Однако нет худа без добра. Саша Рыбаков порекомендовал мне следующего
Прометея. К тому времени у меня был готов математический сценарий. Лейб-
ниц, Галуа, Лобачевский... Не хватало нынешнего Прометея. Им оказался
муж двоюродной сестры Рыбакова. Его звали Игорь Петрович. Ему было трид-
цать два года, почти как мне. Бывший вундеркинд, а ныне доктор наук. По
словам Рыбакова, он имел шансы стать академиком, когда чуть-чуть повз-
рослеет.
Вообще, столкновение с ровесником, добившимся существенно иных ре-
зультатов в жизни, действует отрезвляюще. Начинаешь анализировать. Ему
тридцать два и тебе тридцать. У него жена и ребенок и у тебя жена и двое
детей. Пока все примерно одинаково. Но дальше начинаются расхождения. Он
доктор наук, а ты не доктор. Он ездит в Париж читать лекции в Сорбонне,
а ты нет. Он получает не знаю сколько, а ты в четыре раза меньше. Это
наводит на размышления.
- И слава Богу, что ты не вундеркинд, - сказала жена. - Я бы за вун-
деркинда не пошла.
Я позвонил вундеркинду, и мы договорились о встрече у него дома.
Игорь Петрович оказался молодым человеком спортивного вида. Он встретил
меня в засаленных джинсах и с бутербродом в руках. Его можно было при-
нять за кого угодно: за хоккеиста, скалолаза, врача "Скорой помощи", ху-
дожника, но только не за доктора наук. Не успел я войти, как из ванной
комнаты выскочила его жена с ребенком под мышкой. Ее волосы были накру-
чены на бумажки, исписанные формулами. Она сунула ребенка вундеркинду и
с криком "Опять ванную затопило!" бросилась обратно. Вундеркинд мигом
проглотил бутерброд, сунул ребенка мне и кинулся за нею. Я перевернул
ребенка правильной стороной и пошел следом. Ребенку было месяца три. Он
смотрел мне прямо в глаза и иронически улыбался.
Мы с ребенком пошли в ванную комнату. Там воевали с водой будущий
академик с супругой. В ванне помещался новенький мотоцикл "Ява", блестя-
щий, как купающийся носорог. Супруги справились с водой, после чего жена
вундеркинда отобрала у меня ребенка. Тот вздохнул и воздел глаза к по-
толку.
- Ни фига не понимаю в этой технике! - пожаловался Игорь Петрович,
указывая на колено водосточной трубы.
Мы пришли в кухню, где мой Прометей приготовил два бутерброда с ва-
реньем. Один он протянул мне.
- Так чего нужно? - спросил он. - Ты извини, что такая обстановка.
Обстановка, действительно, оставляла желать лучшего. Кругом были кри-
чащие диссонансы. На столе лежали два тома Бурбаки, на которых стояла
сковородка с присохшими к ней остатками вермишели. Вермишель была корич-
невой, как ржавая проволока. Под столом находилась туристическая брезен-
товая байдарка. Все выступающие части интерьера были густо увешаны пе-
ленками. Это мне живо напомнило обстановку моей квартиры. На холодильни-
ке плотной стопкой лежала исписанная формулами бумага. Та самая, из ко-
торой супруга вундеркинда изготовляла папильотки.
- Бардак, - со вздохом прокомментировал Прометей.
- Бардак, - согласился я.
Мы еще немного посетовали на трудности жизни, а потом перешли к делу.
Как только Игорь Петрович услышал о телевидении, тон разговора переме-
нился.
- Вам не надоело меня теребить? - спросил он почти с ненавистью. -
Ведь есть же другие! Да я вам покажу, где их взять... Вот Витька Попов у
меня в отделе. У него такие идеи, что мне не снились.
- Он доктор? - спросил я.
- Никакой не доктор! Башка светлая, вот и все, кандидатскую заканчи-
вает.
- Нужен доктор, - непреклонно сказал я. - Наш Прометей да еще со
светлой башкой не может заканчивать какую-то там кандидатскую.
- Ах, Прометей! - закричал вундеркинд. - Колоссально! Только Промете-
ем я еще не был. Так вот куда вы меня хотите определить!
Он вскочил с табуретки и от полноты чувств наподдал ногой какой-то
подвернувшийся предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался
детским полиэтиленовым горшком. Слава Богу, без содержимого. Горшок из-
дал глухой звук и улетел в прихожую.
- Я вам не позволю делать из меня плакат, - выговорил доктор.
- Какой плакат? - удивился я.
- Да все равно какой. Защищайте докторские диссертации! Храните зна-
ния в голове! Надежно, выгодно, удобно! Будьте Прометеями! Что там еще?
- Отдавайте себя людям, - подсказал я.
- Вот-вот! Сгорайте на работе!.. Не могу я. Надоело.
Я кое-как успокоил доктора. Хорошо, что он сразу меня не выгнал.
Игорь Петрович вздохнул и вынул из холодильника начатую бутылку коньяка.
Мы выпили, после чего доктор начал мне жаловаться на свою тяжелую жизнь.
Вкратце его жалобы сводились к следующему.
Игорь Петрович был из ученых, попавших, как говорится, в струю. Он
попал в струю еще на первом курсе университета, и сначала это ему нрави-
лось. Он написал какую-то работу, доложил ее в студенческом научном об-
ществе, и работу опубликовали. Через несколько месяцев зарубежные колле-
ги перевели эту работу и подняли вокруг нее шум. Оказывается, идею Игоря
Петровича можно было применить при расчете каких-то там турбинных лопа-
ток. Пришлось подхватить этот шум и создать еще больший.
О нем написали в газете. Дали какую-то премию. Показали по телевиде-
нию. Его принял академик и имел с ним получасовую беседу. Академик умер
через месяц, и само собой получилось, что Игорь Петрович как бы принял
эстафету. Во всяком случае, так написали мои братья-журналисты.
С тех пор каждый его шаг сопровождался успехом. Игорь Петрович иногда
умышленно делал шаг в сторону, топтался на месте или отступал назад. Ре-
зультат был один
- его хвалили, о нем писали, его посылали за границу.
Вскоре он понял, что просто попал в центр струи, где наиболее сильное
течение. Это течение без всяких помех приволокло его к докторской дис-
сертации и продолжало нести прямо в академики. По пути Игорь Петрович
стал олицетворением. Он олицетворял собой передовой отряд молодой науки.
Сейчас, по его словам, он прикладывал прямо-таки невероятные усилия,
чтобы выбиться из струи. Примерно такие же усилия прикладывают другие,
чтобы в нее попасть. Он охотно бы с кем-нибудь поменялся, если бы от не-
го это зависело.
- А вы пробовали на все плюнуть и заняться чем-то другим? - спросил
я.
- Пробовал, - сказал вундеркинд, махнувши рукой. - Я ушел из институ-
та три года назад и несколько месяцев занимался орнитологий.
- А что это такое?
- Наука о птицах, - сказал Игорь Петрович. - Но ваши коллеги тут же
написали, что у меня многогранный талант. Когда я почувствовал, что
вот-вот защищу по птицам диссертацию, я вернулся обратно. Орнитологи ры-
дали.
- Может быть, вы и вправду очень талантливы? - спросил я.
Игорь Петрович совсем загрустил.
- Нет... нет, - покачал он головой. - В том-то и дело, что я зауря-
ден. Способности у меня есть, я не скрою. Но талант?.. С талантом они бы
измучились. Талант неуправляем.
- Кто они?
- Ну, вы, например, журналисты. Или дирекция нашего института. Вам
ведь нужен правильный человек, идущий по кратчайшему расстоянию между
точками. Без страха и сомнений, так сказать.
- Но ведь у вас есть сомнения! - воскликнул я. - Вы мне уже высказали
целую кучу сомнений!
- Сомнения относительно того, что нет сомнений? - снова покачал голо-
вой Прометей. Конфликт от недостатка конфликта?
- Знаете что? - сказал я. - Расскажите об этом в передаче. Будет ин-
тересно. И необычно. В конце концов, идеи рождаются из сомнений. Неваж-
но, из каких.
Игоря Петровича эта мысль заинтересовала. Мы оба были еще слишком мо-
лоды, чтобы оценить всю ее абсурдность. Мой вундеркинд загорелся. Он
смел со стола сковородку с книгами Бурбаки, немытые чашки и тарелки, и
мы расположились с листом бумаги составлять план выступления.
- Маша! - в восторге закричал Прометей жене. - Я с этим разом покон-
чу! Я себя выведу на чистую воду! Ей-Богу. Неудобно уже людям в глаза
смотреть.
Маша пришла с неизменным ребенком, и они оба посмотрели на вундеркин-
да с тревогой. Я почувствовал, что могу поставить под угрозу благополу-
чие этой семьи. Хотя, с другой стороны, ученые звания обратно не отбира-
ют. Ну, не станет Игорь Петрович академиком. Мало ли кто не станет ака-
демиком! Я, например, тоже не стану. Однако не очень расстраиваюсь по
этому поводу.
У нас получился интересный план выступления. Никогда еще, по-моему,
математик так общедоступно не выражался. Никаких тангенсов и котанген-
сов. Пожелание руководства было выполнено с превышением. Разговор шел
без дураков о пути в науку. Каким он должен быть и каким может полу-
читься на примере Игоря Петровича.
Пока я искал и обрабатывал Прометея, Даров не терял времени даром.
Поскольку математика - наука абстрактная и показать ничего двигающегося
и мелькающего не представлялось возможным, Даров решил сделать передачу
игровой. То есть заполнить экран играющими актерами. Проще говоря, от
меня потребовали уже не сценарий, а пьесу.
Действующие лица были такие: Лейбниц, Эйлер, Галуа, Лобачевский, Ри-
ман и Колмогоров. Колмогорова снял главный редактор. Он сказал, что Кол-
могоров живет и здравствует, в отличие от других привлекаемых Прометеев,
и может обидеться, если узнает.
Для разбега я прочитал пьесу Дюрренматта "Физики". Это мне порекомен-
довала сделать Морошкина. Там действие происходит в сумасшедшем доме, то
есть в обстановке, приближенной к студии. И тоже действуют три физика из
разных эпох. Или они притворяются физиками, я не понял. В общем, если
хотите, почитайте сами, а то я запутаюсь, пока перескажу.
Я взял за основу уже готовый сценарий плюс учебник высшей математики
и переписал их в виде диалогов и сцен. Например, так:
"Л е й б н и ц (входит). Мысль о дифференциальном исчислении не дает
мне покоя! Бесконечно малые величины, представьте, Галуа! Ведь до них
еще никто не додумался!
Г а л у а (почтительно). Мэтр, они навсегда останутся связанными с
вашим именем..."
И так далее, и тому подобное.
Даров хохотал над моей пьесой, как над фильмом Чаплина. А Морошкина с
возмущением на него смотрела. Даров прочитал, вздохнул, сожалея, что ки-
но кончилось, и сказал:
- Юноша, вы будете драматургом! Я из этого сделаю конфетку.
И он стал делать из этого конфетку. На роль Лейбница он пригласил на-
родного артиста, а на роли остальных Прометеев - заслуженных. В пьесе
срочно понадобилась женщина. Для оживляжа. Тогда я ввел туда Софью Кова-
левскую. Интерьер студии Даров оформил в виде больших черных знаков ин-
теграла, сделанных из картона, которые свисали с потолка, как змеи.
У меня появилась железная уверенность, что после этой пьесы меня уж
точно выгонят.
Передачу я смотрел дома. На этот раз не нужно было зажигать дугу,
вундеркинда Игоря Петровича я передал Морошкиной, чтобы она с ним вози-
лась, а ко мне домой пришли друзья, чтобы вместе посмотреть мой шедевр.
Пока на экране мелькали титры и пылал огонь, мы пили чай. Потом в
кадре появилась голова Лейбница в парике, похожая на сбитые сливки с мо-
роженым, и народный артист заговорил мой текст.
Я еще раз убедился, насколько велика сила искусства. Ей Богу, даже
если бы Даров ставил таким составом меню нашей столовой или инструкцию
по технике безопасности, успех был бы обеспечен. Друзья, конечно, сразу
узнали народного артиста, замаскированного под Лейбница. Мой текст они
пропускали мимо ушей, а улавливали лишь волшебные модуляции голоса акте-
ра. Попутно они вспоминали, где он еще играл, сколько ему лет, какие у
него премии и все остальное.
Софью Ковалевскую тоже играла известная актриса. Только что перед
этим она была белогвардейской шпионкой в многосерийном фильме по другой
программе. А теперь бодро произносила монологи из теории чисел.
Пьеса благополучно докатилась до конца, никто не сбился, а Галуа даже
правильно поставил ударение в слове "конгруэнтно". Потом на экране поя-
