гимнастику, я приплюсую.
- Передаем арии из оперетт, - не унимался портфель.
- Арии мы слушать не будем, - твердо сказал профессор.
Я полез в портфель и выключил транзистор. Потом у нас началась науч-
ная беседа. Ажуев говорил со мною так, будто я был крупным специалистом
в нейрофизиологии. Вероятно, ему не могло прийти в голову, что передачу
о функциях мозга может делать физик. То и дело мелькали термины: первая
сигнальная система, рефлекс, доминанта какая-то и цереброспинальное
что-то. Я кивал.
На стене кабинета были вывешены диаграммы. Там были нарисованы разные
мозги -мышиный, кошачий, собачий, лошадиный, обезьяний и мозг человека.
Было видно даже непосвященному, как разум шагает по ступенькам вверх. У
мышки мозг был маленький, как горошина. А у кошки уже побольше. Он напо-
минал фасоль. Следовательно, кошка была умнее. Поэтому она и ловила мыш-
ку, а не наоборот.
Ажуев воспринял приглашение на передачу как должное. Мы обсудили с
ним план сценария. В одиннадцать пятнадцать в кабинет пулей влетела ка-
кая-то сотрудница. Профессор посмотрел на часы и одобрительно улыбнулся.
- Галина Михайловна, еще восемь минут. Простите, - сказал он.
Галина Михайловна испарилась. Мы проговорили еще восемь минут
ноль-ноль секунд.
- Максим Трофимович, а как мы условимся относи... - сказал я, но
внутри профессора пискнул сигнал точного времени, и окончить фразу мне
не удалось.
- Все на сегодня, - сказал Прометей, и в кабинете возникла Галина Ми-
хайловна. - Я попрошу вас заняться с товарищем из телевидения, - сказал
он ей.
- Сколько вы мне уделите времени? - спросил я сотрудницу, когда мы
вышли из кабинета. Это был какой-то зарубежный стиль общения. Я к нему
не привык, но мне он нравился.
- Сколько хотите, - ответила Галина Михайловна, зевая. За пределами
кабинета время, оказывается, теряло свою ценность.
Галина Михайловна была аспиранткой Ажуева. Она исследовала какие-то
центры в мозгу. С виду обыкновенная женщина. Полная и несколько ленивая.
По-видимому, ей трудно было с профессором.
Мы пришли в лабораторию. Там стояли приборы и лабораторный стол. На
столе помещалась кошка, лохматая, как мочалка. Ее мордочка была перетя-
нута бинтами, из которых торчали провода. Вид у кошки был грустный. Она
почему-то напомнила мне известный автопортрет Ван-Гога с отрезанным
ухом.
- Гоша! - позвала аспирантка.
Я думал, что так зовут кошку. Но на этот зов из соседней комнаты при-
шел молодой человек в белом халате. Кошка встретила его неприветливо.
Она выгнула спину и зашипела.
- Гоша, покажите нам реакцию на раздражение центров, - сказала аспи-
рантка.
Гоша подошел к приборам, включил ток и начал планомерное издева-
тельство над животным.
- Сейчас она голодная, - давала пояснения Галина Михайловна.
- Она всегда голодная, - проворчал Гоша. - Ужасно прожорливая кошка
попалась.
- Подождите, Гоша... Мы даем раздражение в центр удовольствия от пи-
щи. Дайте, Гоша!..
Гоша дал кошке порцию удовольствия. Кошка сыто прикрыла глаза, потя-
нулась и выразила намерение улечься. Но улечься она не могла. Ее фикси-
ровали ремни. Иначе кошка давно бы сбежала. И правильно бы сделала.
- Видите? Не получив пищи, кошка тем не менее испытывает состояние
сытости,
- сказала Галина Михайловна. - Ей хорошо сейчас.
Кошка повернула голову в проводах к Галине Михайловне. Кошкин взгляд
ясно давал понять, что она не разделяет этого мнения.
- Здорово! - сказал я. - Можно, значит, вообще ее не кормить?
- В разумных пределах, - улыбнулась аспирантка.
- Пока не подохнет, - мрачно резюмировал Гоша.
Он передвинул какой-то рычажок, и кошка начала протяжно мяукать.
- Имитация сексуальной недостаточности, - пояснила аспирантка.
- Кота зовет, - перевел Гоша.
Эта кошка была сущей находкой для Дарова. Я уже предвкушал его удо-
вольствие. Такой кошкой можно заполнить полчаса экранного времени. Пови-
нуясь импульсам тока, кошка танцевала, зевала, умывалась лапками и виля-
ла хвостом, как собака. "Зрители будут в восторге", - подумал я.
Прямо из университета я помчался в библиотеку. Там я набрал книг по
нейрофизиологии и углубился в чтение. Сеченов, Павлов, памятник собак
е... Памятника кошке не было, но, судя по всему, скоро будет.
Через три дня я принес профессору сценарий для просмотра. Максим Тро-
фимович опять спихнул меня аспирантке. Она взяла сценарий и принялась
читать его в той же лаборатории. На столе стояла совсем другая кошка.
Ту, первую, следовательно, уже угробили.
Галина Михайловна прочитала половину, но тут вошел Гоша.
- Сдатчики пришли, - объявил он.
Сразу вслед за Гошей в лабораторию ввалилась толпа сдатчиков. Они
принесли новую партию кошек для научных исследований. Впереди всех шел
сдатчик-профессионал с мешком. Мешок шевелился и издавал неприятные зву-
ки. Следом шли два пионера, каждый из которых тащил по кошке в авоське.
Кошки образовали с авоськами живописные клубки, откуда торчало по хвос-
ту. Гоша надел кожаные перчатки и принялся извлекать кошек из мешка про-
фессионала. Там их оказалось семь штук.
- Эту не берем, - сказала аспирантка, возвращая сдатчику самую толс-
тую кошку.
- Почему? - обиделся профессионал.
- Она беременная.
Профессионал засунул кошку обратно, взял квитанцию и удалился. Пионе-
ры тоже сдали свою добычу, причем получили от Гоши нагоняй за то, что
притащили кошек в сетках. Гоша их еле извлек оттуда.
- Сколько вы платите за кошку? - спросил я аспирантку.
- Рубль кошка, - ответила она, выписывая пионерам квитанции.
Гоша принял всех кошек и посадил их в большой ящик с решетчатым вер-
хом. Мне стало как-то не по себе от такой науки. И кошек стало жалко до
невозможности...
Галина Михайловна дочитала сценарий и одобрила его. Я правильно ра-
зобрался в деятельности Сеченова и Павлова. Через два часа сценарий уже
лежал на столе Дарова. Старик услыхал про кошек и загорелся. Он немедля
вызвал помрежа Аллочку и отправил ее в университет договариваться о про-
ведении опытов в студии.
- Юноша, вы делаете поразительные успехи, - сказал мне Даров. - Скоро
вы станете профессиональным журналистом.
Меня эта похвала не обрадовала. Может быть, потому, что до сих пор я
был знаком только с одним профессиональным журналистом. Я имею в виду
Симаковского.
Я предупредил Дарова о хронометрической мании нынешнего Прометея и
уехал на работу. В конце концов, нужно заниматься и основной работой то-
же. Шеф со мной уже месяц не разговаривал. Можно сказать, он меня не за-
мечал. Я для него был потерянный наукой физик.
Только я углубился в свои исследования и начал восстанавливать репу-
тацию, как меня снова призвали на студию. Даров рвал и метал. Оказывает-
ся, он дважды вызывал Ажуева на тракты, но не смог с ним встретиться.
Они расходились во времени на считанные секунды. Профессор приезжал как
часы, ждал тридцать секунд и уезжал. А Даров в это время разговаривал по
телефону или распекал помрежа. В третий раз Прометей приехать отказался.
Он сказал, что уже истратил на такси четыре рубля семьдесят три копейки
и сомневается, что его гонорар покроет дальнейшие расходы. А в студии
уже стояла вся аппаратура для демонстрации кошек.
- Петенька, ради Бога, притащите Прометея! - сказала мне Морошкина,
чуть не плача.
Пришлось организовать блестящую операцию по доставке Прометея. Все
было рассчитано по секундам. Университет, такси, Морошкина у подъезда,
старик в студии, двадцатисемиминутный тракт, кошка урчит от напряжения,
три минуты отдыха, такси, скрип тормозов, Ажуев в своем кабинете откры-
вает заседание кафедры. Один час восемь минут, как и договаривались.
Такси оплачивал я.
- Капризные у вас Прометеи, - сказал дядя Федя, когда я ему поведал
эту историю.
В назначенный день передача состоялась. Я не стал звать друзей. Я
смотрел ее с женой и детьми. Мне уже не хотелось, чтобы кто-нибудь знал
об этой стороне моей деятельности. Но укрыться от популярности не уда-
лось. Даров так меня возлюбил, что решил в титрах поставить мое имя.
Раньше он этого не делал. Так и было написано: "Сценарий П. Верлухина".
Я чуть не умер от стыда.
На этот раз старик сделал передачу на документальном материале. Он не
стал инсценировать научную работу Сеченова и Павлова. Все было строго.
Фотографии, голос за кадром, схемы опытов. Это напоминало иллюстрирован-
ный некролог. Потом дело дошло до Ажуева. Это был гвоздь передачи. Мак-
сим Трофимович возник на экране рядом со столом, на котором, как всегда,
томилась кошка. На заднем плане томился Гоша в белоснежном халате.
Максим Трофимович собственноручно дал кошке порцию удовольствия, а
потом решил электрически ее напугать. Кошка, вероятно, и без того была
перепугана до смерти, а тут он еще влепил ей импульс под черепушку. Кош-
ка подпрыгнула над столом, разорвала ремни и исчезла из поля зрения. По-
путно она оборвала все провода. На экране была видна полная растерян-
ность профессора.
Гоша бросился ловить кошку. Этого операторы не показали. Представляю,
какой был переполох в студии! А Максим Трофимович кашлянул и сказал:
- Подобные экстрасостояния бывают и у людей...
Это он правильно сказал. У меня было сейчас как раз такое экстрасос-
тояние. И у всего коллектива творцов "Огня Прометея", вероятно, тоже.
Это было почище электрической дуги из первой передачи.
На экране появился Гоша со строптивой кошкой. Он ждал дальнейших ука-
заний. Оператор зачем-то дал кошку крупным планом. Кошка корчилась в Го-
шиных руках, а глаза ее выражали муку.
Вот такой получился незапланированный оживляж.
Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Как сказал Ми-
хаил Юрьевич Лермонтов. Не знаю, как телезрителям, а мне стало очень
грустно после этой передачи. Я смутно начинал чувствовать, что с некото-
рыми общечеловеческими идеалами следует обращаться осторожнее.
Старый перпетуум
Человек не сразу стал венцом природы. Сначала он был обыкновенным не-
развитым духовно животным. Об этом свидетельствуют раскопки древних че-
репов. Кроме того, некоторые хорошо сохранившиеся индивидуумы у нас пе-
ред глазами. По их поведению можно с уверенностью судить о темном прош-
лом человечества.
Господи, какие встречаются кретины! Сердце плачет.
Самое удивительное, что они тоже полагают, будто мыслят. Они убежде-
ны, что имеют отношение к таким вещам, как культура или наука. Когда по
радио произносится устойчивое словосочетание "прогрессивное человечест-
во", эти типы без зазрения совести думают, что разговор идет о них. В
обезьяньем питомнике они снисходительно смотрят на обезьян, хотя у сред-
ней обезьяны чувств и мыслей хватило бы на десятерых подобных типов.
Мозги у них твердые и гладкие, как биллиардный шар. Но мозгов, к со-
жалению, снаружи не видно. Поэтому определить кретина можно лишь по кос-
венным признакам. По глазам или по походке. Глаза у них немигающие,
сверлящие, причем сразу видно, что ваша душа у них как на ладони. Так
они полагают. Ходят они очень прочно и старательно, с видимой гордостью.
Им приятно ходить на двух ногах.
Да, самое главное! Они все знают. Нет такого вопроса, по которому у
них не было бы собственного мнения. Говорить с таким человеком - все
равно что высекать на мраморной плите таблицу умножения. Трудно и беспо-
лезно.
Все это я говорю к тому, что после моих последних передач студию за-
валили письмами. Письма про археологию делились на две категории. В од-
них авторы излагали свой взгляд на историю, а в других - на Мурзалева. И
там и там господствовали дилетантизм и явное недоброжелательство. Все
авторы были уверены, что они знают археологию, как собственную жену.
Не поздоровилось и Максиму Трофимовичу. В письмах, посвященных ему,
