А.ЗАРИНА
СКАРЕДНОЕ ДЕЛО
1
Как только князь Теряев-Распояхин женился, так сейчас же отстроил
себе усадьбу в любимой своей вотчине, под Коломной. Быстрая, светлая речка
омывала ее с задней стороны, на которой раскинулся огромный сад. Передней
стороной усадьба выходила на переднюю дорогу и казалась маленьким острогом
[острог - крепость], так высок и плотен был частокол, обносивший ее, так
крепки и массивны были ворота со сторожевой башенкой сбоку. Иначе и нельзя
было. То время, когда отстраивался князь, было неспокойное время.
Только-что окончились смуты и едва-едва оправилась Русь: избавилась от
самозванцев и выбрала на царский трон первого царя из дома Романовых.
Русские прогнали поляков и казаков, были уничтожены войска
самозванцев, но повсюду еще шли грабежи и убийства: по дорогам бродили
шайки разбойников, и всякие бесчинства творились не только на проезжих
дорогах, но и на городских улицах и даже в самых домах. Князю Теряеву, как
верному царскому слуге, случалось нередко отлучаться из дома на долгое
время и, дорожа покоем жены и своего маленького сына, он и выстроил не
столько красивые, сколько прочные хоромы.
Тотчас за воротами был еще огород с невысокими воротцами, а за ним
уже шел широкий двор с мощной улицей к теремному крыльцу. По сторонам
улицы были разбросаны служилые избы для охранной челяди, во главе которой
стоял любимец князя и княгини, старый стремянный Антон. Дальше, вглубь
двора, размещались хозяйственные постройки: бани, конюшни, кладовки,
погреба, повалуши; а самый терем в два этажа с башенной пристройкой, с
крепкими дубовыми стенами, толстой дверью и тяжелыми ставнями - стоял
посреди крепких избушек, как богатырь во главе своей рати, и князь,
выстроив его, с довольством бахвалился:
- Сам пан Лисовский наедет, так и от него отобьюсь!..
В лето 7128-ое по счислению того времени, а по нашему в 1619 году, в
жаркий полдень 11 июня, молодая княгиня Анна Ивановна вышла на заднее
крыльцо терема посидеть на ступеньках, подышать чистым воздухом и
полюбоваться сыном своим семилетним богатырем, что резвился на заднем
дворе с сенными девушками.
Крылечко, огражденное раскрашенными балясинами, было широко и
просторно. Молодая княгиня села на верхней ступеньке на толстый ковер;
подле нее стоял жбанчик холодного квасу, и она наслаждалась тихим покоем
счастливой женщины.
Молодая, красивая и дородная, мужем любимая, и мать, и жена, и
хозяйка, - она считала себя счастливейшей женщиной и с умилением
взглядывала время от времени на своего сына. Разогрелся ее Миша,
распарился; черные волосенки, подстриженные кружком, сбились на лоб и
завесили его сверкающие радостью и весельем глазки. Молодые, здоровые
девушки с веселым смехом бегали от него, играя в горелки; а он летал
соколом, гоняясь за ними.
Великая радость для матери любоваться своим первенцем!
И природа словно ласкала и благословляла их. Ясное, безоблачное небо
сияло над ними; солнце лило свои лучи, наполняя воздух жгучей истомой, и
кругом ласково шелестела листва густого сада, который начинался сейчас от
этого двора.
Для полного счастья молодой княгине не хватало только ее любимого
мужа. Великое дело свершалось для всей Руси в это время; великая радость
наполняла сердца всех любящих своего царя. Из тяжкого польского плена
возвращался Филарет Никитич, великий подвижник за свою родину, отец
царствующего Михаила. Вся Русь делила радость царя своего, и князь
Терентий Петрович был отозван того случая ради в Москву. Любил царь Михаил
за его воинскую удаль, за смелые речи и решительный нрав. Любя жаловал его
и скучал без него, несмотря на то, что сильные братья Салтыковы всячески
старались очернить его.
Мягкий царь Михаил, хоть и склонялся под волею своей матери и ее
приспешников, Салтыковых, а все же не мог не ценить того, кто не щадя
живота своего, от молодой жены и сына-малютки ходил иметь и Маринку
[Марину Мнишек; после смерти Калужского вора (второго Лжедимитрия) она
выдавала своего шестилетнего сына Ивана за царя; атаман Заруцкий и казаки
были на ее стороне; она замутила Поволжье и сидела в Астрахани, где ее и
изловили] с Заруцким, и донского атамана с его шайкою, и всяких других
разбойников, никогда не отказывался от ратного дела.
Чувствуя вражду против себя царских клевретов и сознавая
необходимость жить ближе к царю, чтобы не попасть по какому наговору в
опалу, князь много раз говорил княгине:
- Переедем жить в Москву, - там я палаты выстрою.
Но княгиня каждый раз отказывалась.
- Не привыкла я к городской жизни, князь, - говорила она, - не неволь
меня. Люблю я простой обычай, и не хочу гоняться за
боярынями-привередницами. Слышь, они и брови чернят, и щеки сурмят, и лицо
белят. Где мне тягаться с ними? Только на посмех всем буду!
И князь покорялся ей, находя в ее словах немало правды. И приходилось
ему делить свое время между Москвою и Коломною, между царским дворцом и
своим домом. Случалось, что неделями и больше не бывало его дома, и
теперь, когда царь ждал встречи с отцом своим, он и вовсе не отпускал от
себя князя, советуясь с ним о всякой малости.
От Москвы до Коломны всего сто верст. Случалось, затоскует князь по
жене да по сыну, сядет на коня возьмет с собой верного стременного да и
полетит в Коломну. Угоняет двух коней, повидает жену, сына, а на другой
день уже назад мчит, унося с собой горячие ласки.
А княгиня жила тихой сельской жизнью, счастливая сыном своим да
любовью мужа.
Плотно покушала княгиня за обедом, сладостей наелась и теперь брала
ее измора: то и дело прикладывалась она к жбанчику, чтобы освежиться; но
глаза начинали уже слипаться, и княгиня поднялась, тяжело вздыхая, чтобы
пойти отдохнуть, когда вдруг до ее звука донеслись звуки волынки, резкое
бряцание и бой барабана.
Она приостановилась и окликнула одну из девушек.
- Матреша, сбегай-ка до ворот, - сказала она. - Глянь, никак потешные
шумят.
Девушка стрелою помчалась на передний двор и через минуту вернулась,
весело крича:
- Скоморохи идут!
Княгиня улыбнулась. Сон на время оставил ее.
Девушка подбежала к крыльцу и, едва переводя дыхание, быстро
заговорила:
- И уж что за занятные! Почитай, полтора десятка будет. Медведя ведут
с козою, а у других сопелки, домры, накры [род теперешних тарелок]. Один с
куклами, а другой с гуслями, старый-старый!.. Повели позвать!
- Повели позвать, княгинюшка! - смело заголосили сбившиеся в кучу
девушки, а Миша взбежал на крыльцо, обнял колени матери и запросил тоже:
- Повели, матушка! Золотце, прикажи!
И самой княгине захотелось развлечься. Она улыбнулась и кивнула
головой.
- Ин, быть по твоему! - сказала она, гладя черную головку, и
приказала той же Матреше:
- Вели им к нам сюда идти!
Матреша вспрыгнула козою и скрылась за зданиями.
- Скоморохи, скоморохи придут! - хлопая в ладоши, кричали девушки.
Княгиня снова опустилась на верхнюю ступеньку крылечка. Маленький
Миша сел и прижался к ее коленям, а девушки столпились у крыльца и замерли
в ожидании.
Через несколько минут послышался шум шагов, осторожный говор,
бряцание цепи и из-за угла терема вышла толпа скоморохов. Матреша обогнала
их, подбежала к крылечку и весело крикнула:
- Вот занятно-то, девушки!..
Скоморохи подошли ближе, остановились в почтительном отдалении от
крыльца и земно поклонились княгине.
- Встаньте, встаньте, прохожие люди! - ласково сказала княгиня.
Они встали и выпрямились, держа в руках войлочные колпаки и
гречишники.
Их было человек 12 и все они производили впечатление шайки бродяг или
разбойников, так ободраны были их одежды и так в то же время был дерзок
внешний вид каждого. Впереди всех стоял поводырь со своим медведем. Сам
огромный, как медведь, с рыжей косматой бородою, с одним глазом и черной
дырой на место другого, в сермяге и с босыми ногами, он производил
отталкивающее впечатление убийцы; рядом с ним, держа в поводу козу, стоял
маленький парень в пестрядинной рубахе, лицом, изъеденным оспой, с жидкими
волосенками на остроконечной голове; его раскосые глаза бегали во все
стороны, а тонкие, бескровные губы растягивались до самых ушей, за ними
стоял гудошник, высокий, седой, слепой старик с угрюмым лицом и рядом с
ним мальчик, держащий гудок старика. А дальше стояла толпа рыжих, черных,
белых оборванцев с беспечным лицом и наглым взглядом.
- Куда путь держите? - спросила княгиня ласково.
Рыжий поводырь тряхнул своею гривою и ответил:
- На Москву, государыня-княгиня! Слышишь, там на три дня от царя
веселье заказано.
- Так, так, - сказала княгиня, - к нашему царю батюшке его батюшка
ворочается.
- Дозволь потешить, - проговорил тот же поводырь.
- Что же потешьте! Чем тешить будете?
- Я что повелишь нам смердам. Есть у нас и гудошник: песню споет;
есть и куклы потешные и медведь наученный и коза-егоза, и плясуны и
сказочники, что повелишь государыня!
Девушки умоляюще взглянули на княгиню, и она сразу поняла их желания.
- Ну, кажите все по ряду! - сказала она.
Рыжий великан поклонился и дернул медведя за цепь. Тот зарычал и
поднялся на задние лапы. Девушки с визгом сбросились в кучу, как
испуганное стадо. Миша прижался к коленям матери, да и сама княгиня
побледнела, услышав страшный звериный рев.
- Ну, ну Мишутка, поворачивайся! - грубым голосом заговорил косой
поводырь, ударяя его палкой, - покажи на потеху, честным людям для смеху,
как лях кобенится, на красну девку зарится!
- А ты коза-егоза, пляши для веселья, как смерд с похмелья! -
загнусил его товарищ, дергая козу за веревку. В это время загремел
барабан, зазвенели накры, затрубил рожок - и началось представление.
Коза с усилием поднялась на задние ноги и завертелась на месте, а
медведь рыча поджал передние лапы, словно в бока и, откинув голову, стал
важно ходить взад и вперед.
Лицо княгини озарилось улыбкой, девушки поджав руками животы и
перегибаясь, звонко смеялись.
- А покажи теперь, как этот лях до лесу утекает, продолжал поводырь,
и медведь стал на четвереньки, жалобно замычал и поспешно побежал под ноги
своему хозяину; а коза то опускалась на передние ноги, то вновь поднимала
их и опять вертелась. Показал медведь и как девки горох воруют, и как баба
в кабак идет, похваляется, а из кабака выйдя по земле валяется.
Потом его сменили плясуны. Четыре парня под музыку затеяли пляску.
Подробного описания тогдашней скоромошьей пляски до нас не дошло, но
по словам Олеария [Олеарий, бывший при голштинском посольстве в России в
царствование царя Михаила, в 1634 г., составил подробное описание быта
русских того времени; книга его является едва ли не единственным
толкователем источником сведений о том времени, и ни один историк не
миновал ее при изучении быта русского народа; существуют так же описания
других иностранцев, как-то: записки Беера, Гербенштейна, Пеерле, Мержерета
и других, но они все страдают неполнотою сведений и самыми фантастическими
измышлениями], срамота этих плясок была неописуема и с ним можно
согласится, судя по тому рисунку, который он сделал, изобразив одну из
"фигур" скоморошьей пляски.
Современный писатель не решается описать этого рисунка, но в
тогдашнее время понятия о приличном и неприличном были иные, и теремные
