Сергеевна, как всегда, перепугалась, еще не поняв толком моих доводов.
На следующий день было назначено совещание у главного. Нужно было спа-
сать Прометеев. Ночь я провел очень плохо. Перед глазами маячили волоса-
тые микробы величиной с собаку. Попутно не давали покоя мысли о полной
бессмысленности моей деятельности для человечества. Я вдруг полюбил че-
ловечество и чувствовал себя обязанным сделать для него что-нибудь доб-
рое.
Самым добрым было отказаться от профанации науки.
С такой мыслью я и отправился в студию. В кабинете главного меня жда-
ли. Севро, Морошкина и Тиша встретили меня согласованным ледяным молча-
нием. Чувствовалось явное презрение к дезертиру от журналистики.
- Петр Николаевич, я надеюсь, вы пошутили? - спросил Севро.
- Нет, - сказал я тихо, но твердо.
- У нас с вами подписанный договор. Это официальный документ, - про-
должал пугать меня Севро.
- Я заплачу неустойку, - сказал я.
- Вы сделаете сценарий, - гипнотически проговорил главный.
- Петр Николаевич переутомился, - нежно сказала Морошкина.
Тиша открыл глаза и сказал, что он тоже переутомился с этими Промете-
ями.
- Отпустите меня, - попросил я жалобно. - Когда я мог, я делал. А те-
перь не могу. Морально и физически.
Внезапно на столе главного зазвонил телефон, Севро поднял трубку и
слушал десять секунд. Выражение его лица при этом менялось с безразлич-
ного на гневное.
- Прямых - это кто? - спросил он, зажав мембрану ладонью.
- Это заместитель Рязанцевой, - сказал я.
- Немедленно приезжайте, - сказал Севро в трубку. Потом он ее положил
и уставился на меня с чрезвычайной злостью.
- Этого только не хватало, - сказал Валентин Эдуардович.
Он ничего объяснять не стал, а спросить мы не решались. Севро заду-
мался, совершенно окаменев. Так мы просидели минут двадцать, пока не
пришел Прямых. Он ворвался в кабинет и горестно воскликнул:
- Что же теперь делать, товарищи?
- Объясните сначала товарищам, - сказал Валентин Эдуардович. - Они
еще ничего не знают.
И Прямых объяснил. Произошло ужасное несчастье. Антонина Васильевна
испытывала новый вид вакцины. Естественно, в лучших традициях микробио-
логии она испытывала его на себе. У вакцины оказался какой-то побочный
эффект. В результате Рязанцева попала в больницу. Ее положение было тя-
желым. В рассказе Павла Ильича сквозило почтительное осуждение поступка
Рязанцевой.
- Что вы предлагаете? - спросил Севро у Морошкиной, когда заместитель
кончил.
- Снять передачу, - сказала Люся.
- Проще снять вас, чем передачу, - сказал Севро.
- Вот что я подумал, товарищи, - вкрадчиво вступил Прямых. - Поступок
Антонины Васильевны, без сомнения, является примером беззаветного служе-
ния науке. Может быть, вы построите передачу на этом факте?
И Прямых начал у меня на глазах продавать самоотверженный поступок
своей руководительницы. Большое воспитательное значение... Пример для
молодежи... Подвиг ученого...
Самое главное, что он все говорил правильно. Это меня и завело. Важно
не что говорят, а кто говорит. И зачем.
- Я как ученик Антонины Васильевны могу сам рассказать о ней, -
скромно предложил Прямых.
- Расскажите! - крикнул я, уже не помня, где нахожусь. - Вам за это
хорошо заплатят! Покажите кадры, как она ездила в Африку! Вы-то небось
не ездили?
- У меня другая работа, - надменно сказал Прямых.
- И у меня другая работа!! - заорал я и выбежал из кабинета. За мной
погнались Морошкина с Тишей. На лестнице они меня поймали и принялись
уговаривать, чтобы я не горячился.
Первый раз со мной такое приключилось. Обычно я спокойно и несколько
иронически отношусь к действительности. Но если действительность откалы-
вает такие номера, я умываю руки.
Наверное, у меня завелись микробы совести.
Короче говоря, я ушел. Совсем. Морошкина не поленилась одеться и вый-
ти со мной на улицу. Она тоже была возбуждена и жаловалась на судьбу. На
углу мы расстались, У Людмилы Сергеевны, у бедной Люсеньки, в глазах по-
явились слезы. Привыкла она ко мне. Люся с обреченным видом пожала мою
руку и сказала на прощанье, чтобы я не думал о ней плохо.
А я и не думал оней плохо. Я плохо думал о себе. Правда, теперь поя-
вились предпосылки, чтобы думать о себе лучше.
Возвращение блудного сына
Когда я пришел домой, жена по глазам поняла, что с Прометеями покон-
чено. Доконали они меня и отомстили за легкомыслие. Орел улетел. Жена
подошла ко мне и поцеловала.
- Я давно хотела тебе сказать, чтобы ты с этим кончал, - сказала она.
- А чего же не сказала?
- Я думала, тебе нравится.
Я в последний раз засмеялся нервным и ожесточенным смехом, и мы стали
обсуждать планы на будущее. Разговор о побочном заработке больше не воз-
никал. Как-то само собою стало ясно, что здоровье дороже. А чистая со-
весть и подавно.
В положенный срок состоялась передача о микробах. Я к тому времени
уже настолько пришел в себя, что смог ее посмотреть. На экране я увидел
Павла Ильича Прямых в безукоризненном костюме. Он заливался соловьем о
подвиге Рязанцевой. При этом он не забывал подчеркнуть, что является ее
учеником. Вероятно, телезрители так и подумали, что Павел Ильич после
передачи пойдет испытывать на себе вакцину, Черта с два! Ничего такого
он не сделает.
Я посмотрел передачу и понял, что мне нужно сейчас же идти к Рязанце-
вой. Без этого визита я не мог считать свою деятельность в качестве жур-
налиста законченной. И я объясню, почему.
Бывают такие люди, перед которыми совестно. Они, к счастью, встреча-
ются не так часто. Иначе жизнь превратилась бы в сплошное мученье. Хо-
чется почему-то, чтобы они не думали о тебе плохо. Рязанцева должна была
знать, что я еще не совсем пропащий человек.
Я купил букет цветов и поехал домой к Антонине Васильевне. Она уже
выписалась из больницы и поправлялась дома. Почему-то я волновался.
- Вы? - удивилась Рязанцева, открыв дверь. - Я думала, что у вас хва-
тит совести больше не появляться.
- Антонина Васильевна... - пролепетал я.
- Зачем вы устроили это постыдное зрелище? Кто разрешил вам пустить
на экран этого подхалима? - наступала Рязанцева.
С трудом мне удалось заставить ее выслушать мою исповедь. Я начал с
самого начала, ничего не утаивая. Антонина Васильевна пригласила меня в
комнату и налила чаю. Жила она одна в маленькой квартирке. На стене ком-
наты висела большая фотография улыбающегося до ушей негритянского
мальчика. Как она объяснила, это был ее крестник. Его звали Антонина-Ва-
силий-Рязанцева.
Я рассказал Антонине Васильевне о своих злоключениях, и мне сразу
стало легко.
- Петя, у вас такая интересная наука, - с материнской лаской сказала
она и даже зажмурилась, такая у меня была интересная наука.
- Денег не всегда хватает, - сказал я. - Поэтому я и клюнул на удоч-
ку.
- Чудак вы человек! - сказала Рязанцева. - Послушайте меня, старуху.
Я сейчас вспоминаю свою бедную молодость с радостью. У меня было много
сил, много работы и мало денег. Сейчас наоборот. Хотя нет, работы все
равно много. Тогда я была неизмеримо счастливее, чем теперь.
Короче говоря, деньги до добра не доводят. Правильно моя бабушка го-
ворила. То же самое, только другими словами.
Антонина Васильевна показала мне альбом фотографий. В нем было много
старых снимков. Рязанцева в Средней Азии на вспышке холеры. В Азербайд-
жане на чуме. И тому подобное. Это было очень давно, в двадцатые годы.
Антонина Васильевна тогда была еще студенткой. Когда она совместно с
коллегами расправилась с особо опасными инфекциями у нас в стране, Ря-
занцева стала уезжать к ним за границу. Я удивился, как она дожила до
старости. Ее работа была опаснее, чем у сапера.
- Знаете, Петя, - сказала Антонина Васильевна. - Мне давно хотелось
провести ряд экспериментов с облученим культур лучом лазера. Не поможете
ли вы нам в этом деле?
И она тут же изложила мне несколько задач. Задачи были интересные, и
я согласился.
- Таким образом вы убьете двух зайцев, - сказала она. - Сохраните
верность физике и заработаете кое-что. Мы вам будем платить полставки
лаборанта.
- Да я и так могу, - застеснялся я.
- Перестаньте! - сурово оборвала Рязанцева. - Честный труд должен оп-
лачиваться. Ничего в этом постыдного нет.
Я шел домой с чувством громадного облегчения. Все стало на свои мес-
та. Физик ты - ну и занимайся физикой. И не гонись за длинным рублем. И
не выдавай черное за белое. И не криви душой.
Верно я говорю?
Шеф тоже очень обрадовался моему возвращению. Он, правда, виду не по-
дал, но в первый же день после того как я сказал ему, что завязал с жур-
налистикой, подсел ко мне и набросал несколько заманчивых идей, которые
следовало разработать. И я ему с ходу набросал несколько идей. Мы сидели
и обменивались идеями. Впоследствии разумными оказались только три или
четыре из них. Но разве в этом дело?
Постепенно все на кафедре забыли этот период моей жизни. Иногда
только вспоминали Прометея. Это когда кто-нибудь делал сенсационное отк-
рытие и начинал везде звонить по этому поводу. И продавать себя. Саша
Рыбаков тогда подходил к нему и говорил:
- Не лезь в Прометеи. Там и без тебя народу много.
Последний отголосок моего цикла прозвучал месяца через три. Подал
весточку о себе мой бывший коллега Симаковский. Он прислал мне письмо.
Грудзь призывал забыть старые счеты и предлагал сотрудничать в создании
научно-популярного кинофильма "Волшебный луч лазера". Запало ему в душу
это слово!
Письмо было на голубой бумаге. Я вложил его в белый конверт с адре-
сом, напечатанным на машинке, и скомкал в кулаке. Получился легкий бу-
мажный шарик. Я торжественно вынес шарик на лестницу, открыл крышку му-
соропровода и бережно спустил туда послание Симаковского.
Потом я долго стоял и с наслаждением слушал, как шарик проваливается
с девятого этажа вниз, ко всем чертям, издавая еле слышное шуршание.
* Часть 7
Подданный Бризании *
Ленинград - Одесса
До сих пор не предстaвляю - кому пришлa в голову гениaльнaя мысль
послaть меня в Aфрику. Кто-то, видимо, очень хотел мне удружить. A зaод-
но избaвиться от меня годa нa двa. Думaю, что это был Лисоцкий. Мы с ним
с некоторых пор нaходились в нaтянутых отношениях.
Когдa вaс посылaют в Aфрику, это делaется специaльным обрaзом. Это
ничуть не похоже нa обычную комaндировку. Ритуaл знaчительно богaче и
сложней. Все нaчинaется со слухов.
Вот и у нaс однaжды пронесся слух, что где-то в Aфрике требуются спе-
циaлисты. Тaм, видите ли, построили политехнический институт и не знaют,
что с ним делaть. Нужно учить людей, a учить некому. Строить институты в
Aфрике уже умеют, a преподaвaть еще нет.
Через неделю выяснилось, что стрaнa нaзывaется Бризaния. Я искaл нa
кaрте, но не нaшел. Бризaния появилaсь нa свет позже, чем кaртa.
A мы уже прикидывaли в уме, кого пошлют. Хотя рaзговоров об этом еще
не было. Но я-то понимaл, что Бризaния появилaсь нa горизонте не
случaйно. Ничего случaйного не бывaет. Вот и Бризaния не случaйно полу-
чилa незaвисимость. Былa кaкaя-то тaйнaя к тому причинa. Потом, горaздо
позже, я догaдaлся, что в Бризaнии ввели незaвисимость специaльно, чтобы
меня тудa комaндировaть. Былa у Бризaнии тaкaя сверхзaдaчa.
Но тогдa относительно себя я был спокоен. Меня никaк не должны были
послaть. Не говоря о том, что я беспaртийный, я еще и безответственный.
A тудa нужен пaртийный и ответственный. Лисоцкий нужен, одним словом. Я
тaк и решил, что пошлют Лисоцкого.
Вдруг меня вызвaли в партком. Тaм сидели ректор, пaрторг и еще один
человек, незнaкомый и молодой. С пытливыми глaзaми. Он энергично пожaл
мне руку, и при этом я узнaл, что его фaмилия Черемухин. A зовут Пaшкa.
Но нa это имя мы перешли позже, ближе к Aфрике.
