рукой Констанция, а чернобородые шемиты неустанно снуют по полям с
батогами - точь-в-точь надсмотрщики черных рабов на плантациях южного
Зингара.
Не слаще и горожанам. Все они ограблены, а прекраснейшие из их
дочерей отданы на потеху Констанцию и его наемникам. Люди эти безжалостны.
Вспомни, с какой яростью сражались наши солдаты с шемитскими союзниками
Аргоса - столь отвратительны были немедийцам их нечеловеческая жестокость,
ненасытная жадность и зверства.
Горожане принадлежат к правящему сословию Каурана и ведут свое
происхождение от гиборийцев - отсюда их благородство и воинственность. Но
измена королевы отдала горожан в руки угнетателей. Шемиты - единственная
военная сила в городе, и горе тому обывателю, в доме которого найдут меч!
С великим рвением истребляются молодые боеспособные мужи, их казнят или
продают в неволю. Тысячи молодцов бежали из города - кто под знамена
чужеземных владык, кто просто в банды грабителей.
Сейчас стала реальной опасность нападения со стороны пустыни,
населенной племенами шемитских кочевников-номадов. Дело в том, что
наемники Констанция набирались в западных городах земли Шем - Пелиштиме,
Анакиме, Акхариме, а зуагиры и другие кочевые племена люто их ненавидят.
Ты знаешь, добрый Алкемид, что сия варварская страна разделяется на
плодородные западные земли, тянущиеся до океана, на берегу которого стоят
вышесказанные города, и восточную пустыню, где бродят номады. Пламя войны
между жителями городов и обитателями пустыни не гаснет столетиями. С
незапамятных времен зуагиры нападали на Кауран, но ни сразу одержали
победы. Так что теперь, когда город захватили ненавистные западные
сородичи, гордость номадов уязвлена. Ходят слухи, что эту вражду всячески
раздувает человек, служивший раньше капитаном королевской гвардии. Он,
будучи распят на кресте, непостижимым образом сумел ускользнуть из рук
Констанция. Человек сей зовется Конан и происходит он из варварского
племени киммерийцев, чью дикую мощь не однажды испытали на собственной
шкуре наши доблестные воины. В деревнях говорят, что человек этот стал
правой рукой Гарета, мунганского кондотьера, что пришел из северных степей
и своей волей возглавил зуагиров. Болтают также, что банда зуагиров в
последнее время весьма усилилась. Гарет же, несомненно, наущаемый
киммерийцем, готовится напасть на Кауран. Кончиться это может весьма
плачевно, ибо, не имея опыта правильной осады и надлежащих машин,
кочевники не устоят в открытом бою перед вымуштрованными и хорошо
вооруженными шемитами. Обитатели города встретили бы номадов с радостью,
поскольку ига худшего, чем нынешнее, быть не может. Но они настолько
запуганы и беспомощны, что никакой поддержки кочевникам оказать не сумеют.
Воистину, горька их доля!
Тарамис же, обуянная злым демоном, запретила поклонение Иштар и храм
ее превратила в языческое капище, где поклоняются идолам и жертвуют
демонам. Статую Иштар из слоновой кости наемники изрубили топорами прямо
на ступенях храма. Хоть это и второстепенная богиня по сравнению с нашим
Митрой, ее все же следует предпочесть Шайтану, которому поклоняются
шемиты.
Здание же храма наполнила Тарамис непристойными изображениями божков
обоего пола в сладострастных позах и с самыми отвратительными
подробностями, кои может измыслить извращенный ум. Многие из этих идолов -
нечистые божества шемитов, туранцев, жителей Вендии и Кхитая. Другие же
вообще похожи на злых духов, живьем явившихся из незапамятного прошлого,
ибо ужасные признаки их сохранились только в самых туманных легендах,
ведомых ныне лишь ученым да адептам тайного знания. Откуда Тарамис привела
их - страшно даже подумать.
Королева ввела в обычай человеческие жертвоприношения, и со времен их
позорного союза с Констанцием не менее шести сотен молодых мужчин, женщин
и детей стали кровавой данью. Многие из них окончили жизнь на жертвеннике,
возведенном королевой в храме (причем она сама умерщвляла их ритуальным
кинжалом), большинству же была суждена участь ужаснейшая. Что оно такое и
откуда взялось - неведомо. Но королева, едва был подавлен мятеж воинов
против Констанция, провела ночь в оскверненном храме в обществе дюжины
связанных пленников. Потрясенный народ видел тяжелы смрадный дым, что
поднимался над храмовой крышей, а изнутри всю ночь слышались заклинания
королевы и смертные стоны пленников. Перед зарей еще один звук добавился -
жуткий нелюдской хохот, и кровь застыла в жилах у тех, кто его услышал.
Утром Тарамис покинула храм - усталая, но с торжествующим сатанинским
блеском в глазах. Пленников больше никто никогда не видел, и хохот этот не
повторялся.
Но есть в храме зала, в которую не вхож никто, кроме королевы.
Королева же, направляясь туда, гонит перед собой обреченного на жертву.
Никого из этих людей уж более не видели, и все полагают, что в оной зале и
угнездилось чудовище, вызванное Тарамис из черной бездны веков и
пожирающее людей.
Я уже не думаю о Тарамис, как о простой смертной - это какая-то
злобная гарпия, что таится в пропахшей кровью норе среди костей своих
жертв. То, что вышние силы дозволяют такое безнаказанно, заставляет меня
усомниться в божественной справедливости.
Сравнивая ее нынешнее поведение с тем, которое я запомнил в первые
дни пребывания своего в Кауране, начинаю склоняться к мысли, что в тело
Тарамис вселился некий демон.
Другое подозрение высказал мне один молодой воин по имени Валерий. Он
утверждает, что некая колдунья приняла облик чтимой королевы, сама же
Тарамис заключена в подземелье. Молодец этот поклялся отыскать подлинную
королеву, если та еще жива, но, боюсь, сам пал жертвой жестокого
Констанция. Он участвовал в мятеже дворцовой гвардии, сумел бежать и
скрывался, упорно отказываясь покинуть город. В его укрытии я и беседовал
с ним. Теперь же он исчез - так же, как и другие, о чьей судьбе здесь не
принято спрашивать. Боюсь, что шпионы Констанция его выследили.
На этом я вынужден закончить свое письмо, чтобы нынче же ночью
отправить его с почтовым голубем. Он принесет послание туда, где родился -
на рубеж земли Котт. Оттуда будет отправлен верховой, а потом верблюжья
эстафета доставит письмо тебе. Я должен успеть до рассвета, а уже поздно,
и звезды начинают бледнеть над висячими садами Каурана. Город погружен в
тишину, и только глухой звук жертвенного барабана доходит со стороны
храма. Не сомневаюсь, что это Тарамис в союзе с силами преисподней
затевает новые злодейства".
Но мудрец был неправ. Женщина, известная миру под именем Тарамис,
стояла в подземелье, озаренная зыбким светом факела. Блики метались по ее
лицу, усугубляя дьявольскую жестокость этих прекрасных очертаний.
Перед ней на голой каменной лавке сжалась фигурка, едва прикрытая
лохмотьями. Саломея тронула ее носком золотого башмачка и мстительно
улыбнулась:
- Не соскучилась ли ты по мне, милая сестричка?
Несмотря на семимесячное заточение и гнусные лохмотья, Тарамис все
еще была прекрасна. Она ничего не ответила и только ниже склонила голову.
Ее равнодушие задело Саломею, она закусила пунцовую губку и
нахмурилась. Одета она была с варварским великолепием женщин Шушана. При
свете факела драгоценные камни сверкали на ее обуви, на золотом
нагруднике, золотых кольцах и браслетах. Прическа была высокой, как у
шемиток, золотые серьги с "тигровым глазом" поблескивали при малейшем
движении гордо поднятой головы. Украшенный геммами пояс поддерживал платье
из прозрачного шелка. Небрежно наброшенная темно-алая накидка скрывала
какой-то сверток в левой руке ведьмы.
Внезапно Саломея сделала шаг вперед, схватила сестру за волосы и
откинула ее голову так, чтобы заглянуть в глаза.
Тарамис встретила этот страшный взгляд не дрогнув.
- Ты уже не рыдаешь, как бывало, милая сестричка? - прошипела ведьма
сквозь зубы.
- Нет у меня больше слез, - ответила Тарамис. - Слишком часто ты
тешилась видом королевы, на коленях просящей о милосердии. Знаю я, что
живу лишь только для того, чтобы ты могла меня унижать. Потому и в пытках
соблюдала ты меру, чтобы не убить меня и не покалечить. Но я уже не боюсь
тебя - нет во мне ни страха, ни стыда, ни надежды. И хватит об этом,
сатанинское отродье!
- Ты льстишь себе, дорогая сестра, - сказала Саломея. - я по-прежнему
забочусь о том, чтобы страдали и твое прекрасное тело, и твоя гордыня. Ты
забыла, что, в отличие от меня, подвержена и душевным мукам - вот я и
развлекала тебя рассказами о том, какие забавы учиняю над твоими
безмозглыми подданными. Но на этот раз я принесла более веское
доказательство. Знаешь ли ты, что твой советник Краллид вернулся из Турана
и был схвачен?
Тарамис побледнела.
- Что, что ты с ним сделала?
В ответ Саломея вытащила загадочный сверток и, сбросив шелковый
покров, подняла вверх голову молодого мужчины. Лицо его застыло в страшной
гримасе - смерть, видно, наступила после жестоких мук.
Тарамис застонала, как от удара ножом в сердце:
- О Иштар! Это Краллид!
- Да, это Краллид! Он пытался взбунтовать народ. Уверял, глупец, что
Конан был прав насчет того, что я не настоящая королева. Дурень, неужели
он полагал, что чернь с палками и мотыгами поднимется против солдат
Сокола? Ну и поплатился за свою глупость. Собаки терзают его
обезглавленное тело во дворе, а дурная голова полетит в помойную яму к
червям. Что, сестричка, неужели ты все-все слезы выплакала? Прекрасно! Под
конец я приготовила для тебя отличную пытку - ты увидишь еще много таких
картинок! - и Саломея торжествующе потрясла головой Краллида.
В эту минуту она не походила на существо, произведенное на свет
женщиной.
Тарамис не поднимала глаз. Она лежала ничком на грязном холодном полу
и тонкое ее тело сотрясалось рыданиями. Стиснутыми кулачками она колотила
по каменным плитам.
Саломея медленно пошла к двери под звон браслетов.
Через несколько минут ведьма была у выхода из подземелья. Ожидавший
там человек повернулся к ней. Это был огромный шемит с мрачными глазами и
широкими плечами. Длинная черная борода его свисала на могучую грудь,
обтянутую серебристой кольчугой.
- Ну что, завыла? - голос его был подобен реву буйвола - низкий,
глубокий, как отдаленные гром. Это был командир наемников, один из
немногих приближенных Констанция, посвященных в тайну судьбы королевы
Каурана.
- Разумеется, Кумбанигаш. Есть в ее душе струны, которых я еще не
касалась. Когда одно чувство притупляется, всегда можно найти другое,
более отзывчивое на пытки.
К ним приблизилась согбенная фигура в лохмотьях - грязная, со
спутанными волосами, потешно прихрамывающая. Один из нищих, что ночуют в
открытых садах и аллеях дворца.
- Лови, пес! - Саломея кинула ему голову Краллида. - Лови, немтырь.
Брось ее в ближайшую выгребную яму... Кумбанигаш, он глухой - покажи ему,
что нужно сделать!
Командир исполнил поручение, а растрепанный нищий закивал головой -
дескать, понял, - и медленно стал бултыхать в сторону.
- Зачем затягивать этот фарс, - гремел Кумбанигаш. - Ты уже так
прочно сидишь на троне, что никакие силы не снимут тебя оттуда. Что
такого, если глупые кауранцы узнают правду? Все равно они ничего не смогут
сделать. Так царствуй под своим собственным именем. Покажи им их бывшую
повелительницу и повели отрубить ей голову на площади!
- Еще не время, достойный Кумбанигаш.
