выводя тонким голосом:
Эй жги! Говори, говори!
Князь наскочил на него, и в один миг балалайка вдребезги разлетелась
об голову посадского.
Князь бросил обломанный гриф и сказал:
- Царь запретил скоромошьи приборы. Иди и бей их!
Посадский обалдело посмотрел на него, потом вдруг заревел:
- Бей скоморохов! - и бросился с этим криком по улице, а за ним его
пьяные товарищи.
А князь скакал дальше, направляясь в самое шумное кружало Балчуг.
Как всегда, там стоял дым коромыслом: скоморохи пели и плясали,
дудели, играли и барабанили на потеху ярыжек. Князь ворвался и приказал
именем царя отбирать от скоморохов гусли, свирели, домры, бубны и
угольники.
Скоморохи подняли вой, но князь с каким-то жестоким удовольствием бил
их инструменты и кричал:
- Будет вам народ соблазнять!
Три дня он со своей челядью рыскал по городу, именем царя уничтожая
скоромошьи инструменты. Разбитые, с порванной кожею, с оборванными
струнами кидались они на возы и посылались в разбойный приказ на сожжение.
Рассказывают, что в эти дни пять полных возов было сожжено палачами.
Князь словно успокоился, насытив жажду мести скоморохам; с того
момента, как он получил от Терехова-Багреева отписку с рассказом обо всем
случившемся, вся ненависть его сосредоточилась на одних скоморохах, и
теперь ему сразу стало легче.
На другой день он даже вызвал слабую улыбку на лице царя, когда
рассказывал про свой поход против них.
Царь одобрительно покачал головой.
- Богу, слышь, сие угодно было, - сказал он. - Царице полегчало!
Все окружающие благоговейно перекрестились.
- Слышь, - продолжал царь, - с Казани мурза прибыл, настой из трав ей
дал, ей, голубке, и легче стало. Был у ней ноне от утрени, говорил с ней.
Такая ли ныне хлипкая стала"
И царь замолк. Потом снова обратился к князю:
- Ну, а что у тебя? Был воевода с головой?
- Нет, государь, помер.
Царь широко перекрестился.
- Упокой Господи душу раба твоего... Как его-то?
- Симеона...
- Симеона, - повторил царь. - С чего же помер?
Князь рассказал все по ряду.
Царь опять перекрестился.
- Видна карающая десница Господа. Истинно, суд Божий осудил и казни
обрек слугу неправедного! Что там? Чего ты молчишь?
Он вдруг поднялся с кресла и тревожно посмотрел на Шереметева,
который только что вошел. Слышно было, как в сенях тревожно бегали люди.
- Что там? - повторил царь бледнея.
Дверь распахнулась и в горницу с плачем вбежал князь Долгорукий.
- Кончается!.. - проговорил он рыдая.
Царь выпрямился, но тут же покачнулся. Шереметев и князь успели
подхватить его под руки.
- Ведите меня!.. К ней!.. К голубушке!..
Он рванулся вперед.
Прорезая воздух, уныло, гулко ударил колокол. Раз, другой...
Царь опустился на колени и заплакал.
Кончается!.. - произнес он. - Господи, я грешен... виновен, меня и
карай! За что ее-то?
Царь плакал, а царица тихо кончалась, после трех месяцев непрерывной
болезни, начавшейся с первого дня свадьбы.
Протяжный звон колоколов и бил огласил Москву; жители повалили в храм
и там в слезах молились за упокой души отошедшей в вечность царицы.
Время излечивает всякие раны. Прошло два года, думные бояре стали
просить царя о его женитьбе, стоял на том и его отец, патриарх. И царь
женился вторично на Евдокии Лукьяновне Стрешневой, дочери простого
дворянина.
Князь Теряев возвышался подле царя и вскорости был назначен в Думу.
Прошло еще добрых двенадцать лет, и молодой князь Теряев был обвенчан
со своей невестой Ольгой Тереховой, после чего отличился как воин в походе
под Смоленском.
Эхе женился на Каролине и вместе с молодым князем делил трудный
поход; а Эдуард Штрассе был отличен Шереметевым и взят лекарем в
аптекарский приказ.
