того, надо дать теоретическое обоснование.
- Его уже дал Брумм, - сказал я. - Все дело в черте. Или в дьяволе.
Тут Лисоцкий увел Фомича. Тот успел кинуть на меня взгляд, молящий о
помощи, но бесполезно. Мне нужно было писать отчет о командировке. Весь
народ из лаборатории рассосался. Лампочка продолжала гореть.
- Петя, уберите этот иллюзион, - сказал шеф устало.
- Ничего не поделаешь, работает, - развел я руками.
- Ха! - крикнул из своего угла Рыбаков.
Шеф вскочил и зашвырнул лампочку в железный ящик. Там она благополуч-
но взорвалась. Причем шефа стукнуло током от подковы. Это был неплохой
аргумент. Но шеф ему не внял. Как говорят, он закусил удила.
- Петя, - угрожающе начал шеф. - Чтобы этого Фомича я больше не ви-
дел. И подков тоже. Сделайте для меня такое одолжение. Я вас освобождаю
от работы на неделю. Поведите его в Эрмитаж, покажите кулибинское яйцо.
В цирк, на карусели, в бассейн. Куда угодно!
- А эффект Брумма? - спросил я.
- Забудьте это слово! - закричал шеф. Взгляд его упал на подкову, он
зарычал и бросился на нее. Никогда не думал, что шеф такой богатырь. Он
моментально разогнул подкову и зашвырнул ее в тот же ящик. Следом поле-
тела свеча. Шеф достал таблетку и засунул ее под язык. Я подумал, что
если он сейчас умрет, виноват буду я, а не Брумм. Поэтому я, пятясь, вы-
шел из лаборатории.
Носимся с Фомичом (2)
На следующий день был бенефис Фомича в лаборатории Лисоцкого. Лисоц-
кий прибежал на кафедру с самого утра, чего давно уже не бывало. В руках
у него болтался мешочек с подковами. Видно, выпросил все-таки. Снова на
счастье. Судя по всему, счастья Лисоцкому должно было теперь хватить до
двухтысячного года.
- Петр Николаевич, - обратился ко мне Лисоцкий. - Я устроил Смирного
в гостиницу "Ленинград". Поезжайте за ним, скоро прибудет корреспондент.
- Какой корреспондент? - спросил я.
- Из газеты, - сказал Лисоцкий.
Я пожал плечами, но поехал за Фомичом. Фомич по мне соскучился. Он
чуть меня не расцеловал. В отдельном номере гостиницы с полированной
финской мебелью он выглядел, как леший в целлофане. Он сидел перед зер-
калом во всю стену и приглаживал брови. Но безуспешно. При этом разгова-
ривал со своим изображением.
- Что, Васька, генералом стал? - говорил Фомич. - И чего тебя, дура-
ка, в город понесло? На кой шиш тебе эти исследования? Ага, молчишь!
Фомич сделал паузу, чтобы изображение и вправду немного помолчало.
Потом он поднял сапог, стоящий под мягким креслом, и потряс им в возду-
хе:
- Лапоть ты, Васька! Сапог!
- Не расстраивайтесь, Василий Фомич, - сказал я.
- А я и не расстраиваюсь. С чего ты взял? - сказал Фомич.
Как мне показалось, Фомич так и не решился ночевать на кровати, а
спал в кресле. Постель была нетронута. Мы спустились по коврам вниз,
причем дежурная по этажу посмотрела на Фомича с изумлением. Наверно, она
давно не видела обыкновенных людей.
Мы приехали на кафедру, где уже томился корреспондент. Удивительно
ученый человек. Он так и сыпал научными терминами. Лисоцкий ходил с ним
по коридору и чего-то пел ему про подковы.
- А вот и наш самородок! - сказал Лосицкий.
Корреспондент достал блокнот и посмотрел Фомичу в зубы. Фомич смор-
щился, будто съел килограмм клюквы.
- Мы начнем интригующе, - сказал корреспондент и рассмеялся от
счастья. Он был счастлив находкой. - Сначала история подковы. От еги-
петских фараонов через крестовые походы до наших дней. Подкова уже отжи-
вает свой век. Она, можно сказать, при последнем издыхании. И вот
тут-то... Второе рождение! Да, именно так это будет называться.
Корреспондента срочно нужно было остановить, потому что Фомич весь
побелел. Наверное, его хватил приступ ностальгии. Я побежал к себе, а
оттуда позвонил в лабораторию Лисоцкого. Вызвал корреспондента.
- Слушаю, - сказал корреспондент в трубку.
- Говорят из радио, - сказал я. - Нам срочно нужен материал в выпуск.
Вести из лабораторий ученых. Две страницы на машинке. Подчеркните народ-
нохозяйственное значение открытия товарища Смирного.
- Когда? - спросил корреспондент.
- Через час.
- Схвачено! - сказал корреспондент. - Продиктую по телефону. Ваш но-
мер?
Я назвал ему номер моей тети. Она у меня одинокая пенсионерка. Ей ин-
тересно будет послушать. Потом я позвонил тете и попросил принять для
меня телефонограмму.
Когда я вернулся в лабораторию Лисоцкого, там вовсю кипел экспери-
мент. Фомич выглядел вяловато, может быть поэтому ток в подкове был по-
меньше, чем вчера. Лампочка светила совсем слабо. Но корреспондент уже
строчил про народнохозяйственное значение.
Он закончил быстрее, чем Фомич, и тут же все изложил моей тете. Начи-
ная с египетских фараонов. Лицо его светилось вдохновением. После этого
он помчался в газету.
- Надо звонить на телевидение, - сказал Лисоцкий.
- Звоните, - сказал я. - А мы пока пойдем в Эрмитаж. Человек ни разу
не был в Эрмитаже.
Следуя указаниям шефа, я показал Фомичу в Эрмитаже кулибинское яйцо.
К сожалению, его нельзя было тут же разобрать. Поэтому Фомич повертелся
у музейной витрины, и мы пошли смотреть живопись. Фомича потряс Пикассо.
Он долго стоял, обозревая какую-то композицию, а потом проговорил:
- Где билеты продают на поезд?
Уходя, он оглядывался на картину с опаской, будто она могла кинуться
за ним, как собака. Окончательно добил его Матисс. Фомич вышел из музея
как в воду опущенный. В цирк идти отказался.
- Пойдем выпьем, Петя, - предложил он.
Мне стало страшно за Фомича. Я повел его обратно в гостиницу. Там был
бар. Фомич сел за стойку рядом с юношей, похожим на девушку. Или наобо-
рот. Бармен придвинул ему коктейль с соломинкой. Фомич опрокинул бокал
вместе со льдом и стал меланхолично жевать соломинку.
- Пресновата, - сказал он. - А так ничего, закусывать можно.
Вокруг галдели на иностранном языке. Фомич разомлел и уставился на
носок своего сапога. Что-то он все обдумывал. Группа туристов захотела с
ним сфотографироваться. А-ля рюс. Фомич слез с круглого сиденья, горест-
но махнул рукой и куда-то пошел. Две иностранки в блестящих брюках, по-
хожие на голодающих марсианок, устремились за ним. Они подхватили Фомича
под руку, и тут он им что-то сказал. У них чуть глаза не выпали из-под
очков. Они вернулись к своим и долго о чем-то шептались.
А Фомич покрутился в холле, как слепой на танцплощадке. Его уже хотел
вывести швейцар с галунами, но тут вмешался я. Я обнял Фомича за плечи и
мягко повлек его в номер. Там он не выдержал и разрыдался. Я дал ему
элениум, который ношу с собой с некоторых пор. А точнее, со дня начала
истории с Бруммом. Вы что думаете, она мне легко дается? Ошибаетесь.
Я уложил Фомича в постель, и он заснул, вздрагивая всем телом. Я вы-
шел от него на цыпочках и предупредил дежурную, чтобы она за ним следи-
ла.
Выступаем
Утром я заглянул к Лисоцкому. Он бурлил. Творчество так из него и би-
ло. На стене его лаборатории уже висела схема с подковой, вычерченная
тушью. Лаборанты шлифовали дужки.
- Я договорился, - не разжимая зубов, сказал мне Лисоцкий. -Сегодня
нас записывают на телевидении. Поезжай за Смирным и не отпускай никуда.
Запись в четырнадцать.
Я затосковал. Интересно, когда мне дадут заниматься наукой? Но, с
другой стороны, Фомич без меня пропадет. Он уже ко мне привык. Он мне
верит.
Опять я к нему поехал и прогуливал до обеда. Я постарался выбрать
спокойные места. Летний сад, Таврический сад, музей Суворова. Фомич был
меланхоличен до неузнаваемости.
Наконец я отвлек его внимание и привез на студию. Там, в вестибюле,
уже бегал Лисоцкий, одетый во все праздничное. Режиссер посмотрел на са-
поги Фомича и хмыкнул.
- Одеть! - крикнул он через плечо.
Фомича схватили и куда-то поволокли. Он упирался, бедный, и смотрел
на меня так, что я почувствовал себя предателем. Поэтому я пошел следом.
Две девушки очень властного вида привели Фомича в костюмерную. С ним
они не разговаривали. Это не входило в их обязанности. Они толковали
между собой.
- Фрак ему не пойдет, - сказала одна. - Лицо простовато.
- Может быть, китель? - спросила другая задумчиво. - Как будто он
отставной офицер.
- Тогда уж гимнастерку, - вставил слово Фомич.
- И противогаз, - сказал я сзади.
Девушки обернулись и посмотрели на меня, как на идиота.
- Джемперок и брючки! - придумала первая. - Будет смотреться.
Они заставили Фомича напялить белый джемпер и брюки в полосочку. Как
у Дина Рида. Сапоги заменили лаковыми штиблетами. Фомич был просто мо-
лодцом! Он зачесал волосы на пробор и стал похож на чечеточника.
- Ух, курносые! - воскликнул Фомич, пытаясь ущипнуть обеих девушек
сразу. При этом он подмигнул мне. Девушки с трудом сохранили ледяную
надменность. Я понял Фомича.
- Меня тоже нужно одеть, - сказал я. - Режиссер сказал, во что-нибудь
средневековое.
Девушки поверили. Они там ко всему привычные. Мы с Фомичом еле сдер-
живались, чтобы не расхохотаться на всю студию. Но хохотать было нельзя.
Рядом шли передачи.
Я выбрал такую черную кофточку с жабо. И стал как Ромео. Девушки были
поразительно серьезны. Они старались вовсю.
Когда нас привели к режиссеру, он чуть не прослезился. По-моему, обе
девушки схлопотали взыскания по службе. Нас опять переодели во что-то
нейтральное.
Мы вошли в студию и начали репетировать. Лисоцкий вел передачу. Он
так расписал про подковы, что оператор не мог нас снимать. Он уткнулся
носом в камеру и там беззвучно смеялся. Удивительно, что Фомич приобод-
рился. Он сидел с видом "пропадать, так с музыкой".
Сразу после репетиции, которая прошла поверхностно, начали запись.
Оператор уже отсмеялся и был грустен. Надоело ему, наверное, каждый день
снимать чепуху. Я его понимаю.
Когда дело дошло до Фомича, он встал, подошел к подготовленной аппа-
ратуре и зажег свечу. С важным видом. Потом он стал греть подкову. К
подкове был присоединен вентилятор.
- Обратите внимание, сейчас ток поступит в электромотор, и вентилятор
начнет вращаться, - сказал Лисоцкий в камеру.
Вентилятор на эти слова не прореагировал.
- Сейчас, - сказал Лисоцкий, все еще улыбаясь.
Фомич аккуратно потушил свечу пальцами, сел на место и сказал зага-
дочные слова:
- Наука умеет много гитик.
- Стоп! - крикнул режиссер по радио. Через минуту он прибежал в сту-
дию.
- Почему нет эффекта? - спросил режиссер.
- Кураж не тот, - сказал Фомич.
- Какой кураж? - спросил Лисоцкий, бледнея.
И тут Фомича прорвало. Он показал характер. Он дал понять, что обо
всем этом думает. Я был счастлив.
- Все свободны, - сказал режиссер. - Наука умеет много гитик. Это ге-
ниально!
Не смеялся один Лисоцкий. Он собрал свои листки и незаметно выс-
кользнул из студии. А мы с Фомичом опять переоделись и поехали покупать
билет на поезд.
Провожаю Фомича
Мы с Фомичом сидели у меня дома и пили чай. Фомич излагал свои взгля-
ды на жизнь. И на физику. А я свои. Нам было интересно друг с другом.
- Понимаешь, - сказал Фомич, - что нам с тобой главное? Не то, чтобы
людей удивить. И денег нам с тобой не надо. Главное, это когда всей ду-
шой устремишься и вдруг сделаешь что-нибудь. И оно только душою и дер-
жится. Вынь душу - пропадет все.
- А объективная реальность, данная нам в ощущении? - спросил я. Это я
на материю намекал. Я, как уже говорилось, материалист.
- Данная? - спросил Фомич. - А кем она данная? А?
- Ну, данная, и все, - ответил я.
- Э-э! - помахал пальцем Фомич. - Кем-то, видать, данная.
- Вы что, Василий Фомич, верующий? - спросил я прямо.
- Верующий, - сказал Фомич. - В науку верующий. В душу верующий.
- Это не одно и то же, - сказал я.
- У вас не одно и то же, а вообще так одно. Вот ты мне давеча про
