вился Игорь Петрович и начал шпарить. Сначала он обрисовал круг своих
научных проблем и несколько увлекся. Я все ждал, когда же он станет го-
ворить о проблемах жизненных. А Игорь Петрович ехал и ехал, плыл и плыл
себе в своей знакомой, обкатанной струе, не спеша из нее выбраться. Вот
он упомянул про Сорбонну, прихватив попутно Монмартр и Вандомскую колон-
ну, вот намекнул на какую-то теорию, которую он предложил два дня назад,
а о главном - ни полслова. Наконец он сделал поминальное лицо и сказал:
- Хочу только предостеречь юношество от ложных иллюзий. Пути в науку
трудны...
И тут вырубили звук. Игорь Петрович еще секунду беззвучно шевелил гу-
бами, рассказывая, видимо, о своей злополучной струе, а потом вырубили и
его. Появилась дикторша и сказала:
- Вы смотрели передачу из цикла "Огонь Прометея". Математика".
- Петя, а при чем здесь математика?! - заорали мои умные друзья.
Что с них взять? Не знают они специфики телевидения.
На следующее утро мне позвонил расстроенный Прометей Игорь Петрович.
- Вы знаете, что они сделали? - спросил он.
- Знаю, - сказал я.
- Оказывается, я полчаса распинался перед выключенной камерой. Я все
сказал, как мы планировали. Я смешал себя с землей. Я отрекся от проме-
тейства...
- Ничего не поделаешь, - сказал я. - Струя.
- Струя, - согласился Прометей.
- Дарову передача понравилась? - спросил я осторожно.
- Он пел, - сказал Игорь Петрович.
- Что?
- Из оперы "Отелло".
Я понял, что передача прошла хорошо и мне можно появиться на студии.
В двери уже стучались следующие Прометеи.
Мрихские камушки
Я задумал передачу об археологии. Честно говоря, хотелось поближе
познакомиться с этой наукой. Морошкина разыскала институт, поговорила по
телефону с директором и направила меня к нему. Я приехал.
Директор принял меня в кабинете, усадил на диван, после чего запер
дверь на ключ. Потом он осмотрел меня и проговорил:
- Я дам вам на передачу Мурзалева.
Он сделал паузу, чтобы посмотреть, какое это на меня произвело впе-
чатление. Фамилию Мурзалева я слышал впервые. Поэтому никакого впечатле-
ния на моем лице не отразилось.
- Мурзалева. Роберта Сергеевича, - еще более веско произнес директор.
Я вынул блокнот и записал фамилию.
- Вы что, не слышали о Мурзалеве?
- Нет, - сказал я. - Извините.
Директор задумался, потом махнул рукой и сказал:
- Ну что же! Может быть, это и к лучшему.
Далее он рассказал мне о деятельности Мурзалева. Роберт Сергеевич от-
копал где-то в Средней Азии несколько камней с непонятными письменами.
Кому они принадлежали, кто там чего написал - этого никто не знал. Мур-
залев десять лет возился с этими камнями и расшифровал надписи. Надписи
содержали родословную какого-то царя, или не знаю, как он у них там на-
зывался. По словам директора, это был переворот в науке.
Однако Мурзалеву не спешили верить. Представить скептикам самого ца-
ря, чтобы тот подтвердил правильность расшифровки, Мурзалев не мог. Царь
и его приближенные умерли несколько тысяч лет тому назад. Государство
тоже давно ушло в небытие. Народ исчез. Остались только камни с письме-
нами. Мурзалев составил словарь исчезнувшего языка и опубликовал его.
Чтобы все желающие могли почитать надписи. Тут-то все и началось.
Мурзалева объявили шарлатаном. Его словарь объявили плодом больной
фантазии. Камни тоже взяли под сомнение. Было высказано мнение, что Мур-
залев сам изготовил эти камни. И так далее. Просто удивительно, сколько
страстей может разгореться вокруг дюжины заплесневелых камней!
Директор, как я понял, склонен был верить Мурзалеву. Может быть, в
лице директора Роберт Сергеевич имел тайного покровителя. Иначе ему
пришлось бы уйти. Директор поддерживал Мурзалева то ли по склонности к
сенсации, то ли для того, чтобы отвлечь внимание коллектива от своей
персоны. Он дал мне записку и объяснил, где искать Роберта Сергеевича.
- Ради Бога, только осторожнее! - напутствовал он меня, будто я шел
разминировать снаряды.
Я нашел Мурзалева в одной из комнат, битком набитой сотрудниками и
сотрудницами. Стол Роберта Сергеевича был отгорожен от других столов фа-
нерой. Как только я приблизился к Мурзалеву, разговоры в комнате смолк-
ли. Хотя никто особенно не глазел. Только уши у сотрудниц подрагивали от
напряжения.
- Я с телевидения, - сказал я.
Мурзалев, точно глухонемой, просигналил мне пальцами, чтобы я помал-
кивал. Потом он схватил со стола какую-то папку и выбежал в коридор. Я
понял, что мне нужно следовать за ним.
Когда я вышел из комнаты, Мурзалев поворачивал за угол в другом конце
коридора. Бежал он очень тренированно, высоко поднимая колени. Я побежал
следом. Вообще, мне это не понравилось, потому что неприятно все-таки
бегать по чужим учреждениям.
Роберт Сергеевич добежал до лестницы и устремился вверх. Вскоре мы
оказались на глухой лестничной площадке перед чердаком. Мурзалев вытер
лоб платком и проговорил, часто дыша:
- Мой словарь вы читали?
- Нет, - сказал я.
- Сейчас... Тогда сейчас, - засуетился Мурзалев, развязывая тесемки у
папки.
В папке оказалась толстая рукопись словаря. Слева были нарисованы
картинки, а справа они расшифровывались. Это мне напомнило сценарий ка-
кой-то таинственной телепередачи. Мурзалев ткнул пальцем в первую кар-
тинку, изображавшую небритого паука, и сказал:
- Это слог "сур". Понятно?
- Сур, - зачем-то повторил я и кивнул.
- Мер, пор, гир, элш, абукр... - затараторил Роберт Сергеевич, стуча
пальцем по первой странице. "Не хотелось бы все это запоминать", - поду-
мал я, а Мурзалев перевернул страницу и помчался дальше.
- Акх, дуз, мрих, быр, згир...
Мрих - это было название древнего народа, изготовившего камушки. Мрих
напоминал почтовый ящик, а згир - шестиногую лошадь. Мне становилось ин-
тересно. Однако надо было останавливать Мурзалева, чтобы не задержаться
здесь до завтрашнего утра. Очень толстый был словарь.
- А есть слог "фер"? - наобум спросил я.
- А как же! - радостно воскликнул Мурзалев и, пролистнув полсловаря,
показал мне "фер". Это была закорючка с рыбьим хвостом.
- Фердуз мрихеср элшузр! - торжественно произнес Мурзалев. - Это пер-
вая фраза памятника. "Я пришел сюда..."
Тут я вспомнил, зачем я пришел сюда.
- Простите, Роберт Сергеевич, - сказал я. - Нам надо договориться о
передаче.
- Вы мне не верите? - огорчился Мурзалев.
- Да верю я вам! Верю! - воскликнул я. - И вам верю, и камушкам ва-
шим.
- Нет, вы мне не верите, - покачал головой Роберт Сергеевич.
Мне стоило большого труда снять подозрения и объяснить ему, что от
него нужно. Услышав о Прометее, Роберт Сергеевич оживился. Глаза его
мстительно блеснули.
- Бурдзех фурс! - энергично высказался он.
- Как вы сказали? - не понял я.
- Я приучил себя ругаться по-мрихски, - сказал Мурзалев. - Вы не
представляете, в какой обстановке я работаю! Наши сотрудники всю жизнь
комментируют старинные рукописи. Собственно, рукописей уже не осталось.
Они комментируют комментарии.
Мешая мрихские слова с русскими, Роберт Сергеевич рассказал мне о
своих злоключениях. Многое я уже слышал от директора. Мурзалев добавил в
научную полемику немного служебного быта. Фанеру, например, которой он
отгораживался от коллектива. В буквальном смысле слова. Особенно тронула
меня персональная чашечка для кофе. Этой чашечкой больше никто не
пользовался. Мурзалев ежедневно ее мыл после того, как пил кофе. Удиви-
тельно, что ему еще давали общественный кофе.
Словом, волчьи законы. Бедные мрихцы не стали бы портить камней, если
бы предвидели такой оборот дела.
- Послушайте, - сказал я. - Вы что, хотите, чтобы все вам поверили?
- А как же? - удивился Роберт Сергеевич.
- Зачем?
- Это же истина! Научная истина! - заволновался Мурзалев.
- И Бог с нею, - сказал я.
- Вы думаете? - сказал Мурзалев с сомнением. - Нет! Как это - Бог с
нею? Я десять лет работал!
- Так что вам нужно - истина или ее признание?
- Покой, - вздохнул Роберт Сергеевич.
Ох, эти мне искатели истины! Бьются за нее годами. А за истину биться
не нужно. Ее достаточно показать и тихонько отойти в сторону. Что это за
истина, которую навязывают принудительно, как гипсовую статуэтку к
японскому зонтику? К своей истине должно относиться с уважением. Не те-
ребить ее понапрасну. Не хотите знать - и не надо! Вам же хуже... Вот
так, на мой взгляд, следует обращаться с истинами.
Жалко мне было глядеть на Мурзалева во время передачи. Даров посадил
его на бутафорский камень с письменами. Роберт Сергеевич сидел на камне
со словарем в руках. Он был похож на евангелиста Луку. Говорил он преи-
мущественно по-мрихски. Впрочем, тут же переводил и комментировал.
Взгляд его выражал надежду на то, что ему поверят. Только поэтому Ро-
берту Сергеевичу не поверят никогда. Трудолюбивые мрихцы зря долбили ка-
мень.
После передачи я вдруг придумал притчу. Вот она.
Прометей принес людям огонь. Люди в это время ели сырого мамонта.
Прометей дернул за рукав жующего человека и спросил:
- Огонь не нужен?
- Какой еще огонь? - спросил человек.
- Очень хороший, качественный огонь, - зачастил Прометей. - Может жа-
рить, варить и греть. Отдаю совершенно бесплатно.
- Надо поглядеть, - сказал человек, теребя бороду.
- Чего глядеть? - заволновался Прометей. - Самый настоящий огонь. От
Бога принес. В дар людям, можно сказать.
- А себе чего хочешь? - спросил человек.
- Ровным счетом ничего! - заявил Прометей, стуча себя в грудь.
- Жулик ты! - сказал человек. - Сразу видно, что жулик. Проваливай со
своим огнем. Не на такого напал.
Долго еще Прометей бродил по стойбищу, предлагая огонь. Никто так и
не взял огня. Вдобавок обругали его с ног до головы...
Недоверчивые все-таки у нас люди.
Кошка крупным планом
Следующая моя передача была о нейрофизиологии. А точнее, о высшей
нервной деятельности человека.
Тему я изобрел самостоятельно, а Прометея подобрала мне моя тетя. Это
был доктор биологических наук, профессор Ажуев Максим Трофимович. Тетя
сама договаривалась с ним о нашей встрече и умоляла меня не опаздывать.
- Петенька, если ты постучишь к нему в дверь с сигналом точного вре-
мени, то вы договоритесь, - сказала тетя по телефону. Я так и сделал.
Ажуев возглавлял кафедру в университете. Я пришел туда за пятнадцать
минут до встречи. В портфеле у меня был спрятан транзисторный приемник.
Я включил его и стал дожидаться сигнала точного времени. На двери была
табличка, перечисляющая звания Максима Трофимовича.
Я стукнул в дверь одновременно с шестым звуковым сигналом. Времени
было одиннадцать ноль-ноль.
- Входите! - раздался голос.
Я вошел и почтительно поздоровался. Ажуев оказался человеком лет пя-
тидесяти, приятной наружности. Причесан он был на пробор. В жизни не ви-
дал такого прямого пробора.
- Говорит Москва! - раздалось у меня из портфеля. - Московское время
одиннадцать часов. Начинаем производственную гимнастику.
Ажуев вопросительно поднял брови, однако снял пиджак, повесил его на
спинку стула и вышел из-за стола.
- Подтянитесь, товарищи! - донеся из портфеля радостный голос. -Пот-
рясите кистями... Так, хорошо!
Максим Трофимович потянулся и потряс своими полными кистями. Я поста-
вил портфель и тоже потряс кистями, как последний идиот.
- Бег на месте, - скомандовал портфель.
Мы побежали на месте. Я старался не смотреть на Ажуева. Однако про-
фессор, как ни в чем не бывало, сделал несколько приседаний и дополни-
тельно, сверх программы, отжался от пола на руках. После этого он вер-
нулся к столу, влез в пиджак и взглянул на часы.
- На разговор с вами я отвел пятнадцать минут. Время, затраченное на
