начиналась пустыня и тянулась до бесконечности.
Конан оглядывал раскинувшиеся вокруг просторы, как ястреб, попавший в
силок, смотрит в небо. Загорелое тело киммерийца блестело в лучах
заходящего солнца. Гневная дрожь охватывала варвара, когда он бросал
взгляд на башни Каурана. Этот город предал его, запутал в интригах - и вот
он висит на деревянном кресте, словно заяц, прибитый к стволу дуба метким
копьем.
Неуемная жажда мести затмевала все другие мысли. Проклятия лились из
Конана сплошным потоком. Вся вселенная сейчас для него заключалась в
четырех железках, ограничивших его свободу и жизнь. Вновь, как стальные
канаты, напряглись могучие мышцы, и пот выступил на посеревшем теле
киммерийца, когда он, используя плечи как рычаги, попробовал вытянуть из
креста длинные гвозди. Тщетно - они забиты как следует. Тогда он попытался
содрать ладони сквозь шляпки, и не дикая боль остановила его, но
безнадежность. Шляпки были слишком толстые и широкие.
Впервые в жизни гигант почувствовал себя беспомощным. Голова его
упала на грудь...
Когда раздалось хлопанье крыльев, он едва смог приподнять голову,
чтобы увидеть падающую с неба тень. Он инстинктивно зажмурился и
отвернулся, так что острый клюв, нацеленный в глаз, только разодрал щеку.
Изо рта Конана вырвался хриплый отчаянный крик, и напуганные стервятники
разлетелись. Впрочем недалеко.
Он облизнулся и, почувствовав соленый привкус, сплюнул. Жестокая
жажда мучила его: минувшей ночью он как следует выпил, а вот воды ни
глотка не сделал с самого утра перед боем на площади. Он смотрел на
дальнюю речную гладь словно грешник, выглянувший на миг из адской печи. Он
вспоминал упругие речные потоки, которые ему приходилось преодолевать,
рога, наполненные пенистым пивом, кубки искристого вина, которые ему
случалось по небрежности или с перепою выливать на полы трактиров. И
крепко стиснул челюсти, чтобы не завыть от необоримого отчаяния.
Солнце спускалось за горизонт - мрачный бледный шар погружался в
огненно-красное море. На алом поле неба, словно во сне, четко
вырисовывались городские башни. Конан взглянул вверх - и небосвод отливал
красным. Это усталость застила ему глаза багровой пеленой. Он облизнул
почерневшие губы и снова глянул на реку. И река была алой.
Шум крыльев вновь коснулся слуха. Он поднял голову и горящими глазами
смотрел на силуэты, кружившие вверху. Криком их уже не испугаешь. Одна из
громадных птиц начала снижать круги. Конан изо всех сил запрокинул голову
назад и ожидал с поразительным хладнокровием.
Гриф упал на него, оглушительно хлопая крыльями. Удар клюва разорвал
кожу на щеке. Вдруг, прежде чем птица успела отскочить, голова Конана
метнулась вперед, подчиняясь могучим мышцам шеи, а зубы его с треском
сомкнулись на зобе стервятника. Гриф заметался, словно яростный вихрь из
перьев. Бьющиеся крылья ослепляли человека, длинные когти бороздили его
грудь. Но Конан держался так, что мышцы челюстей задрожали - и голая шея
грифа не выдержала. Птица дернулась разок - и бессильно обвисла. Конан
разжал челюсти, тело шлепнулось к подножию креста, он выплюнул кровь.
Другие стервятники, потрясенные участью своего сородича, поспешно убрались
в сторону отдаленного дерева и уселись на его ветвях, подобные черным
демонам.
Торжество победы оживило Конана, кровь быстрей побежала в жилах. Он
все еще мог убивать - следовательно, он жил. Весь его организм противился
смерти.
- Клянусь Митрой!
Человеческий голос или галлюцинация?
- Никогда в жизни ничего подобного не видел!
Отряхнув с глаз пот и кровь, Конан увидел в полумраке четырех
всадников, глядевших на него снизу.
Трое из них, тонкие, в белых одеждах, были, несомненно, зуагирами -
кочевниками из-за реки. Четвертый был одет так же, но принадлежал к
другому народу - Конан сумел разглядеть это в густеющих сумерках.
Ростом он, пожалуй, не уступал Конану, да и шириной плеч, хоть и не
был так массивен. Короткая черная борода, волевая нижняя челюсть, серые
глаза, холодные и проницательные, как лезвие.
Всадник уверенной рукой осадил коня и сказал:
- Митра свидетель, этот человек мне знаком.
- Да, господин, - отозвался голос с гортанным выговором зуагиров. -
Это киммериец, который был капитаном королевской гвардии!
- Вот, значит, как избавляются от фаворитов, - проворчал всадник. -
Кто бы мог помыслить такое о королеве Тарамис. Я бы предпочел долгую
кровавую войну - тогда бы и мы, люди пустыни, могли поживиться. А сейчас
подошли к самым стенам города и нашли только эту клячу, - он кивнул на
коня в поводу у одного зуагира, - да еще этого издыхающего пса!
Конан поднял залитое кровью лицо.
- Если бы я мог спуститься с этой палки, ты сам бы стал у меня
издыхающим псом, мунганский ворюга! - прошептали почерневшие губы.
- О Митра, эта падаль меня знает! - удивился всадник.
- Ты же один такой в округе, - проворчал Конан. - Ты Гарет, атаман
тех, кто объявлен вне закона.
- Точно! И родом я из мунганов, ты верно сказал. Хочешь жить, варвар?
- Дурацкий вопрос, - ответил Конан.
- Человек я тяжелый, - сказал Гарет, - и в людях ценю лишь мужество.
Вот и посмотрим, истинный ли ты муж или взаправду издыхающий пес.
- Если мы начнем его снимать, нас увидят со стен, - предостерег один
из кочевников.
Гарет властно сказал:
- Уже совсем стемнело. Бери-ка топор, Джебал, и руби крест у самого
основания.
- Если крест упадет вперед, его раздавит, - возразил Джебал. - А если
назад, у него башка расколется и все внутренности отобьет.
- Выдержит, если достоин ехать со мной, - нетерпеливо бросил Гарет. -
А если нет, то и жить ему незачем. Руби!
Первый удар боевого топора в подножие креста отозвался в распухших
ладонях и ступнях Конана пронзительной болью. Снова и снова бил топор, и
каждый удар поражал измученные пыткой нервы. Конан закусил губу и не издал
ни стона. Наконец топор врубился глубоко в дерево, крест дрогнул и пошел
назад. Конан собрал все тело в единый узел твердых как сталь мускулов, а
голову крепко прижал к брусу. Длинный брус грохнулся о землю и подскочил
на локоть. Адская боль на мгновение ошеломила Конана. С трудом он понял,
что железные мышцы уберегли тело от серьезных повреждений.
Одобрительно хмыкнув, Джебал склонился над ним с клещами, которыми
выдергивают гвозди из подков, и ухватил шляпку гвоздя в правой ладони.
Клещи были маловаты. Джебал сопел и пыхтел, пытаясь расшатать упрямый
гвоздь, крутил его туда-сюда в древесине и в живой ране. Кровь текла между
пальцами киммерийца, который лежал недвижно, как труп - только грудь
тяжело вздымалась.
Наконец гвоздь поддался, Джебал торжествующе поднял вверх
окровавленную железку и бросил ее в пыль, перейдя к другой руке. Все
повторилось. Затем кочевник занялся ступнями Конана. Но варвар сел, вырвал
клещи у Джебала, а его самого отшвырнул крепким толчком.
Кисти его опухли и стали чуть не вдвое больше обычных, сгибать пальцы
было мучением. Но киммериец, хоть и неуклюже, сумел вытащить гвозди из
ступней - они были забиты не так глубоко.
Он поднялся, качаясь на распухших, обезображенных ногах. Ледяной пот
катился по его лицу и телу. Он стиснул зубы, чтобы перенести боль -
начались судороги. Равнодушно смотревший на него Гарет указал на краденую
лошадь. Конан, спотыкаясь, побрел к ней. Каждый шаг причинял страшную
боль, на губах богатыря выступила пена. Изуродованная ладонь нащупала луку
седла, окровавленная ступня с трудом нашла стремя. Сжав челюсти, киммериец
оттолкнулся от земли, чуть не сомлев при этом - и очутился в седле. Гарет
стегнул коня хлыстом, тот поднялся на дыбы и едва не сбросил изученного
всадника на землю. Но Конан обернул поводья вокруг кистей рук и сумел
осадить коня, да так, что чуть не сломал ему челюсти.
Один из номадов вопросительно поднял флягу с водой, но Гарет сказал:
- Пусть потерпит до лагеря. Здесь всего-то десять миль. Выдержит без
воды еще столько же, если он вообще способен жить в пустыне.
Всадники помчались к реке. Конан глядел на мир налитыми кровью
глазами и пена засыхала на его почерневших губах.
3
Странствуя по Востоку в неустанной погоне за знаниями написал мудрец
Астрей письмо своему другу, философу Алкемиду, оставшемуся в родной
Немедии. Все сведения народов Запада о полумифическом для них Востоке
основаны были именно на этом послании.
Вот что писал Астрей:
"Ты даже представить себе не можешь, старина, что за порядки
установились в этом маленьком царстве с тех пор, как королева Тарамис
впустила в его пределы Констанция с его наемниками - об этом я уже
упоминал в предыдущей весточке. С того дня минуло семь месяцев, и, похоже,
этой несчастной землей завладел сам дьявол. Тарамис, по моему мнению,
начисто лишилась рассудка. Славившаяся прежде доброжелательностью,
справедливостью и милосердием, ныне она выказывает совершенно
противоположные качества. Интимная ее жизнь - это сплошной скандал, да и
можно ли назвать ее таковой, коли королева и не пытается даже скрыть
распутства, царящего при дворе. Она дает волю любым своим желаниям,
устраивает пользующиеся дурной славой застолья (правду сказать - оргии) и
заставляет участвовать в них несчастных придворных дам - и девиц, и
замужних. Сама она даже не потрудилась сочетаться браком со своим
любовником Констанцием, который восседает рядом с ней на троне, словно
законный владыка. Его офицеры, следуя примеру вождя, преследуют всякую
понравившуюся им женщину, не глядя на ее происхождение и положение.
Бедное королевство стонет под тяжестью чудовищных налогов и податей.
Ограбленные до нитки селяне питаются кореньями и капустой, купцы ходят в
лохмотьях - это все, что осталось после сбора налогов от их богатств. Да
они и тому рады, что голова уцелела.
Предвижу недоверие твое, почтенный Алкемид; знаю, что усомнишься в
моем рассказе, предвзятым его сочтешь. Верно, такое было бы немыслимо ни в
одной из стран Запада. Но всегда помни об огромной разнице между Западом и
Востоком, особенно этой его частью. Ты знаешь, что Кауран - небольшое
королевство, находившееся некогда в составе империи Котт. Сравнительно
недавно обрело оно желанную независимость. Ближайшее окружение Каурана
составляют подобные ему маленькие державы, несравнимые с великими
государствами Запада, или обширными султанатами Дальнего Востока, однако
весьма влиятельные по причине необыкновенного богатства. К тому же в руках
их все караванные пути. Среди этих держав Кауран расположен дальше всех на
юго-восток и граничит с пустынными просторами земли Шем. Название
государство получило по имени столицы - это самый большой город в стране.
Кауран защищает плодородные земли и пастбища от набегов кочевников, словно
сторожевая башня.
Земля здешняя столь обильна, что дает урожай трижды в год. Равнины к
северу и западу от города густо населены. У того, кто привык к громадным
поместьям Запада, эти крошечные поля и виноградники могут вызвать улыбку.
Однако зерно и фрукты текут из них, словно из рога изобилия. Население
занимается в основном крестьянским трудом. Люди это мирные и безоружные -
тем более, что сейчас им вообще запрещено иметь оружие. С давних времен
живут они под защитой столичного гарнизона и совершенно утратили боевой
дух. Крестьянское восстание, которое непременно бы вспыхнуло в подобных
условиях на Западе, здесь невозможно. Хлебопашец гнет горб под железной
