заделали дыру в подвал, где они с братом любили прятаться во время
мальчишечьих игр, здесь спилили старый тополь, в ветвях которого сиживал
он мальчишкой, рассматривая окрестности и слегка задыхаясь от гордости и
опасности; нет уже и деревянного дома с мезонином, хозяин которого, по
слухам, имел бумагу от самого Ленина, чтобы дом не сносить. Все равно
снесли, а взамен ничего не построили, остались лишь обросшие мхом камни
фундамента.
Проходя мимо них, Демилле вспомнил Ивана Игнатьевича, хозяина дома,
бывшего конармейца - тот еще был жив после войны; вспомнил пыльную теп-
лую комнатку в мезонине, куда Иван Игнатьевич пускал его мастерить. Ма-
ленький Женя клеил в мезонине дом из спичек - тщательное фантастическое
сооружение, - а хозяин поднимался, кряхтя, по крутым ступенькам, сидел в
углу, дымил папиросой. Это происходило только летом, в каникулы. Вероят-
но, потому, что зимой мезонин не отапливался, и спичечный дом дожидался
своего строителя долгими снежными месяцами.
Где он, спичечный дом? Где дом с мезонином?.. Ушли в небытие.
Демилле взошел на высокое, с перилами, крыльцо материнского дома, от-
ворил дверь с тугою пружиной и, подталкиваемый ею, скользнул в подъезд.
Там было темно. Он поднялся на второй этаж и тихо постучал в одну из
дверей родительской квартиры (вторая давно была заколочена).
И сразу же на стук отозвался изнутри легкий шорох, будто его ждали, и
голос матери тревожно спросил:
- Кто здесь?
- Мама, это я... Женя... - сказал Демилле хрипло.
Мать тихо охнула за дверью, звякнула дверная цепочка, щелкнул замок.
Дверь отворилась, и Евгений Викторович увидел мать в халате поверх ноч-
ной рубашки. Седые волосы были всклокочены, мать глядела на сына снизу
вверх широко раскрытыми от волнения глазами. Он сделал шаг ей навстречу
и поспешно проговорил, обнимая:
- Не волнуйся, не волнуйся... все в порядке!
- Жеша, что случилось? - спросила она, отступая.
- Ключ от дома забыл... Не хотел будить, задержался... - скороговор-
кой врал Евгений Викторович, пряча глаза и стягивая плащ.
Связка ключей, как нарочно, зазвенела в кармане, но мать не расслыша-
ла, поверила.
- Жеша, ну когда это кончится! - шепотом, с горестной интонацией на-
чала она. - Ириша волнуется, Егорушка плачет... Когда ты перебесишься,
сорок лет уже... - а сама подталкивала его в кухню, к теплу, к еде.
- Ничего, ничего... - по привычке шептал Демилле и по привычке шел в
кухню, к еде, к теплу.
- Я всю ночь не спала, как знала... Который час-то теперь? - уже ус-
покоившись, шептала Анастасия Федоровна - бабушка Анастасия, как звали
ее дети и внуки уже добрых десять лет.
Демилле взглянул на ходики с кукушкой, висевшие на стене в кухне. Они
показывали почти половину седьмого. Евгений Викторович сел за стол, вы-
тянул перед собою руки. Мать уже ставила на плиту чайник, разогревала
кастрюльку с мясом. Внезапно распахнулась маленькая дверца часов, из нее
выпорхнула кукушка и, щелкнув деревянными крылышками, громко пропела:
"Ку-ку!" Дверца со стуком захлопнулась.
И словно по сигналу кукушки в кухню проникло босое существо ростом с
табуретку, в длинной до пят ночной фланелевой рубашке, слегка сопливое,
с черными, блестящими, как маслины, глазами и прямыми жесткими волосами.
Личико было плоское и скуластое, с матовым оттенком кожи, притом - пре-
забавнейшее, будто существо только что вынули из мультфильма.
- Ах, ты, Господи! Хуанчик проснулся! - всплеснула руками бабушка
Анастасия.
Глава 4
ПРИБЫТИЕ ПРИШЕЛЬЦЕВ
Мальчик увидел себя с матерью на большой площади, в центре которой
стояла каменная колонна, увенчанная крылатой фигуркой с крестом в руках,
а по бокам расходились веером нарядные желтые здания. Мальчик был здесь
впервые, на этой круглой площади, расчерченной штриховыми линиями непо-
нятного назначения, но ему показалось, что он просто забыл, когда его
сюда приводили. Он взглянул на мать. Она торопливо шла рядом, озираясь
по сторонам, потому что машины разъезжали по площади в самых замыслова-
тых направлениях. На площади лежал старый грязный снег, собранный в не-
ровные гряды, плоские камни мостовой вокруг колонны поблескивали ледком.
День был хмурый и ветреный. Золоченый шпиль, по направлению к которо-
му они с матерью шли, тускло светился на фоне туч, а наверху рассекал
лохматые их пряди крохотный резной кораблик.
Вдруг над площадью потемнело. Ветер принес откуда-то газетный лист и
погнал его перед ними, то раскрывая, то складывая. На бегу лист превра-
тился в собаку с грязной шерстью, свисавшей сосульками под брюхом, и
поджатым хвостом. Мальчик взглянул вверх и увидел в облаках что-то пос-
тороннее - какие-то темные полосы, несомненно составляющие единый рису-
нок, но размытые и нечеткие. Еще через секунду он сообразил, что рисунок
похож на человеческое ухо, только больно уж огромное, занявшее полнеба.
Толстые размытые линии рисунка вдруг сместились все разом, и вместо них
появилось в небе над ангелом радужное пятно, тоже размытое и большое.
Оно было похоже на гигантский человеческий глаз со зрачком посредине, со
вниманием и интересом приглядывающийся к земле. Мальчик прижался ближе к
матери, но не перестал глядеть вверх. Мать мельком взглянула на него.
- Закрой рот. Простудишься.
Тут глаз удалился, скрывшись в облаках, зато прямо из зенита над ма-
кушкой крылатого ангела на площадь стремительно надвинулись три огромных
бледных пальца, сложенные в щепотку. Мальчик увидел блестящие, коротко
остриженные ногти и сеточку линий на пальцах - большом, указательном и
среднем. Каждый палец был раза в четыре толще гранитной колонны, к кото-
рой они тянулись. Пальцы осторожно ухватились за кончик колонны и слегка
дернули ее вверх, отчего под ногами по площади прошло дрожание. Затем
пальцы, покрепче ухватившись за колонну, с усилием произвели враща-
тельное движение, как если бы площадь и вся Земля были волчком, а камен-
ная колонна - его осью.
Площадь качнулась, наклонилась и стала медленно раскручиваться, уходя
из-под ног. Здания по краям ее побежали, сменяя друг друга - желтоватые,
зеленоватые, - и золоченый шпиль с корабликом вспорол облака. Мальчик не
успел ухватиться за протянутую ему руку матери. Он увидел лишь ужас у
нее на лице и, оторвавшись от мостовой, полетел вверх, к небу, оставляя
сбоку шестерку бронзовых коней, рвущуюся куда-то с крыши. Сам он не ус-
пел испугаться, успел подумать только: "Ниточка порвалась..." - и прос-
нулся.
Несколько мгновений он неподвижно лежал в кровати, слушая, как гулко
и быстро стучит сердце. Ниточка не восстановилась. Ощущение зыбкости и
полета, испытанное им во сне, не ушло. Все в комнате было на месте: пла-
тяной шкаф, секретер, круглый аквариум на подоконнике, но все вещи будто
сделались невесомы.
Из-под двери пробивалась колеблющаяся полоска света. "Это свеча у ма-
мы", - подумал мальчик. Он осторожно отогнул край одеяла и спустил ноги
на пол. По-прежнему было зыбко. Пол будто уходил из-под ног, и ему приш-
лось прижать сверху коленки ладонями, чтобы почувствовать его прочность.
Наконец он встал и сделал несколько шагов к окну. Ему показалось, что
рыбки в аквариуме плавают среди звезд. Он уперся лбом в холодное стекло,
и рыбки испуганно метнулись от него, лишь звезды остались неподвижны.
Он опустил глаза и увидел сквозь зеленоватую воду вереницы огней вни-
зу. Он затаил дыхание, наблюдая за ними, а потом подтащил к окну стул и,
взобравшись на него, взглянул в окно поверх аквариума.
Он увидел проплывающие внизу крохотные дома, мосты, улицы с горящими
фонарями, одинокие маленькие машины, ползущие по улицам. Мальчику прихо-
дилось летать на самолете, но сейчас ощущение было совсем иным. Бесшум-
ный плавный полет привел его в оцепенение. "Это мне снится..." - подумал
он, а сам, опершись до боли ладонями об узкие края аквариума, заворожен-
но следил за картиной ночного города, проплывающего внизу.
Город, родина моя! Здесь я родился и умру, среди составленных в ше-
ренги домов, под одинокими фонарями набережных. Твои чугунные мосты от-
зовутся на слабый шелест моих шагов, твои улицы сохранят мои адреса,
стекла твоих витрин, отразивших мою жизнь, глянут на новых прохожих, вы-
мытые прилежными весенними мойщиками. Здесь, в твоих каменных норах, жи-
вут жалкие и великолепные существа - моя забота, люди - рожающие и любя-
щие, ненавидящие и смеющиеся, завоевывающие в борьбе квадратные метры
жилплощади и уходящие затем в твою болотистую землю.
Все они сейчас спят, пока мальчик в окне смотрит сверху на город.
Они спят и на Петроградской среди бесконечных Бармалеевых, Подобедо-
вых, Подковыровых и Разночинных улиц, и на Невском, и на Васильевском
вдоль бесчисленных линий. Они ориентированы тобою, твоими прямыми углами
и стенами, и редко кто может позволить себе вольность спать, как захо-
чется, обратив голову к своей звезде...
Мальчик, улыбаясь в темноте, отошел от окна и вновь накрылся одеялом,
чтобы досмотреть этот прекрасный сон в его тепле.
Когда он вновь открыл глаза, то увидел, что в окно ослепительной
стрелою врезается солнечный луч, упершийся в пол у самой его кровати.
Он приподнял голову, и вдруг случилось чудо: солнечный луч метнулся к
стене, прочертил по ней ослепительную полосу и исчез, будто его и не бы-
ло. Мальчик вскочил с кровати и подбежал к окну.
- Его-ор, это ты там бегаешь?.. - услышал он из соседней комнаты сон-
ный голос матери.
Он ничего не ответил, а скорее, и не слышал возгласа матери, пос-
кольку его всецело захватил вид за окном. Там было другое окно, с полук-
руглой фрамугой сверху, а за ним открывалось какое-то полутемное прост-
ранство. То, внешнее, окно было метрах в двух от Егорки. Он силился по-
нять, что же случилось, как вдруг из полутемного пространства за внешним
окном, где угадывались очертания каких-то предметов, выплыла фигура в
белом и, недовольно морщась, потянула за веревку, свисающую сверху. Раз-
дался резкий звук, и на лицо Егорки упал тот же солнечный зайчик, что
исчез из комнаты минутой раньше. Егорка наконец понял: зайчик был отра-
жен от фрамуги внешнего окна, потому и втыкался в пол столь круто; фигу-
ра же в белом, подошедшая к окну с той стороны, как раз и открыла фраму-
гу, вернув зайчик. Решение этой маленькой загадки слегка успокоило
мальчика, хотя оставалась главная загадка: откуда там это непонятное ок-
но?
До Егорки долетел конец фразы, сказанной мужским голосом:
- ...не сделал зарядку, а ты закрыла!
Егорка покосился на свою открытую форточку, откуда прилетели эти сло-
ва, и медленно-медленно стал отступать в глубь комнаты, чтобы грозная
фигура с круглой головой (он как-то сразу решил, что фигура грозная) не
дай Бог его не заметила. Но она заметила.
- А вот и пришелец! - прогремел радостный голос, и фигура, приблизив-
шись к своему стеклу, принялась вглядываться в Егорку. Тут и он разгля-
дел незнакомца.
Это был крупный пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, с абсолютно лы-
сой головой и умными глазами, под которыми обозначались коричневатые ме-
шочки. Он был в нижнем белье: белых кальсонах и белой сорочке с длинными
рукавами. Смотрел он на Егорку чуть насмешливо и с любопытством.
- Маша, да посмотри же! - крикнул он, обернувшись.
Никто не появился. Старик обратил взгляд на Егорку и громко спросил:
- Мальчик, ты меня слышишь?
- Да... - еле слышно ответил Егор.
- Родители дома? - строго продолжал старик.
Егорка снова кивнул, но смешался, вспомнив, что отца с вечера не было
и неизвестно - пришел ли он домой...
- Мама дома, - сказал он поникшим голосом.
- Позови, пожалуйста, маму, - сказал старик.
Луч, бивший сверху, напоминал, что где-то в небесах происходит весна.
- Папа, ты хоть штаны надень! - услышал Егорка женский голос с той
