но сразу почувствовал к вам глубокую симпатию.
Обижать мне его не хотелось. Я взял зажигалочку.
И крепко пожал руку добродушному посетителю.
Уходя из кабинета, он сказал:
- Кстати, товарищ Фокин, я завтра к вам зайду по одному дельцу.
Я говорю:
- Слушайте, никакой я не Фокин. Я сам Фокина жду.
Не скрою от вас, посетитель зашатался и с бранью стал вынимать зажи-
галку из моего кармана.
Нет, я бы отдал ему сразу то, что получил. Но меня задела его нетак-
тичность.
Как это можно совать руки в чужие карманы? И вдобавок хватать за пле-
чи!
В момент нашей борьбы открывается дверь, и в кабинет входит еще один
незнакомец.
Увидев, что меня трясут за плечи, незнакомец, вместо того чтоб подать
мне помощь, сам кидается ко мне и тоже начинает трясти.
- Я, - кричит, - давно до тебя добирался, ФокинМокин!
Не скрою от вас, я поднял крик.
Прибежала уборщица. Она сказала:
- Прекратите возню. Сейчас товарищ Фокин приедет.
Тут мы сели на диван. И стали ждать Фокина.
Мы три часа его ждали. Но он не приехал.
Вежливо попрощавшись, мы разошлись.
Хорошенькую зажигалку мне все же пришлось отдать симпатичному вла-
дельцу.
1943
ФОТОКАРТОЧКА
В этом году мне понадобилась фотокарточка для пропуска. Не знаю, как
в других городах, а у нас на периферии засняться на карточку не является
простым, обыкновенным делом.
У нас имеется одна художественная фотография. Но она помимо отдельных
граждан снимает еще группы и мероприятия. И, может быть, поэтому слишком
долго приходится ждать получения своих заказов.
Так что, являясь скорее отдельным лицом, чем группой или мероприяти-
ем, я побеспокоился заранее и заснялся за два месяца до срока.
Когда мне подали мои фотокарточки, я удивился, как не похоже я вышел.
Передо мной был престарелый субъект совершенно неинтересной наружности.
Я сказал той, которая подала мне карточки:
- Зачем же вы так людей снимаете? Глядите, какие полосы и морщины
проходят сквозь все лицо.
Та говорит:
- Обыкновенно снято. Только надо учесть, что у нас ретушер на бюлле-
тене. Некому замазывать дефекты вашей нефотогеничной наружности.
Фотограф, находясь за портьерой, говорит:
- А чем он там еще, нахал, недоволен?
Я говорю:
- Неважно сняли, уважаемый. Изуродовали. Разве ж я такой?
Фотограф говорит:
- Я опереточных артистов снимаю, и то они настолько не обижаются. А
тут нашелся один такой - морщин ему много... Объектив берет слишком рез-
ко, рельефно... Не знаете техники, а тоже суетесь быть критиком.
Я говорю:
- На что же мне рельеф на моем лице - войдите в положение. Мне бы,
говорю, просто сняться, как я есть. Чтоб было на что глядеть.
Фотограф говорит:
- Ах, ему еще глядеть нужно. Его же сняли, и он еще на это глядеть
хочет. Капризничает в такое время. Дефекты видит... Нет, я жалею, что я
вас так прилично снял. В другой раз я вас так сниму, что вы со стоном на
карточки взглянете.
Нет, я не стал с ним спорить. Неважно, думаю, какая карточка на про-
пуске. И так все видят, какой я есть.
И с этими мыслями являюсь в отделение. Сержант милиции стал лепить
карточку на мой пропуск. После говорит:
- По-моему, на карточке это не вы.
- Где же, - говорю, - не я. Уверяю вас, это я. Спросите фотографа. Он
подтвердит.
Сержант говорит:
- Всякий раз фотографа спрашивать, это что и будет. Нет, я хочу на
карточке видеть данное лицо, без вызова фотографа. А тут я наблюдаю сов-
сем не то. Какойто больной сыпным тифом. Даже щек нет. Пойдите пересни-
митесь.
- Товарищ, - говорю, - начальник, войдите в положение...
- Нет, нет, - говорит, - и слышать ничего не хочу. Переснимитесь.
Бегу в фотографию. Говорю фотографу:
- Видите, как слабо снимаете. Не наклеивают вашу продукцию.
Фотограф говорит:
- Продукция самая нормальная. Но, конечно, надо учесть, что для вас
мы не засветили полную иллюминацию. Снимали при одной лампочке. И через
это тени упали на ваше лицо, затемнили его. Однако не настолько они его
затемнили, чтоб ничего не видеть. Эвон как уши у вас прилично вышли.
- Ну хорошо, - говорю, - уши. А щеки, говорю, где? Уж щеки-то, гово-
рю, должны быть как принадлежность человеческого лица.
Фотограф говорит:
- Не знаю. Ваших щек мы не трогали. У нас свои есть.
- Тогда, - говорю, - где же они, мои щеки? Я, говорю, две недели про-
вел в доме отдыха. Четыре кило веса прибавил. А вы тут одной своей съем-
кой черт знает что со мной сделали.
Фотограф говорит:
- Да что, я себе взял ваши щеки, что ли? Кажется, вам ясно говорят -
затемнение упало на них. И через это они не получились.
Я говорю:
- А как же тогда без щек?
- А, - говорит, - как хотите. Переснимать не буду. Всех переснимать -
это я премии лишусь и плана не выполню. А мне план дороже вашей нефото-
геничной наружности.
Посетители говорят мне:
- Не нервируйте фотографа. А то он еще хуже будет людей снимать.
Один из посетителей говорит мне:
- Уважаемый, бегите на рынок. Там фотограф "Пушкой" снимает.
Бегу на рынок. Нахожу фотографа. Тот говорит:
- Нет, я снимаю только со своей бумагой. Без бумаги лучше не являй-
тесь ко мне, все равно снимать не буду. А с бумагой сниму. И если у вас
есть перина - тоже сниму. Ко мне тетя из Барнаула приехала - ей спать не
на чем.
Я было хотел уйти, но тут слышу, какой-то продавец меня к себе кли-
чет. Говорит:
- Давай подходи к моему магазину. Имею готовую продукцию.
Смотрю, у него на газете разложены всякие разные готовые фотографии.
Их штук триста.
Продавец говорит:
- Выбирай себе любую и делай с ней что хочешь. Хоть на лоб себе нак-
леивай. Погоди, я тебе сам подберу. Тебе как - по размеру или по
сходству?
- По сходству, - говорю. - Только, говорю, выбирай такую, чтоб щеки
были.
Тот говорит:
- Можно и со щеками. Но только они будут дороже на пять рублей. На,
прими вот эту фотокарточку. Лучше ее не найти. И щеки есть, и нельзя
сказать, чтоб сходство начисто отсутствовало.
Я заплатил тридцать рублей за две фотокарточки и пошел в отделение.
Сержант милиции стал лепить мою карточку. После говорит:
- Так ведь это ж баба.
- Где же, - говорю, - баба. Мужчина в пиджаке.
Сержант говорит:
- Где же, к черту, мужчина, если у него на груди брошка. Через эту
брошку я и замечаю, что это баба.
Поглядел я на фотокарточку - вижу, действительно женщина. Маркизето-
вая кофточка под пиджаком. Па груди брошка с пейзажем. А прическа мужс-
кая. И щеки мои.
Сержант говорит:
- Явитесь сюда с настоящими карточками. Но если вы еще раз предъявите
мне женскую или детскую фотокарточку, то вряд ли отсюда выйдете, пос-
кольку у меня мелькают подозрения, что вы хотите скрыться под чужой на-
ружностью.
Целую неделю я провел как в тумане. Хлопотал, где бы сняться. На
восьмой день, беседуя с фотографом, я почувствовал себя худо. И тогда
они вынесли меня в сад и положили на траву, чтоб там меня овеял свежий
воздух. Придя в себя, я пошел в отделение. Положил на стол свои первые
фотокарточки без щек и сказал сержанту:
- Вот все, что я имею, товарищ начальник. И больше ничего не предви-
дится.
Сержант поглядел на карточки, потом на меня и говорит:
- Вот теперь ничего себе получилось. Похожи.
Я хотел сказать, что я и не переснимался вовсе. После взглянул на се-
бя в зеркало - действительно, вижу, есть теперь некоторое сходство. По-
лучилось.
Сержант говорит:
- И хотя на карточке вы немного более облезлый, чем на самом деле,
но, говорит, я так думаю, что через год вы сравняетесь.
Я говорю:
- Я раньше сравняюсь, поскольку мне нужно еще сниматься для проездно-
го документа, для членского билета и для посылки фотокарточек моим
родственникам.
Тут сержант наклеил мою фотокарточку и горячо поздравил меня с полу-
чением пропуска.
1943
РАССКАЗЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ
ЛЕЛЯ И МИНЬКА
1. ЕЛКА
В этом году мне исполнилось, ребята, сорок лет. Значит, выходит, что
я сорок раз видел новогоднюю елку. Это много!
Ну, первые три года жизни я, наверно, не понимал, что такое елка. На-
верно, мама выносила меня на ручках. И, наверно, я своими черными гла-
зенками без интереса смотрел на разукрашенное дерево.
А когда мне, дети, ударило пять лет, то я уже отлично понимал, что
такое елка.
И я с нетерпением ожидал этого веселого праздника. И даже в щелочку
двери подглядывал, как моя мама украшает елку.
А моей сестренке Леле было в то время семь лет. И она была исключи-
тельно бойкая девочка.
Она мне однажды сказала:
- Минька, мама ушла на кухню. Давай пойдем в комнату, где стоит елка,
и поглядим, что там делается.
Вот мы с сестренкой Лелей вошли в комнату. И видим: очень красивая
елка. А под елкой лежат подарки. А на елке разноцветные бусы, флаги, фо-
нарики, золотые орех и, пастилки и крымские яблочки.
Моя сестренка Леля говорит:
- Не будем глядеть подарки. А вместо того давай лучше съедим по одной
пастилке.
И вот она подходит к елке и моментально съедает одну пастилку, вися-
щую на ниточке.
Я говорю:
- Леля, если ты съела пастилочку, то я тоже сейчас что-нибудь съем.
И я подхожу к елке и откусываю маленький кусочек яблока.
Леля ювориг:
- Минька, если ты яблоко откусил, то я сейчас другую пастилку съем и
вдобавок возьму себе еще эту конфетку.
А Леля была очень такая высокая, длинновязая девочка. И она могла вы-
соко достать.
Она встала на цыпочки и своим большим ртом стала поедать вторую пас-
тилку.
А я был удивительно маленького роста. И мне почти что ничего нельзя
было достать, кроме одного яблока, которое висело низко.
Я говорю:
- Если ты, Лелища, съела вторую пастилку, то я еще раз откушу это яб-
локо.
И я снова беру руками это яблочко и снова его немножко откусываю.
Леля говорит:
- Если ты второй раз откусил яблоко, то я не буду больше церемониться
и сейчас съем третью пастилку и вдобавок возьму себе на память хлопушку
и орех.
Тогда я чуть не заревел. Потому что она могла до всего дотянуться, а
я нет.
Я ей говорю:
- А я, Лелища, как поставлю к елке стул и как достану себе тоже
что-нибудь, кроме яблока.
И вот я стал своими худенькими ручонками тянуть к елке стул. Но стул
упал на меня. Я хотел поднять стул. Но он снова упал. И прямо на подар-
ки.
Леля говорит:
- Минька, ты, кажется, разбил куклу. Так и есть. Ты отбил у куклы
фарфоровую ручку.
Тут раздались мамины шаги, и мы с Лелей убежали в другую комнату.
Леля говорит:
- Вот теперь, Минька, я не ручаюсь, что мама тебя не выдерет.
Я хотел зареветь, но в этот момент пришли гости. Много детей с их ро-
дителями.
И тогда наша мама зажгла все свечи на елке, открыла дверь и сказала:
- Все входите.
И все дети вошли в комнату, где стояла елка.
Наша мама говорит:
- Теперь пусть каждый ребенок подходит ко мне, и я каждому буду да-
вать игрушку и угощение.
И вот дети стали подходить к нашей маме. И она каждому дарила игруш-
ку. Потом снимала с елки яблоко, пастилку и конфету и тоже дарила ребен-
ку.
И все дети были очень рады. Потом мама взяла в руки то яблоко, кото-
рое я откусил, и сказала:
- Леля и Минька, подойдите сюда. Кто из вас двоих откусил это яблоко?
Леля сказала:
- Это Минькина работа.
Я дернул Лелю за косичку и сказал:
- Это меня Лелька научила.
Мама говорит:
- Лелю я поставлю в угол носом, а тебе я хотела подарить заводной па-
ровозик. Но теперь этот заводной паровозик я подарю тому мальчику, кото-
рому я хотела дать откусанное яблоко.
И она взяла паровозик и подарила его одному четырехлетнему мальчику.
И тот моментально стал с ним играть.
И я рассердился на этого мальчика и ударил его по руке игрушкой. И он
