... Ко-
го, чего? - кочерги... Кому, чему? - кочерге... Но, дойдя до множествен-
ного числа, секретарь запнулся и сказал, что множественное число вертит-
ся у него в голове, но он сейчас не может его вспомнить.
Тогда опросили еще двух служащих, но и те не внесли ясности в это де-
ло.
Секретарь сказал:
- Есть отличный выход. Напишем на склад два требования - на три ко-
черги и на две кочерги. Итого получим пять.
Директор нашел это неудобным. Он сказал, что посылать две одинаковые
бумажки - это разводить канцелярщину. Найдутся пройдохи, которые при
случае уколют его этим. Лучше уж, если на то пошло, позвонить в Академию
наук и у них запросить, как пишется пять коче...
Уже секретарь хотел звонить в Академию, но директор в последний мо-
мент не позволил ему это сделать, Еще, чего доброго, попадется какой-ни-
будь смешливый ученый, который напишет фельетон в газету - дескать, ди-
ректор малограмотный, дескать, тревожат научное учреждение такой чепу-
хой. Нет, уж лучше обойтись своими средствами. Хорошо бы еще раз позвать
истопника, чтоб услышать это слово из его уст. Все-таки человек всю
жизнь вращается у печей. Уж кому-кому, а ему известно, как произнести
пять коче...
Тотчас позвали истопника и стали его наводящими вопросами наталкивать
на нужный ответ.
Истопник, предполагая, что его опять будут жучить, отвечал на все
вопросы хмуро и односложно. Он бормотал: дескать, нужно пять штук, тог-
да, дескать, еще можно оберечься. А иначе пущай отдают под суд.
Потеряв терпение, директор прямолинейно спросил истопника, что ему
нужно.
- Сами знаете что, - угрюмо ответил истопник.
Но тут, под давлением секретаря и директора, истопник наконец произ-
нес искомое слово. Однако это слово в устах истопника звучало не так,
как ожидалось, что-то вроде - "пять кочерыжек".
Тогда секретарь смотался в юридический отдел и оттуда привел служаще-
го, который отличался тем, что умел составлять любые бумаги так ловко,
что обходил все подводные камни.
Служащему разъяснили его задачу - составить нужное требование таким
образом, чтобы слово "кочерга" не упоминалось во множественном числе и,
вместе с тем, чтобы склад выдал пять штук.
Немного покусав карандаш, служащий набросал черновик:
"До сего времени наше учреждение, имея шесть печей, обходилось всего
лишь одной кочергой. В силу этого просьба выдать еще пять штук, для того
чтобы на каждую печку имелась бы одна самостоятельная кочерга. Итого вы-
дать - пять штук".
Уже эту бумажку хотели послать на склад, но тут к директору явилась
машинистка и сказала, что она сейчас звонила своей мамаше, старой маши-
нистке с тридцатилетним стажем. И та ее заверила, что нужно писать -
пять кочерег. Или пять кочерг.
Секретарь сказал:
- Я так и думал. Только на меня нашло затмение.
Тотчас бумажка была составлена и послана на склад.
Самое смешное из всей этой истории это то, что вскоре бумажка была
возвращена назад с резолюцией заведующего складом: "Отказать за неимени-
ем на складе кочережек".
Уже наступила весна. Потом будет лето. До зимы далеко. Об отоплении
думать пока что не приходится. Весной хорошо думать о грамотности, хотя
бы в связи с весенними испытаниями в средней школе. Что же касается дан-
ного слова, то слово действительно каверзное, доступное Академии наук и
машинистке с тридцатилетним стажем.
В общем, надо поскорей переходить на паровое отопление. А то люди
стали уже позабывать эти древние слова, связанные с дровяным отоплением.
1940
ИСПЫТАНИЕ
Жила в нашем доме одна семья: муж, жена и сынок, парнишка лет двенад-
цати. Муж работал на производстве.
Жена заботилась о хозяйстве. А ребенок посещал школу.
И все шло чудесно.
Выходной день - вылазка за город с ребенком впереди. Вечером -
культпоход в кино или к зубному врачу. Регулярное посещение бани. И так
далее.
Дружная, тихая семья, без претензии на что-нибудь особенное.
В один прекрасный день муж поднимается по лестнице, чтоб проследовать
в свою квартиру после трудового дня. И вдруг видит: идет по той же лест-
нице молоденькая особа. Очень миленькая. Довольно нарядная. С цветком на
груди.
Увидев ее, наш муж немножко даже задрожал, поскольку она уж очень ему
понравилась.
А она кокетливо улыбнулась и вспорхнула этажом выше.
Вот проходит месяц. И наш муж снова встречает сию гражданку на той же
самой лестнице.
Происходят взгляды, улыбки. И завязывается первый разговор, из кото-
рого выясняется, что молодая особа живет здесь со своей мамой. Ей девят-
надцать лет. У нее, как говорится, своя дорога - учеба в школе кройки и
шитья.
Да, конечно, она своей судьбой довольна. Но не очень, поскольку все
еще впереди.
И вот проходит еще месяц, и наш муж начинает ее усердно посещать. Он
заходит к ней в гости. Беседует на разные темы с ней и с ее мамой. И де-
