Нунхэн, а толпа всё не отставала, я понял, что "провожание" мо-
жет затянуться до самого устья реки. Причём на полном серьёзе -
из справочника мне был хорошо известен благожелательный нрав
аборигенов и их готовность оказывать помощь вплоть до самопо-
жертвования. Тогда я поблагодарил всех и объяснил, что такое ко-
личество сопровождающих будет мешать мне охотиться на бабочек.
Слово "мешать" для пиренитов, как табу. С многочисленными изви-
нениями они, наконец, отстали.
И моя экспедиция началась. Правда, через полчаса нашего
продвижения вдоль узенькой здесь, как ручей, Нунхэн, нас догнал
птерокар, медленно плывший на небольшой высоте. Консул высунулся
из фонаря и помахал мне рукой. Но я состроил зверское лицо и
погрозил ему кулаком. Птерокар поспешно затрепыхал крыльями,
набрал высоту и ушёл за горизонт. Оставалось только надеяться,
что этот идиот, страстно жаждущий общения со мной, не испортит
мне охоту.
Наш путь вдоль реки был не из лучших. Предгорье есть пред-
горье. Крупный щебень, валуны, а чуть дальше от берега - глыбы
потрескавшихся скал и крутые осыпи. Местами они подступали к са-
мой реке, и тогда приходилось брести по колено в холодной воде.
К счастью, Нунхэн - река не быстрая и не сбивала с ног, хотя я
пару раз искупался с головой, поскользнувшись на невидимых в
мутной воде валунах.
Тхэн дикой козой скакал по камням, радуясь, как мальчишка,
для которого подобный способ передвижения был самым лучшим
развлечением. Долгоносы шли подобно танкам на суставном ходу в
маршброске по пересечённой местности - уверенно, монотонно, на
одной скорости. Будь у меня восемь ног и такая же ориентация в
пространстве, и я бы не спотыкался на каждом шагу, всмятку раз-
бивая самовосстанавливающиеся бригомейские кроссовки. Пожалуй,
при такой ходьбе кроссовкам не хватит ночи, чтобы полностью ре-
генерироваться. Хорошо, что я не поскупился и заказал их две па-
ры. За обувь, выращенную на Бригомее по спецзаказу, мне пришлось
выложить баснословную сумму, но, право слово, кроссовки того
стоили. Мало того, что они самовосстанавливались, они ещё и мас-
сировали ступни, снимали усталость и перерабатывали кожные выде-
ления.
Но больше всего досаждала жара. Сухая, безветренная, от ко-
торой не помогало даже невольное купание. Добровольно же оку-
наться в холодную, но ужасно мутную, как грязевой поток, воду не
хотелось. Пот лил с меня ручьями. Единственным утешением было
то, что впадавшие днём в диапаузу местные насекомые не кружили
назойливо надо мной. Сил отмахиваться от них просто не было.
Когда я вконец выбился из сил и стал отставать, то крикнул
ушедшему вперед Тхэну, чтобы он остановил долгоносов, и тут же в
изнеможении рухнул ничком на осыпь. Тхэн подскочил ко мне, схва-
тил за руки, пытаясь войти в контакт с моей нервной системой,
чтобы помочь мне прийти в себя и снять усталость. Но пуще жары я
боялся именно этого. Рыкнув на Тхэна диким зверем, я ногой
отшвырнул его, как котёнка. Не хватало только, чтобы он таким
образом проник в моё сознание.
- Запомни... - прохрипел я пересохшим горлом. - Прикоснове-
ние ко мне - для тебя табу!
Тхэн сидел на корточках и испуганно смотрел на меня во все
глаза.
- Сахим, - пролепетал он, - я только хотел...
- Даже если буду умирать, - отрезал я, - не смей прика-
саться ко мне!
Отдышавшись, я хлебнул из термоса тонизирующего напитка и
поднялся.
- Помоги мне, - примирительно буркнул я Тхэну, и его лицо
вновь озарилось улыбкой. Бог мой, какие великолепные слуги полу-
чились бы из пиренитов, если бы не их экстрасенсорика!
Мы сняли часть груза с ведущего долгоноса и распределили
его на двух других. Затем я достал спальник, сложил его вчетверо
и затолкал в ложбину между средне- и заднегрудью первого долго-
носа. Седло с виду получилось неплохим - даже со спинкой, роль
которой выполняли атрофированные сочления подрезанных крыльев.
Когда я взобрался на долгоноса и уселся в импровизированное
седло, челюсть у Тхэна отпала. Никогда пирениты не использовали
долгоносов, как верховых животных. Я поёрзал на спальнике, про-
веряя устойчивость. Вроде бы ничего, только рукам ухватиться не
за что. Тогда я отстегнул от тюка пару крепёжных полос и прито-
рочил их к атрофировавшимся сочлениям крыльев наподобие ремней
безопасности.
- Трогай, - сказал я Тхэну.
И наш маленький караван пошёл. Вид едущего верхом на долго-
носе человека привёл Тхэна в неописуемый восторг. Он заливисто
смеялся, забегал то с одной стороны долгоноса, то с другой, что-
бы поглазеть на меня с разных точек, восторженно хлопал себя по
бедрам, приседал... Но я мог дать голову на отсечение, что сам
он никогда не усядется на моё место. Вещи и действия, выходящие
за рамки обыденной повседневной жизни пиренитов, были для него
табу.
Мне приходилось ездить на лошадях и слонах на Земле, на
длинноногах на Миснере, на бородавчатах на Истре, но всё это не
шло ни в какое сравнение с ездой на долгоносах. Они были рождены
для верховой езды. Плавный, постоянный ход, с небольшим покачи-
ванием, когда местность становилась особенно неровной. Просто
чудо, а не животные!
Наконец я смог посмотреть по сторонам. Растительность в
верховьях Нунхэн практически отсутствовала. Лишь изредка на ска-
лах встречались чахлые, почти безлистые кустики, да на пологих
берегах у воды некоторые валуны кое-где подёрнула тонкая жёлтая
корка плесени. Зато рыбы в реке было много. В редких заводях на
мелководье вода то и дело всплёскивалась, и по её поверхности
расходились концентрические круги.
Некоторое время я рассматривал в бинокуляры окружающие ска-
лы, но ничего интересного не обнаружил. Потрескавшиеся граниты,
базальты, слоёные пироги карбонатных отложений. Голые, выгорев-
шие на солнце, разрушенные эрозией. Пирена была на миллиард лет
младше Земли, но отсутствие океанов, насыщавших атмосферу вла-
гой, не позволяло Пирене наложить макияж из почвы и расти-
тельности на свои морщины, и она быстро состарилась.
Тхэн наконец оставил меня в покое и теперь бежал впереди
каравана, неутомимо прыгая с камня на камень. Его босые ноги так
и мелькали, с одинаковым усилием отталкиваясь как от гладких ва-
лунов, так и от остроугольных камней свежих осыпей. В одном мес-
те он прыгнул на столь острый скол кварца, что, как мне показа-
лось, край камня по щиколотку пропорол его ногу. Но Тхэн словно
не заметил этого, продолжая прыгать с той же сноровкой. Я вновь
надел на глаза бинокуляры, но даже при сильном увеличении следов
крови на камнях не обнаружил. Рассмотреть же в мельтешении ног,
каким образом Тхэну удаётся не пораниться на острых камнях, мне
не удавалось. Тогда я включил на бинокулярах запись изображения,
заснял бег Тхэна, а затем прокрутил его с замедленной скоростью.
Меня покоробило, когда я увидел, как острые грани камней вон-
заются в ступни Тхэна, причём пару раз проткнув их насквозь. Но,
всмотревшись в его прыжки и даже застопорив кадр, на котором бы-
ла хорошо видна поверхность ступни, как раз после её очередного
прокола насквозь, я ничего на ней не обнаружил! Да, пожалуй, его
ноги могли дать сто очков вперёд бригомейским кроссовкам...
К полудню жара меня доконала. Не помогал и тонизирующий на-
питок, который я поглощал с методичностью Ниобе, хлеставшего
вчера водку. Я впал в сумеречный транс безразличия и апатии.
Окружающий монотонный пейзаж слился в глазах в однообразное се-
рое марево, пышущее жарой, а русло реки превратилось в жерло
туннельной печи, по которому медленно сползал наш караван. Мысли
спеклись в единый ком бесконечного ожидания прохлады. Наверное,
нечто подобное испытывают бедуины, пересекая пустыню на своих
дромадерах.
Вышел я из этого транса только под вечер, когда мы наконец
покинули предгорье и выбрались на равнину. Появившийся горячий
ветерок мгновенно высушил пропитавшуюся потом одежду, и те се-
кунды прохлады, которые я испытал при испарении с рубашки пота,
привели меня в чувство.
Перед нами расстилалась бескрайняя глинистая равнина, по-
росшая пучками редкой остролистой травы. Река, подпитавшись в
предгорье ручьями, стала шире, но, выйдя на простор, успо-
коилась. Но по-прежнему воды её были мутны, и потому изви-
вающееся по равнине русло больше походило на гладкую искусствен-
ную дорогу, чем на реку.
- Стоп! - приказал я Тхэну. - Здесь мы устроимся на ночлег.
Поскольку днём пиренские насекомые впадали в спячку, я со-
бирался ловить их по утрам и вечерам, а днём идти вдоль русла
Нунхэн.
Чувствовал я себя окончательно разбитым. Но всё же нашёл
силы, пока Тхэн развьючивал долгоносов, собрать фильтрующий на-
сос и искупаться под его струей прямо в одежде. Душ из чистой
тёплой воды освежил меня, и я ощутил себя почти человеком.
Естественно, пока я купался, Тхэн прыгал вокруг меня и хохотал,
будто присутствовал на цирковом представлении. Я окатил его во-
дой из шланга, что вызвало у Тхэна бурю неуёмного восторга. Но
когда я предложил ему искупаться, он категорически отказался.
Чёрт поймёт их психологию!
- Сахим кушать хочет? - спросил Тхэн меня, когда я выключил
насос.
- Да, приготовь чего-нибудь, - кивнул я.
Тхэн обрадовался, будто я щедро одарил его. Он залез по ко-
лено в реку, нагнулся и стал легонько похлопывать по воде ладо-
нями. Я с интересом принялся наблюдать. Через минуту Тхэн прек-
ратил шлёпать и тихо-тихо на одной унылой, свербящей в ушах ноте
засвистел. А затем вдруг резко опустил руки в воду и одну за
другой выбросил на берег пять крупных, как башмаки, панцирных
многоножек, похожих на раков, только без клешней.
- Кушайте, сахим, - предложил Тхэн, выбираясь из воды.
Я посмотрел на копошащихся в траве многоножек, и меня не-
вольно передёрнуло.
- Что, прямо живыми? - недоверчиво спросил я.
- Они так самые вкусные! - заверил меня Тхэн.
- Гм... А сварить их можно?
- Можно, - кивнул Тхэн, но лицо его при этом выразило
неодобрение. - Но сырыми они вкуснее...
- Тогда вари, - не согласился я. - В рыжем тюке найдёшь ко-
телок и печь. Печь - это такой белый металлический ящик с проз-
рачной крышкой. Как ею пользоваться потом покажу.
Тхэн собрал многоножек в охапку и, расстроенно качая голо-
вой, пошёл к тюкам. Не нравилось ему моё решение.
Я распаковал синий тюк и стал собирать автоматический сачок
для ночной ловли крылатых насекомых. Установил на треноге пяти-
метровый шест со светильником, а затем долго настраивал гравита-
ционную ловушку на классическую форму крыльев парусников. Как я
уже говорил, остальные насекомые меня не интересовали. Пока я
возился с настройкой ловушки, солнце скатилось к горизонту, воз-
дух посвежел, и на свет божий из своих дневных убежищ начали вы-
ползать насекомые. Откуда-то потянуло дымком, и я оглянулся.
Тхэн давно распаковал тюк, достал из него печь и котелок, но
воспользоваться ими и не подумал. Развёл костёр и варил многоно-
жек в глиняной плоской посудине. И откуда он её взял - ведь шёл
налегке?
Я подошёл поближе. Четыре тоненьких прутика каким-то чудом
поддерживали над костром глиняную чашу. Костёр жадно лизал пру-
тики, но они стойко противостояли ему, словно были сделаны из
металла. Я заглянул в чашу. Чистая прозрачная вода кипела клю-
чом. А её откуда взял Тхэн? Если бы он включал фильтрующий на-
сос, я бы слышал. Да и никогда он сам насосом пользоваться не
станет...
- Сейчас будет готово, сахим, - улыбнулся Тхэн и стал бро-
сать в кипяток многоножек. Они тут же покраснели, что раки. Нет,
всё-таки много схожего у Пирены с Землёй.
Я сел на землю и тут почувствовал, насколько устал. Гудели
ноги, болели все мышцы, отвыкшие от физических нагрузок. И сад-
