видели перед собой глаза моего проводника, сопровождала меня всю
экспедицию. Но в отличие от заунывных песен земных караванщиков,
её мелодия была много веселей. Оно и понятно. Как ни привычна
для бедуинов пустыня, но впереди их ждал оазис с другой жизнью,
и они заводили бесконечные песни на одной ноте, чтобы скоротать
путь от одного оазиса до другого. Для Тхэна же вся его знойная
планета была средой обитания, его оазисом с нормальной для пире-
нитов пятидесятиградусной температурой. И он пел от радости жиз-
ни и своего неугомонного характера.
Мы прошли километра полтора вверх по течению. Здесь, выбрав
небольшой пригорок, я взошёл на него и оглянулся на палатку.
Пожалуй, достаточно. Я воткнул лопату в землю.
- Копай. Глубина ямы должна быть около метра. - Я глянул на
Тхэна. - Ну, тебе по грудь.
Тхэн взял лопату и принялся её недоуменно рассматривать. Я
улыбнулся, отобрал у него инструмент и показал, как нужно ко-
пать. И опять меня ждал взрыв весёлого изумления. Тхэн выхватил
у меня лопату и рьяно принялся за дело.
- Рюкзак сними! - фыркнул я.
Тхэн оказался способным учеником. Работал он как землерой-
ный автомат, и буквально через десять минут достиг нужной глуби-
ны.
- Достаточно, - остановил я его, чувствуя, что он настроил-
ся прокопать Пирену насквозь. - Вылезай.
Тхэн выбрался из ямы, и я замерил её метровой гильзой
пространственной свёртки. Глубоковато. Придется земли подсыпать.
- А теперь засыпай, - приказал я, опустив гильзу в яму и
держа её за верхний конец.
Глаза проводника полезли на лоб.
- Зачем? - изумился он.
- Засыпай! - рявкнул я. Гильза была тяжёлой, и держать её
на весу было нелегко. - Только осторожнее...
Когда Тхэн почти полностью засыпал яму, я отобрал у него
лопату и сам закончил дело, утрамбовав напоследок землю ногами.
Из засыпанной ямы торчал только торец гильзы с маленькими усика-
ми антенн. Придирчиво осмотрев нашу работу, я чуть подогнул ан-
тенны в сторону палатки и только тогда вкрутил в торец гильзы
активатор. До самого упора, пока глазок на нём не замигал зелё-
ным светом.
- Порядок. - Я отряхнул ладони и встал с колен. - Пошли
дальше.
И повёл Тхэна теперь уже прочь от реки. Гильзы следовало
вкопать так, чтобы в охватываемый ими сектор свёртки
пространства попадала палатка. Честно говоря, не верил я, что
гильзы сработают в нужный момент и, главное, успеют накрыть
млечника. В лучшем случае у меня будет пять секунд, а разгонное
время энергетического выброса гильз составляет три с половиной
секунды. То есть для нажатия кнопки мне остаётся всего полторы
секунды, причём это только в том случае, если я замечу млечника
в самый момент его появления. Поэтому я не очень рассчитывал на
гильзы, надеясь только на то, что свою другую роль - провока-
ционную - они сыграют.
Вторую гильзу мы не вкапывали. Тхэн поставил её на указан-
ное мною место, и она сама легко, как раскалённый стержень в
масло, вошла в землю. Теперь понятно, почему аборигены не знают
лопат.
Когда я, стоя на коленях, подгибал усики антенн и вкручивал
в торец гильзы активатор, нас вдруг на мгновение накрыла тень.
Словно птерокар неслышно, на бреющем полёте пронёсся над нами.
Это было столь неожиданно, и столь непривычно для безоблачного
неба Пирены, что мне показалось, будто нас атакует млечник. Я
прыгнул в сторону, откатился и выхватил парализатор. И увидел,
как метрах в десяти над нами, аритмично взмахивая крыльями,
стремительно скользит парусник "скорбящая вдова". Двигался он,
как и все большие чешуекрылые, скачками, прыгая в воздухе из
стороны в сторону.
Я выстрелил в него раз, другой, но не попал, и парусник,
выйдя из зоны досягаемости, скрылся за прибрежными деревьями.
- Чёрт! - выругался я и в сердцах стукнул рукоятью парали-
затора по земле. Нужно было выставить парализатор на рас-
сеивающий луч, а не стрелять узконаправленным.
- Плохо, сахим, - мрачно изрёк Тхэн. Он стоял метрах в пяти
от меня, скрестив руки на груди. Впервые я видел его в такой по-
зе, да ещё без улыбки. - Когда вестница смерти появляется днём,
это не к добру.
Он вдруг резко повернулся ко мне спиной и застыл.
- Ну вот, - глухо сказал он. - И Колдуну что-то не нравит-
ся. Завтра днём он будет здесь.
Я встал с земли, отряхнул с одежды пыль и с сожалением пос-
мотрел вслед скрывшемуся паруснику. И только тогда до меня дош-
ло, что сказал проводник.
- Как - завтра? Ещё на солончаках ты говорил, что хакусинам
туда добираться два дня!
- Я говорил правду, сахим. И именно сейчас моё племя на со-
лончаках ловит тахтобайю.
Я совсем оторопел.
- Ну и что? Ведь отсюда до солончаков в три раза дальше,
чем от них до вашего селения!
- Это не имеет значения, - невозмутимо обронил Тхэн. - Где
мы будем ставить следующую гильзу, сахим?
Я внимательно посмотрел на своего проводника. Кажется, со-
бытия начинали развиваться в ускоренном темпе. Может, и к лучше-
му, что мне не удалось подстрелить "скорбящую вдову". Похоже,
времени на её мумификацию у меня не было бы.
- Идём, - сказал я.
Остальные три гильзы мы поставили глубоко в долине, окружив
палатку полукольцом. Когда мы вкапывали четвёртую гильзу, я
неосмотрительно выпил всю воду из фляги, и оставшийся путь изны-
вал от жажды. Не знаю, то ли сегодняшняя жара оказалась чересчур
сильной и для Тхэна, то ли его обеспокоил неожиданный дневной
разговор с Колдуном, или появление вестницы смерти выбило из ко-
леи, но он уже не пел, движения его стали вялыми, и он еле плёл-
ся за мной, спотыкаясь на каменистой почве.
Хорошо, что я утром догадался поставить чайник с кипячёной
водой в палатку. За время нашего отсутствия вода охладилась, и
я, ввалившись в палатку, жадно выхлебал ее прямо из носика. И,
как подкошенный, рухнул на спальник. Каждой клеткой обезвоженно-
го организма я чувствовал, как вода, словно в сухой песок, впи-
тывается в меня, насыщая блаженной влагой. И, когда она, нако-
нец, полностью пропитала всё тело и выступила на иссушенной
солнцем коже испариной, я испытал острый пароксизм безумного
счастья. Как от наркотика. Не нужно мне было больше ничего на
свете.
И в самый момент моего чудесного воскрешения снаружи донёс-
ся сдавленный крик, а затем глухой звук упавшего тела. Находясь
ещё в полуобморочном состоянии, я высунул голову из палатки. Так
и не сняв рюкзак, Тхэн навзничь лежал на земле, широко раскинув
руки. Глаза его были закрыты, и, похоже, он не дышал.
- Тхэн! - позвал я.
Мой проводник никак не отреагировал.
- Что с тобой, Тхэн?
Я выбрался из палатки. Никакой реакции. Чёрт, неужели пире-
нита тоже может хватить тепловой удар?
Я протянул к нему руку, но тут же отдёрнул её. Чего-чего, а
тактильного контакта с экстрасенсориком я не мог допустить даже
в такой ситуации. Дрожащими руками извлек из заднего кармана
брюк металлизированные экранирующие перчатки, надел их и только
тогда положил руку на грудь Тхэна. Сердце аборигена билось нор-
мально, лёгкие работали замедленно, но спокойно. Он будто спал.
Непослушными в перчатках пальцами я поднял Тхэну левое веко и
вздрогнул. Чёрный глаз аборигена тускло и неподвижно смотрел на
меня. У человека при обмороке или тепловом ударе глаза обычно
закатываются, но физиология пиренитов была для меня тайной за
семью печатями. Можете у них так и должно быть?
- Тхэн, ты меня слышишь?
Я осторожно потрепал его по щеке. И опять никакой реакции.
Левое веко так и осталось открытым, но, как мне показалось, глаз
смотрел на меня вполне осмысленно. Вот только его выражение...
Никогда я не видел у Тхэна такого застывшего, холодного взгляда.
Если бы он был человеком, я бы сказал, что его разбил паралич.
Не зная, что делать, я взял котелок; спустился к реке, за-
черпнул воды и, вернувшись, вылил ему на голову. Но и это не по-
могло. Словно я вылил воду на труп. Вода скопилось в глазницах,
и было жутко видеть открытый глаз, наполовину погруженный в мут-
ную лужицу. Я провёл рукой перед лицом Тхэна. Лужица в глазнице
дрогнула, и радужка последовала за рукой. Всё-таки я не ошибся в
своём предположении, и он действительно меня видит. Но что с ним
теперь делать? Перетащить куда-нибудь в тень?
Я попытался сложить его раскинувшиеся по земле руки, чтобы
удобнее было тащить тело, однако это неожиданно оказалось не та-
ким простым делом. Если бы Тхэн не дышал и не смотрел на меня, я
бы подумал, что имею дело с трупом. Впрочем, и это не совсем
верно. Руки хоть и с трудом, но всё же гнулись, застывая, как у
куклы, в любом положении. Вот это вообще было непонятно. Не
по-людски.
Кое-как, с трудом преодолевая сопротивление одеревеневшего
тела, я посадил Тхэна и уже собирался перетаскивать в тень па-
латки, как вдруг он забился в моих руках в ужасной судороге. Я
даже отпрыгнул в сторону от неожиданности. Страшно и непонятно
заиграли, забугрились с огромной скоростью все его мышцы, однако
сам он при этом был неподвижен, оставаясь в том положении, в ко-
тором я его посадил.
Судорога прекратилась так же внезапно, как и началась. И,
наконец, Тхэн медленно повернул голову и посмотрел на меня. От
его жуткой кукольной позы и пустого одноглазого взгляда по спине
у меня пробежали мурашки.
- Тхэн... - выдавил я.
Он не ответил. Левый глаз смерил меня сверху вниз, и лишь
тогда правое веко дрогнуло, и второй глаз стал медленно откры-
ваться. Также неторпливо, расслабляясь, опустились руки, чуть
согнулась спина, и тело Тхэна приняло нормальный вид сидящего
пиренита. Лишь застывшее лицо и неподвижный взгляд красноречиво
говорили, что последствия непонятного припадка полностью не ис-
чезли. И неизвестно, когда пройдут.
Около часа я пытался разговорить Тхэна, заставить его ска-
зать хоть слово. Но вcе мои ухищрения разбивались, как о глухую
стену. Он сидел, подобно изваянию, вперившись в меня тяжёлым не-
мигающим взглядом. Я чувствовал, что он меня понимает, но то ли
не может, то ли почему-то не хочет отвечать.
В конце концов я оставил его в покое и, поскольку уже начи-
нало вечереть, принялся готовить ужин. Как я понял, рассчитывать
на то, что Тхэн, как всегда, накормит меня, не приходилось.
Впервые на Пирене я сварил суп из земных концентратов. Пока
я ходил за водой, включал насос и возился у печи, Тхэн не отры-
ваясь наблюдал за мной, не по-человечески поворачивая голову
чуть ли не на сто восемьдесят градусов.
Суп я разлил в две миски. Одну поставил перед Тхэном на
землю, положил ложку; а сам сел напротив и стал есть из другой.
- Попробуй, - предложил я ему. - Конечно, сублимированный
суп уступает по вкусу натуральному, но столь же калориен.
К моему удивлению Тхэн осторожно взял миску, потом ложку
(никогда до этого он ложкой не пользовался, - обычно ел руками,
а юшку выхлёбывал через край) и стал есть. Явно копируя меня. Но
получалось у него плохо. Суп выплёскивался не только из ложки,
но и изо рта, растекаясь по рукам, бороде, груди, обливая ноги.
Когда он вычерпал весь суп, пожалуй, только спина осталась не
забрызганной.
- Пойди, искупайся, - посоветовал я ему, собирая посуду.
Тхэн и не подумал пошевелиться. Но, когда я понёс грязную
посуду к реке, он встал и, покачиваясь, неуверенно двинулся за
мной. Словно никогда до этого не ходил.
Я вымыл посуду и снова посоветовал ему искупаться. И опять
он никак не отреагировал на мои слова. Стоял и молча наблюдал за
мной. При этом я заметил, что радужки у него намертво застыли
посреди глазных яблок, и если ему нужно было куда-то посмотреть,
то он просто поворачивал голову. Как андроид с жестко установ-
ленными фотоэлементами.
