полнилась ещё одним уникальным экземпляром экстра-класса.
Но самым уникальным в моей коллекции будет млечник. Я был в
этом абсолютно уверен.
4
Два месяца пролетели, как один день. Казалось бы, каждый
день растягивался до бесконечности, минуты пиренской жары прев-
ращались в часы, когда мерцающее сознание зацикливалось на одном
желании - быстрейшем наступлении вечерней прохлады, однако от-
сутствие событий нивелировало пройденный путь, и жара сплавляла
все дни в единый ком знойного кошмара. Я чувствовал, что начинаю
тупеть. Однообразие дней, упадок моральных и физических сил,
несмотря на достаточно калорийную пищу, постепенно низводили ме-
ня до состояния болвана. Я превратился в подобие кибера с унылой
монотонной программой. Мои действия дошли до автоматизма: соб-
рать утром сачок для ночной ловли, позавтракать, навьючить дол-
гоносов; затем весь день потеть, либо сидя верхом на долгоносе,
либо вытягивая караван на крутых осыпях; а вечером снова ставить
сачок, развьючивать животных, ужинать...
Чтобы окончательно не отупеть, я стал по вечерам вести
дневник, но помогало это слабо. Измученный дневным переходом
мозг с трудом ворочался, требуя отдыха. И я, часто махнув рукой
на записи, укладывался спать.
За это время мы преодолели более трети пути, пересекли еще
одно лёссовое плато и вышли в долину среднего течения Нунхэн.
Здесь в реку впадало несколько притоков, и она, по-прежнему ос-
таваясь мелкой, раскинулась в ширину чуть ли не за горизонт,
изобилуя многочисленными островами нанесённого лёсса. Великая
Река текла по долине спокойно и неторопливо, но её вялый ход был
обманчив. Раз в пять-семь лет острова полностью перекрывали ей
путь, и тогда река меняла своё русло. Массы воды устремлялись в
долину, сметая всё на своём пути. Иногда новое русло Нунхэн ухо-
дило за сотни километров от старого, и практически вся долина на
аэровидеосъёмке напоминала собой поверхность старого мёртвого
дерева с содранной корой, под которой усердно потрудились древо-
точцы.
Острова и берега густо поросли высокой травой, кое-где даже
виднелись кусты и низкорослые деревья. Я с недоумением оглядывал
окрестности. Когда Ниобе показывал мне видеозапись места в сред-
нем течении Нунхэн, где он поймал свою "скорбящую вдову", берега
реки были абсолютно голыми.
В этот вечер мы разбили лагерь в рощице редколистных де-
ревьев, дававших какую-никакую тень. Пока я устанавливал автома-
тический сачок, Тхэн развьючил долгоносов и отпустил их пастись.
При этом он, как всегда, разговаривал с животными, предупреждая,
чтобы они далеко не отходили от лагеря, потому что неподалёку
бродит тигр. Вообще мой проводник постоянно что-то бурчал себе
поднос, обращаясь то к долгоносам, то к реке, то к траве, де-
ревьям, солнцу, пустыне... Причём разговаривал он так, будто вёл
диалог, а я просто не слышал собеседника. Вначале пути это меня
веселило и развлекало, но потом я привык и перестал обращать
внимание.
Закончив установку сачка, я достал из спальника дневник и,
насилуя себя, записал свои координаты, километраж сегодняшнего
пути, дневную температуру и атмосферное давление, хотя все эти
данные автоматически отмечались на моём запястном календаре. Но,
как ни силился, описать безликий день у меня не хватило фанта-
зии. Тем временем Тхэн поймал хрящевую черепаху, собрал каких-то
трав и кореньев и сварил суп. И я был чрезвычайно ему благода-
рен, когда он, позвав меня ужинать, прервал мои мучения.
Наученный горьким опытом, я теперь наливал суп в отдельную
миску и только тогда солил его. Тхэн на словах не возражал, хотя
каждый раз неодобрительно качал головой.
Мы уселись по разные стороны костра и стали есть. Я - лож-
кой из своей миски, а Тхэн - прихлёбывая суп через край глиняной
чаши.
- Сахим, - проговорил Тхэн, - давайте переберёмся на другой
берег. Я высмотрел здесь хороший брод. С острова на остров...
- Зачем? Там что, бабочек больше? - спросил я чисто из
чувства противоречия. Я и сам собирался где-то здесь переправ-
ляться на тот берег, потому что километрах в ста вниз по течению
на этом берегу находилось селение племени нухолосов. А встреч с
аборигенами я намеренно избегал.
- Долгоносы устали, - сокрушённо покачал головой Тхэн. -
Потёртости у них на спинах от груза. Им отдохнуть надо, раны за-
лечить...
Здесь мой проводник был прав. Местами хитиновый панцирь на
спинах долгоносов протёрся до мяса, и хотя с помощью Тхэна жи-
вотные успевали за ночь нарастить новый, был он тонким, некреп-
ким и за день перехода вновь протирался насквозь.
- А почему для этого надо переходить на другой берег?
- На том берегу в двух дневных переходах есть селение.
Я поперхнулся и закашлялся. Как - на том берегу? Неужели я
до такой степени вымотался, что стал путаться в карте? Ни слова
не говоря, я достал карту и развернул её. Нет, всё правильно.
Селение нухолосов находится на нашем берегу. Не верить карте я
не мог, но, зная Тхэна, ему тоже.
- Здесь что, два селения? - спросил я.
- Почему - два? - теперь уже удивился Тхэн. - Селение в
этой долине одно. И живут в нём нухолосы.
- А откуда ты взял, что оно на том берегу? На моей карте
селение на нашей стороне реки.
- Было здесь, сахим, - согласился Тхэн. - Ещё двадцать дней
назад было. Теперь селение за рекой.
Я недоуменно поднял брови.
- Почему?
- Скоро Нунхэн будет искать себе новый путь. И потечёт там,
где раньше жили нухолосы.
"Понятно... - подумал я. - Теперь многое понятно. В том
числе, и почему на аэровидеосьёмке консула берега реки голые и
пустынные. Видно поймал своего парусника консул как раз в тот
момент, когда Нунхэн изменила русло Так сказать, на новых бере-
гах..."
- Это тебе Колдун сказал?
- Да, сахим. Он разговаривал с Колдуном нухолосов.
- И как скоро река изменит свой путь?
- Скоро, сахим. На третью ночь.
Я прикинул в уме. Хороша ситуация, нечего сказать! Продол-
жая идти вдоль берега, мы как раз попадём под наводнение на мес-
те бывшей деревни. Если мы уже не в его зоне.
- Спроси у Колдуна, вот здесь, где мы сейчас находимся, во-
да нас не накроет?
Тхэн рассмеялся.
- Зачем тревожить Колдуна по пустякам? Я и сам знаю, сахим.
Река начнёт поворачивать вон там. - Он махнул рукой вниз по те-
чению. - Видите большой остров с деревьями?
- Значит, нам здесь ничего не грозит?
- Ничего, сахим.
Я задумался. Идти сейчас вперёд не имело смысла, а переп-
равляться на другой берег - нельзя. Оставалось одно: переждать
наводнение здесь. Я вновь развернул карту и, сверив на запястном
календаре хронометраж пройденного пути с его разбивкой по карте,
убедился, что опережаю график, составленный ещё на Земле, на
трое суток. Маловато. Сидеть здесь придется минимум неделю, пока
новое русло Нунхэн более-менее установится и уровень воды норма-
лизуется. Значит потом нужно будет увеличивать либо скорость ка-
равана, либо время дневных переходов, чтобы войти в график. Пря-
мо сказать, перспектива невесёлая...
Я вспомнил, с каким напряжением мы штурмовали второе лёссо-
вое плато, и понял, что такого темпа могу не выдержать. А если в
этот момент меня атакует млечник? И тут до меня, наконец, дошло.
Идиот! Нет, кажется я действительно отупел до маразма. Изматывая
себя непосильными нагрузками, лишь бы только не выбиться из гра-
фика, я тем самым облегчаю млечнику его задачу. Ведь он только и
ждет, когда я вымотаюсь до изнеможения, чтобы взять меня без
всякого сопротивления! Конечно, соблюдение графика играет не
последнюю роль в моём предприятии, но не ценой же собственной
жизни навёрстывать просроченное время. Так легко из охотника
превратиться в дичь.
- Решено, - сказал я Тхэну. - Завтра ставим здесь палатку и
отдыхаем. Шесть дней.
- Может всё-таки пойдем в селение, сахим? - несмело предло-
жил Тхэн.
- Нет. Бабочки не любят жить рядом с населёнными пунктами,
- на ходу выдумал я причину.
Тхэн рассмеялся.
- Это, наверное, у вас, людей, - сказал он. - Мы живём со
всем живым в дружбе.
- Знаю, - кивнул я. - Но бабочка, на которую я охочусь,
обитает не на Пирене. А я говорю о ней.
Тхэн пожал плечами, загасил костёр и, взяв с земли мою пус-
тую миску, пошёл её мыть. Я не стал ждать, когда он вернётся и
усядется у погасшего костра с лицом истукана, чтобы вести пере-
говоры с Колдуном, забрался в спальник, принял таблетку тониспа-
да и закрыл глаза.
Этой ночью у меня страшно разболелась голова. Меня бросало
то в жар, то в холод, я метался во сне, как в бреду. Экрани-
рующая сетка, как мне казалось, раскалилась добела, сжигая на
голове кожу и волосы, а электроды вольтовыми дугами испепеляли
мозг. Руки сами собой тянулись к голове, чтобы сорвать сетку, и,
если бы не действие тониспада, четко разграничивавшего в созна-
нии реальность происходящего и фантасмагорию сна, возможно, в
припадке боли я бы неосознанно и сорвал с себя сетку. Но стоило
только рукам прикоснуться к голове, как я просыпался.
Тхэн, почувствовав, что со мной творится неладное, почти не
спал. Пару раз он подходил ко мне, шептал успокаивающие слова,
но прикоснуться ко мне не осмелился. В конце концов он сел рядом
со мной на землю и просидел весь остаток ночи не смыкая глаз.
Наутро я проснулся с тяжёлой, как с похмелья, головой.
Умылся, выпил кофе и поставил палатку. Отдыхать, так отдыхать.
Похоже, переутомление, накапливавшееся во мне, выплеснулось про-
шедшей ночью. Как на финише у стайера, отдавшего все силы дис-
танции. Но до моего финиша было ещё далеко... Если только голов-
ная боль не имела другой причины.
Я попросил Тхэна, чтобы он оградил палатку от нашествия на-
секомых, установил в ней кондиционер и выставил температуру на
двадцать градусов. И, право слово, чуть не замёрз - настолько
привык к одуряющей пиренской жаре.
Закуклившись в спальник я всё утро пролежал в прохладе па-
латки, пытаясь дрёмой компенсировать кошмарную ночь, но уснуть
так и не смог. Кофе меня взбудоражил, нормальная температура
вернула ясность мысли, и я понял, что пора. Пора готовиться к
встрече с млечником.
Ближе к полудню я выбрался из палатки и увидел, что Тхэн
спокойно спит прямо на земле на самом солнцепёке. Чуткости его
сна можно было позавидовать. Куда там мне с патентованым тонис-
падом! Стоило только посмотреть на Тхэна, как он тут же открыл
глаза и поднял голову.
- Сахим чего-то хочет? - спросил он.
- Да. Начнём расставлять силки для млечника.
Брови Тхэна удивлённо взлетели.
- Сейчас?
- Сейчас.
- Но, сахим, жара началась. Все бабочки спят.
- Млечник не спит, - сказал я. - Да и ваши бабочки не все
впадают в дневную диапаузу. Ты помнишь, когда я поймал парусника
на солончаках? В полдень.
Возразить Тхэну было нечего. Он встал.
- Вьючить долгоносов? - спросил он.
- Не надо, - отмахнулся я и впервые за время экспедиции
стал развязывать красный тюк. Достав из тюка рюкзак, я загрузил
в него пять гильз локальной пространственной свёртки и взял ло-
пату. - Бери рюкзак и пошли.
Тхэн поднял рюкзак, попытался нести его за лямки и так и
эдак, но по-всякому было неудобно, и тогда он, не мудрствуя,
взгромоздил рюкзак на голову. Я рассмеялся и помог ему надеть
рюкзак на плечи. Такой способ переноски, как и всё необычное,
вызвал у Тхэна бурный восторг, и он долго по-детски счастливо
похохатывал, идя за мной вдоль реки. А потом замурлыкал нехитрую
песенку о том, как мы идём, как солнце светит, как река течёт,
как трава растет...
Эта песня в разных вариациях, в зависимости от того, что
