"Так тебе и надо!" - вдруг жестко выговорил внутри тот же посторонний
голос, который кричал о паспорте. "Допрыгался..." - подумал Демилле уже
самостоятельно.
Он дождался, покуда уехала первая машина, а вторая развернулась и
юркнула в глубь жилого массива, и только потом вылез из трубы. За огра-
дою детского сада, у края разверстой ямы, виднелась статная фигура мили-
ционера. Он стоял спиной к Евгению Викторовичу. Демилле, чуть пригнув-
шись, как на поле боя, простреливаемом противником, сделал короткую пе-
ребежку за угол детсада, выглянул из-за него и, убедившись, что фигура
не изменила ориентации, побежал к заборчику. Перемахнув его, Евгений
Викторович благополучно скрылся в ночи среди однообразного ландшафта.
Только-только отдышавшись, он начал соображать, куда идти дальше. Ну,
хорошо, от милиции он ушел, но ведь надо где-то переночевать, а точнее,
доночевать, потому что дело близилось уже к утру...
- И где же он ночевал? В ночлежке?
- Что такое "ночлежка" в вашем понимании, Учитель?
- Это место, где можно за умеренную плату получить ночлег.
- Браво, милорд! Но у нас нет ночлежек. С ними покончено как с пере-
житком старого быта, поэтому о ночлежках мы знаем только по пьесе
Горького "На дне".
- Где же ночуют у вас бездомные?
- У нас нет и бездомных... Правда, случается, что тот или иной чело-
век оказывается временно бездомным. В чужом городе, когда не удалось
устроиться в гостиницу... или жена выгнала... или пьян и не можешь найти
дороги домой... или просто тоска, хоть волком вой, и хочется опуститься
на самое дно (как у Горького, милорд) - и вот тогда возможны следующие
варианты, исключая, разумеется, родственников и знакомых:
1) вокзалы; это ночлежки бесплатные, но неудобные - жесткие скамейки
-того и гляди, что-нибудь уворуют - да и милиция гоняет... официально в
залах ожидания можно ожидать сидя, но не лежа;
2) ночлег у проститутки ("Фи! Как грязно! Неужели у вас развита прос-
титуция?" - "Профессиональной проституции нет, но есть любительницы, ко-
торые за выпивку или небольшую плату могут предоставить в распоряжение
свою комнату вместе с собою. Удовольствие, правда, грозит ,,чреватостью
в последствиях", как выразился один театровед, получивший подобное пред-
ложение на Лиговке в районе полуночи". - "Что он имел в виду?" - "Веро-
ятно, ограбление или венерическую болезнь, или то и другое вместе".);
3) вытрезвитель - это дорогое развлечение. Его могут позволить себе
люди обеспеченные, крепко стоящие на ногах (фигурально, но не бук-
вально), имеющие к тому же дефицитную специальность - токари, фрезеров-
щики, металлурги, слесари... Дело в том, милорд, что каждый ночлег в
вытрезвителе обставляется, помимо платы за обслуживание, рядом неприят-
ных формальностей: штрафом за антиобщественное поведение, сообщением на
работу ночующего с последующей проработкой и прочим, поэтому интеллиген-
там лучше там не ночевать - их могут вышибить с работы. А рабочим легч
е... У нас не хватает рабочих, милорд, это серьезная экономическая проб-
лема. Неудивительно, что им стараются создать условия получше.
Как видите, выбор невелик, а удобства сомнительны. Вот почему Евгений
Викторович и думать не стал про все эти вещи, спешно прикидывая другие
варианты: к приятелям -неудобно... В мастерскую, от которой имелся ключ
- не хочется смертельно... Да и как доедешь? Трамваи не ходят, а денег
на такси нет.
Пока Евгений Викторович размышлял, ноги сами несли его по проспекту
Благодарности мимо темных окон домов. На всем проспекте горели два-три
окна где-то высоко и далеко - свет забыли погасить, что ли?
Он вдруг понял, что идет к маме, к ее дому, где не был давно, месяца
четыре. И с самого начала, когда, убежав от милиции, он начал перебирать
варианты ночлега, ноги уже несли его туда, в старую квартиру родителей,
где прошло его детство и где после смерти отца жили мать Евгения Викто-
ровича и его сестра со своим семейством.
Поняв это, Демилле поморщился - ему трудно было бывать у матери. Уп-
реки совести долго не давали потом покоя, будто в чем-то он был виноват
перед нею - да и в самом деле был! -разве свободен кто-нибудь от вины
перед матерью? Где, как не там, можно преклонить голову, и покаяться, и
попросить прощения, зная, что будешь прощен, и вернуть на миг незабывае-
мый запах детства?
- В сущности, мы никогда не порываем с детством, милорд, и как вели-
чайшее счастье воспринимаем всякое настоящее в него возвращение... Не
то, знаете, когда ребячливость нападает... нет, тут другое...
- Я знаю, о чем вы говорите.
- Это бывает только наедине с собою. Чаще всего у зеркала, когда с
отвращением смотришь на свое взрослое лицо и вдруг стираешь его, как не-
нужную маску, и подмигиваешь себе - десятилетнему: "Здорово мы дурачим
взрослых?" Удивительно, но понятие "взрослый" по отношению к каким-то
людям сохраняется всю жизнь.
- Но если это так, если они взрослые, то кто же мы?
- Дети, милорд!
Демилле заметил впереди огонек и прибавил шагу. Он наискось пересек
улицу и оказался перед железной загородкой, за которой ровными рядами
стояли накрытые брезентом автомобили. Это была стоянка личных автомашин.
У закрытых ворот лепилась будочка, из маленького окошка которой выбивал-
ся свет. Демилле приблизился к окошку и осторожно заглянул в него.
В будочке он увидел молодого человека с бородкой, в красной с синим
синтетической куртке, усыпанной белыми пятиконечными звездами. Бородка
заострялась вниз клинышком, на голове молодого человека топорщилась пе-
тушиным гребешком вязаная шапочка с надписью на ней "LAHTI", из-под ша-
почки выбивались пучки черных жестких волос.
Молодой человек сидел в старом, с продранною обшивкою кресле, положив
ноги на прикрепленный к стене будочки низкий столик, где под стеклом
виднелся календарь, какие-то таблицы и бумажки. В руках у незнакомца бы-
ла газета - как удалось установить Евгению Викторовичу, читавшему
по-французски, - парижская "Фигаро".
Демилле легонько кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание. Молодой
человек сложил газету, поднялся с кресла и распахнул дверь будочки нару-
жу. Щурясь и привыкая глазами к темноте, он замер в дверях. Наконец он
увидел Демилле, выставил бородку вперед и произнес учтиво:
- Что вам угодно?
- Воды... - прошептал Демилле первое, что пришло в голову. - У вас
попить не найдется?
- Прошу вас, - еще более учтиво ответил хозяин, распахивая железную
калитку в ограде и приглашая Демилле войти. Евгений Викторович последо-
вал приглашению. Хозяин запер калитку и тем же предупредительным жестом
направил гостя в будочку.
- Садитесь... Вам воды или, может быть, желаете выпить? - сказал мо-
лодой человек, когда Демилле уселся на табуретку, втиснутую между краем
столика и стеною.
- Я не... А впрочем... - Демилле запутался.
Хозяин изогнулся и вытянул из-за спинки кресла наполовину опорожнен-
ную бутылку "Каберне". Не говоря более ни слова, он извлек откуда-то
стакан и чашку с отбитой ручкой, а затем разлил вино.
- Будем знакомы, - сказал он, приподнимая чашку за крохотный отросток
ручки и глядя в глаза Евгению Викторовичу. - Борис Каретников.
- Евгений, - кивнул Демилле, приподымая стакан.
Фамилию свою Евгений Викторович называть не любил, во избежание недо-
разумений: как? простите, не расслышал?.. Демилев? Деми... что? и т. п.
Они выпили. Каретников, несмотря на то, что пил из чашки, да еще с
обломком вместо ручки, держался исключительно элегантно и современно, на
столике французская газета - курточка-то по виду американская! - меньше
всего к ночному знакомцу подходило слово "сторож", хотя он был именно
им.
Не зная, о чем бы потолковать с молодым человеком, Демилле задал до-
вольно дурацкий вопрос:
- У вас здесь машина стоит?
- Разве я похож на человека, у которого может быть личный автомобиль?
- возразил Каретников. - Я просто имею честь охранять эту стоянку.
- Странно... - пробормотал Демилле. - Я никак не мог предположить...
Эта газета, - он указал на "Фигаро", отчего Каретников сразу приободрил-
ся и выпятил слегка грудь.
- Странно, вы говорите? - начал он с риторического вопроса. -
Действительно, странно, когда человек, владеющий пятью иностранными язы-
ками, из них тремя - в совершенстве, работает ночным сторожем. Вы это
хотели сказать?
- М-мм, - Демилле пожал плечами, ибо ничего такого сказать не хотел.
А в Каретникове будто открылся клапан (один из тех, милорд), а может
быть, душа в ночных бдениях истосковалась по собеседнику, но он сразу
высыпал на Демилле пригоршню круглых, хорошо обкатанных слов, из которых
явствовало, что Каретников - не просто ночной сторож, а ночной сторож из
принципиальных соображений, поскольку не в силах найти работу, где мог
бы применить знание всех пяти языков (один из них был турецкий), а раз-
мениваться на меньшее количество языков ему не хотелось. На этой почве у
Бориса Каретникова - наметились разногласия с системой.
- С какой системой?
- О, вы задали сложный вопрос, милорд. Он требует анализа.
Не успеваем мы переступить порог этого лучшего из миров, как сталки-
ваемся с огромным количеством систем, которые по отношению к нам являют-
ся внутренними, внешними или умозрительными.
Классификация моя, милорд!
...Например, сердечно-сосудистая система нашего тела есть система
внутренняя, тогда как система пивных ларьков Петроградской стороны, из
которой - я говорю и о системе, и о стороне - несколько часов назад был
буквально вырван один элемент с честнейшей тетей Зоей, - есть система
внешняя. Это каждому понятно. Но что такое система умозрительная?
Под умозрительной системой я понимаю плод усилий нашего разума, стре-
мящегося связать воедино набор внешне разнородных предметов, фактов или
явлений с тем, чтобы вывести общие свойства этого набора и, окрестив
последний системой, попытаться предсказать или исследовать законы, ею
управляющие. В памяти сразу же всплывает Периодическая система элементов
Менделеева, существующая лишь в нашем воображении, равно как и система
единиц измерения физических величин, и системы стихосложения, и фило-
софские системы, и система "дубль-ве", и денежная система (уж она-то на-
верняка существует только в нашем воображении!), и новая система плани-
рования и экономического стимулирования, и даже система "счастливых"
трамвайных билетов.
Все это системы умозрительные.
И лишь одна система никак не укладывается в рамки моей классификации,
которой суждено сыграть выдающуюся роль в науке и перевернуть взгляды
философов, поэтов и системотехников. Она является одновременно внутрен-
ней, внешней и умозрительной.
Эта система - государственная.
- Тсс! Да вы что?.. В своем уме? Нет, если так будет продолжаться, то
я слагаю с себя... Зачем мне лишние неприятности? Мне и так досталось в
свое время! Я хочу дожить свое бессмертие спокойно.
- Да вы никак испугались, милорд?
- Ни капельки! Однако должен вам напомнить, сударь, что я никогда не
затрагивал королевской власти. Всякая власть - от Бога. Мне хватало ос-
лов поблизости - стоило лишь протянуть руку, и я натыкался на уши. Но
зачем же трогать королеву?
- При чем здесь королева?
- Ах, вы меня прекрасно понимаете...
- Допустим... Но разве я сказал что-либо предосудительное о госу-
дарственной системе? Я даже не назвал конкретное государство.
- Не считайте меня идиотом. Вы что - живете на Канарских островах?
Или в республике Чад? Или в Новой Каледонии?.. Вы живете здесь, и каждое
ваше слово насчет любого государства - даже Лапуту, даже Бризании - бу-
дет отнесено сюда.
- Но я, ей-Богу, ничего плохого еще не сказал.
- Как вы любите, сударь, прикидываться простачком! Вы уже сказали,
что государственная система является одновременно внутренней, внешней и
