издание "Госпожи Бовари". Одним словом, наивная дуреха. Так вот, ее он
не пощадил: раздел донага под деревьями на холме и истерзал так, что ее
супруг-врач, если он не глуп, должен был догадаться о постигшей его бе-
де, ударом кулака в живот сбил с ног, прикрыл платьем и уехал. Ее белье,
туфли и сумку, из которой он взял только деньги, он выбросил в мусорный
ящик в Марселе.
Сейчас он не испытывал такого страха, как тогда, хотя и не принял по-
добных мер предосторожности. У него не хватило мужества раздеть мисс Че-
тыре Глаза, а тем более ударить ее. После того как он поговорил по теле-
фону с Толстым Полем, он все время убеждал себя, что должен это сделать,
и все-таки не смог. Он презирал женщин, всех женщин за то, что они жад-
ные, эгоцентричные, мелочные. Да, он ненавидел всех женщин, но все-таки
те, которые были наделены некоторой простотой, вызывали у него меньшее
отвращение. А Дани Лонго даже трижды вызвала у него настоящую симпатию.
В первый раз, когда при входе в гостиницу сказала: "Ладно, иди, я не бу-
ду тебе в тягость". Потом - когда они стояли перед конторкой и она поло-
жила ему руку на локоть, словно он был ее братом и они находились во
вражеском мире. И больше всего, когда за столиком он снял с нее очки. У
нее было такое же беззащитное лицо, как сердце его матери, которая умер-
ла в сорок лет, незамужней, не имея иного утешения, кроме сидевшего у ее
больничной койки незаконнорожденного подонка-сына, который не сумел бы
утешить даже паршивую бродячую собаку.
Надо поскорее забыть Мари Виржини Дани Лонго, он и так был достаточно
щедр с ней. Он подарил ей ее сумочку, чтобы она могла выпутаться из этой
истории, ссору, чтобы впредь не верила басням первого встречного, и один
час времени, чтобы отомстить ему. Что ж, у нее есть шансы на удачу.
Он стремительно спустился по Северной автостраде, которая шла под ук-
лон до самого Марселя, проехал по внешним бульварам и помчался по ав-
тостраде на Обань. В будний день он выбрал бы на Кассис другой путь, ко-
роче, через перевал Жинест, но в воскресенье, да еще к вечеру, эта доро-
га всегда забита марсельцами, и Филипп решил не рисковать: где гарантии,
что его не задержит вереница ползущих как улитки машин или не возникнет
пробка из-за какой-нибудь аварии.
Бесконечные Бедульские виражи среди сосняка. Он думал о незнакомом
ему мужчине, которого до сих пор любит Дани Лонго. Он вспоминал ее в но-
мере гостиницы при свете лампы, отбрасывавшей на потолок причудливую
звезду, вспомнил, как она лежала на постели в своем белом пуловере, ко-
торый теперь он забросил в кустарник. И что это значит - продолжать лю-
бить?
Хватит, смени пластинку.
Прошлым летом Толстый Поль дал ему за новый "пежо" сотню тысячефран-
ковых бумажек. Теперь, по телефону, за "тендерберд" он пообещал триста,
но - намеками, конечно, - заставил Филиппа поклясться, что тот не угнал
его просто с улицы или еще откуда-нибудь, и спросил, уверен ли он, что
владелица этой машины, как и прошлогодняя дамочка, не заявит о краже в
полицию. Мол, он, Поль, не прочь увеличивать автомобильный парк афри-
канских государств, но хочет делать это без риска для себя, просто как
любитель. Филипп заметил, что устами Поля говорит само здравомыслие. В
Па-де-Бель-Фий, когда он свернул на Кассис, на "тендерберд" явно обрати-
ли внимание жандармы, но не остановили его. Было пять часов двадцать ми-
нут. У него появилась надежда, что четырнадцатого он сядет на теплоход с
деньгами в кармане, не заработав судимости, и в каюте первого класса бу-
дет развлекаться с какойнибудь очередной богатой идиоткой.
Четверть часа спустя он уже ни на что не надеялся. "Тендерберд" стоял
у моря, неподалеку от пристани, у мыса Канай. Опершись обеими руками о
кузов автомобиля, Филипп изо всех сил старался сдержать рвоту. В одну
секунду вся его жизнь превратилась в кошмар, и он стоял один под палящим
солнцем, изнемогая от ярости и страха. Судимость он заработал, это точ-
но. Угон машины, да еще мокрое дело. Она собрала свои разбросанные вещи.
Тщательно уложила их в черный чемодан. Она не пошла по пустынной дороге,
по которой они приехали сюда, а снова взобралась на холм, расстелила на
плоском камне, где они сидели, бумажный мешок из-под новых босоножек,
разорвав его пополам, и губной помадой крупными буквами вывела дрожащей
правой рукой: "Сегодня в 10 вечера у дома 10 по улице Канебьер". Все,
что она знала о Марселе, - это название одной улицы, да еще то, что жи-
тели этого города лгуны, как, впрочем, и повсюду. Она придавила свое
послание большим камнем, хотя великолепно понимала, что оно абсолютно
бессмысленно. Но не следует ничем пренебрегать: ведь не исключена воз-
можность, что этот молодчик вернется сюда после ее ухода.
Минут через пять, спустившись с холма с другой стороны, она вышла на
дорогу, которую раньше заметила сверху сквозь деревья. На этой дороге
движение было оживленное. Первая же машина - кроваво-красная, не то "ре-
но", не то "симка - остановилась. В ней сидели мужчина и женщина, сзади
в полотняной колыбельке сладко спал грудной ребенок. Дани села рядом с
младенцем, положив чемодан на колени.
Ее довезли до небольшого кафе у поворота на шоссе, ведущее к Марселю.
Благодаря своих попутчиков, она заставила себя улыбнуться. В кафе она
выпила стакан минеральной воды у стойки, потом показала официанту счет
из ресторана под Балансом, где они обедали с Филиппом, и попросила сое-
динить ее по телефону с этим рестораном.
Будки не было, и ей пришлось разговаривать при посетителях, которые
даже притихли, прислушиваясь к ее словам. К телефону подошла, видимо,
сама хозяйка. Да, она помнит даму в белом костюме и молодого человека с
нею. Да, она помнит, что к концу обеда молодой человек вышел позвонить.
Он вызвал Кассис, департамент Буш-дю-Рон, но бумажка, на которой был за-
писан номер телефона, где-то затерялась. Она очень сожалеет.
Повесив трубку, Дани попросила список телефонов департамента
Буш-дю-Рон. В Кассисе не было абонента под фамилией Филантери. Но Дани
была совершенно уверена, что сегодня утром, когда она, мучаясь угрызени-
ями совести, рылась в бумажнике Филиппа, она прочла название "Кас-
сис-сюр-Мер". Кроме того, что это было напечатано, а не написано от ру-
ки, она больше ничего не помнила. Ей пришло было в голову посмотреть
весь список абонентов, но потом она решила не терять зря времени.
Она спросила официанта, не едет ли кто-нибудь из посетителей в Мар-
сель. Мужчина без пиджака, со светлыми усами предложил ей место в своем
"пежо" и всю дорогу перечислял знакомые ему парижские бистро: он провел
в столице три месяца, проходил там военную службу. В Марселе, в этом,
должно быть, приветливом городе, где приятно жить, но где она пока виде-
ла только грязные предместья, он высадил ее на большой залитой солнцем
площади, сказав, что площадь называется Рон-Пуэн-дю-Прадо. За площадью
начинался парк, от нее же в разные стороны расходились длинные обсажен-
ные деревьями улицы. Он объяснил ей, что здесь она сможет сесть в авто-
бус, идущий в Кассис. Когда он уехал, Дани на автобусной остановке про-
читала вывешенное на столбе расписание и увидела, что ей предстоит ждать
полчаса. Она перешла площадь, неся чемодан и сумочку в правой руке, и
села в такси. Шофер, огромный краснолицый мужчина в кепи, посочувство-
вал: "Бедняжка, вам это дорого станет", - но, поняв, что она не располо-
жена к разговорам, включил мотор.
За одним из поворотов извилистой дороги, ведущей на перевал Жинест -
название она прочла, когда они поднялись на самый верх, - она впервые в
жизни увидела Средиземное море. Голубое, как на открытках, переливающее-
ся, раскинувшееся до самого горизонта, который был чуть бледнее его, оно
оказалось еще прекраснее, чем она ожидала. Дани заставила себя смотреть
в другую сторону.
В Кассис, небольшой приморский городок, они приехали в половине
седьмого, через два часа с небольшим после поцелуя Иуды, полученного ею
на холме над Беррским прудом. По обе стороны длинной улицы по тротуару
густой толпой двигались люди - босиком и в шортах или купальных костю-
мах. Такой толчеи не бывает даже в Париже около "Галери Лафайет". Шофер
сказал: "Бедняжка, здесь и в будни не протолкнешься, а в воскресенье
просто сумасшедший дом".
Дани попросила остановиться у пристани, неподалеку от разукрашенных
разноцветными флажками лодок и яхт. Расплатившись за проезд, она вышла
на шоссе, поставила чемодан у ног, да так и застыла, ничего не соображая
от солнца и гама, но краснолицый шофер в кепи, разводя руками, сказал
певучим голосом:
- Да вы не огорчайтесь, дорогая, все устроится, это уж закон.
Он еще не успел договорить, как Дани, оглядев то, что, верно, и явля-
лось центром Кассиса, сразу же увидела знакомое белое пятно "тендербер-
да" и в душе ее все перевернулось. Он стоял метрах в двухстах от нее, у
пляжа, среди других машин, но Дани узнала бы его среди тысячи ему подоб-
ных, хотя бы уже по тому, как при взгляде на него забилось сердце. У нее
так сжало горло, что она не могла дышать, ее охватило восхитительное
чувство, своего рода благодарность ко всему: к Кассису, к морю, к солн-
цу, к толстому шоферу такси и к себе самой за то, что она не пролила ни
слезинки и приехала прямо туда, куда следовало.
Ничего не видя вокруг, она шагала к своей Стремительной птице. Уста-
лость как рукой сняло, и она, словно в замедленной съемке, тихо продви-
галась сквозь толщу пустоты. Машина стояла с опущенным верхом, Филипп
Филантери так и не поднял его. Судя по всему, он оставил машину не из-за
поломки. Дани положила чемодан на заднее сиденье и наконец внимательно
осмотрелась. Перед ней раскинулась широкая эспланада, которая тянулась
от пристани вдоль пляжа. Она смотрела, как люди купаются в пенистых вол-
нах. Она слышала их смех и крики. А сам городок притулился у подножья
огромной скалы, остроконечная вершина которой нависала над морем.
В замке зажигания ключей не было. Она открыла ящичек: там лежали все
ключи и документы на машину. Она села за руль и несколько минут мучи-
тельно размышляла, пытаясь понять ход мыслей этого парня из Меца. У него
не было денег, но он оставил ей сумочку. Угнал машину, но бросил ее че-
рез какие-то пятьдесятшестьдесят километров. Нет, она отказывается
что-либо понимать. Возможно, в его поступках и есть какой-то смысл, но
ее это больше не интересует. Может, он в своем полотняном костюме и чер-
ном галстуке сейчас где-то здесь, в Кассисе, может, он еще вернется, но
это тоже ее больше не интересует. Внезапно напряжение спало, словно мяг-
ко отошла какая-то пружина в ее груди, и она вдруг увидела себя как бы
со стороны, такой, какой она была здесь, вдали от дома: воровка, угнав-
шая машину, одинокая дура с неподвижной рукой в лубке. Дани заплакала.
- Хочешь сыграть в карты? - услышала она чей-то голос.
Она была в темных очках, и маленький мальчик, стоявший у дверцы маши-
ны, показался ей особенно загорелым. Ему было лет пять. Белокурый, с
большими черными глазами, очень красивый, в синих эластичных трусиках в
широкую белую полоску и красной тенниске из эпонжа, он стоял босой, дер-
жа в одной руке ломтик хлеба с маслом, а в другой - маленькую колоду
карт. Дани вытерла слезы.
- Как тебя зовут? - спросил мальчик.
- Дани.
- Хочешь сыграть в карты?
- А тебя как зовут?
- Титу, - ответил он.
- А где твоя мама? Он неопределенно махнул ручкой, в которой держал
бутерброд.
- Там, на пляже. Можно, я сяду в твою машину?
Она распахнула дверцу и подвинулась, уступая ему место у руля. Это
был очень серьезный, степенный человечек, отвечавший на вопросы коротко
и сдержанно. Однако она все же узнала, что у его отца тоже есть машина,
голубая - и уж она-то с крышей! - что в воде он нашел морского ежа и по-
