она пожелает. Она заказала себе малину и сказала, что они поедут в
Сент-Мариде-ла-Мер, это, наверное, самое подходящее место для цыгана,
даже если он и не настоящий цыган, а весьма сомнительный.
Он ушел на несколько минут, чтобы позвонить "одному приятелю". Когда
он вернулся, она догадалась, что он чем-то озабочен. Даже улыбка его
стала какой-то иной. Оплачивая счет, она поняла, что он звонил не в Мец
и не в Париж, это стоило бы гораздо дороже. Неуклюже орудуя правой ру-
кой, она не смогла скрыть, что вынимает деньги из фирменного конверта, в
котором выдают жалованье, но он ни о чем не спросил ее, может, и не за-
метил этого. "Вместо того чтобы рыться в чужом бумажнике, надо было за-
ранее все предусмотреть и вынуть деньги из конверта", - упрекнула она
себя.
Они проехали через Баланс, светлый городок с высокими платанами, и
оказались в совершенно новом для нее краю, более солнечном и, пожалуй,
более близком ей, чем все, где она бывала до сих пор. Дорога шла над Ро-
ной, обмелевшей, высыхающей между песчаными косами, и после Монтелимара
и земля, и скалы, и деревья казались грубым детищем солнца.
Рука у Дани больше не болела, но ей трудно было держать ее на плече
Филиппа. Машину он вел быстро и, судя по его лицу, которое ей запомнится
навсегда, о чем-то сосредоточенно думал. Она раскуривала для него сига-
реты, иногда вынимала их у него изо рта, чтобы сделать несколько затяжек
той же сигаретой, что и он. Она радовалась, когда ему приходилось замед-
лять ход, потому что тогда он поворачивался к ней, целовал ее или же,
как бы ободряя, клал ей на колени руку.
Оранж. Длинная и прямая дорога, обсаженная платанами, они ехали по
ней, миновав Авиньон. Широкий мост через реку Дюранс, по которому движе-
ние шло в несколько рядов. Расстегнув на груди рубашку, Филипп говорил о
машинах ("феррари"), о лошадях (Куропатка, Sea Bird), о кинофильмах
("Лола Монтес", "Жюль и Джим"), но ничего не рассказывал о себе. Она
продолжала называть его Жоржем. В Салоне они остановились у бара и, пока
им заправляли машину, выпили у стойки по стаканчику. Мокрые волосы у не-
го прилипли ко лбу, у нее тоже. Они рассмеялись, молча глядя друг на
друга, потому что одновременно вспомнили прошлую ночь.
Они отмахали еще километров десять или двадцать, но теперь он ехал
медленнее, чаще целовал ее и все нежнее сжимал ее колени. Она поняла,
что это неминуемо, и при мысли, что они будут в машине - такого с нею
еще не случалось, - сердце ее тревожно застучало.
Но оказалось, намерения у него несколько иные. Он, правда, свернул на
проселочную дорогу, которая вела в Мирамас, но остановил "тендерберд" на
обочине и попросил Дани выйти из машины. Он хорошо знал эти места, что и
без слов было ясно, и тем не менее он сказал ей об этом. Они шли по сос-
новому лесу под оглушительный стрекот цикад и, взобравшись на какой-то
холм, увидели вдали Беррский пруд, неподвижная поверхность которого на-
поминала большое солнечное пятно.
Мысли в голове Дани путались. Ей было жарко. Стыдно. Страшно. Она са-
ма не понимала, чего боится, но, после того как она покинула Стреми-
тельную птицу, перед ее мысленным взором стояла какая-то картина, тем-
ная, словно передержанная пленка, картина, которую ей никак не удавалось
как следует разглядеть. Это была комната, то ли ее собственная, то ли
та, в которой она была у Каравеев. Во всяком случае, в ней находилась
Анита, не теперешняя, а та, которую она однажды вечером бросила на про-
извол судьбы - давно-давно, настолько давно, что она уже имела право за-
быть все, что тогда произошло, - Анита, потерявшая на рассвете душу,
Анита, которую она избила и вышвырнула за порог, которую впервые видела
плачущей. Неужели цикады никогда не замолкнут?
Он усадил ее рядом с собой на большой камень, поросший сухим мхом.
Как она и ожидала, и даже подготовила себя к этому, чтобы не выглядеть
оскорбленной идиоткой, он расстегнул пуговицы на ее жакете, нежно провел
рукой по ее бюстгальтеру. И все. Потом он спросил ее о чем-то, спросил
так тихо, что она не расслышала, но все поняла, и он не стал повторять
свой вопрос. Она только не могла взять в толк, зачем ему это знать, это
было непохоже на него, и почему вдруг его лицо стало чужим, замкнулось и
он избегал ее взгляда. Он хотел узнать, скольким мужчинам она принадле-
жала до него - он употребил именно это слово.
Она ответила - одному. Он пожал плечами. Она объяснила, что остальные
не в счет. Он пожал плечами. Она сказала, что были еще двое, но они и в
самом деле не считаются.
- Тогда расскажи мне о первом.
- Я не хочу говорить об этом.
Правой рукой она попыталась застегнуть пуговицы на своем жакете, но
он остановил ее.
- Когда это было?
- Давно.
- Ты его любила? Она понимала, что при подобных обстоятельствах с ее
стороны будет оплошностью ответить так, но она не могла промолчать, от-
речься от всего, и сказала:
- Я и сейчас продолжаю его любить.
- Он бросил тебя?
- Никто никого не бросал.
- Тогда в чем же дело? Почему бы вам не пожениться и не заиметь кучу
детей?
- Двоеженство запрещено.
- Но существует развод.
- Нет, в том-то и дело, что не существует.
Она увидела, как в его взгляде промелькнуло что-то злое. Машинально
она схватила его за руку больной рукой.
- Есть еще и другое, - тихо проговорила она. - Дети, он уже обзавелся
ими.
- Сколько это длилось?
- Два года.
- Как его зовут?
- Не надо, прошу тебя.
- А его жена, что она за женщина?
- Очень хорошая. Очень милая. Я никогда ее не видела.
- Откуда же ты знаешь, что она милая?
- Знаю.
- А его ты с тех пор видела?
- Да, да, да! Два раза! - Она тоже нервничала, все это было так глу-
по, к тому же она никак не могла застегнуть свой жакет. - Хочешь знать,
когда точно? Одиннадцатого сентября, два года назад, и семнадцатого ав-
густа прошлого года. Получил?
- И все-таки он не бросил из-за тебя жену. Она ведь не уличная девка.
Не потаскушка, которая через два часа после знакомства в Шалоне ложится
с мужчиной в постель. Получила?
Это было настолько ужасно, что она даже не почувствовала ту боль, ко-
торую, как считал Филипп, он причинил ей. Ей было больно от другого: она
не могла понять, зачем он вот так все уничтожает, зачем намеренно вызвал
эту нелепую ссору.
- Ну, скажи же!
- Что сказать?
- Что я сволочь! Она ничего не сказала. От жары у нее запотели очки,
она сняла их и вынула из сумки платок, чтобы протереть. И застыла, с оч-
ками в правой руке, пытаясь ни о чем не думать. Она чувствовала, что он
смотрит на нее, потом услышала, как он сказал изменившимся голосом:
- Прости меня. Дани. Я пойду возьму сигареты в машине. Нам нужно нем-
ного успокоиться.
Он нагнулся к ней, застегнул пуговицы на ее жакете и нежно, как нака-
нуне в ресторане гостиницы, поцеловал ее в губы.
У нее были такие же теплые, неподвижные губы, такие же непроницаемые
глаза, как и тогда в ресторане. Он ушел не оборачиваясь. Только когда
деревья скрыли его от Дани, он побежал. Теперь успех дела решала быстро-
та. Дани не сразу удивится его долгому отсутствию. Сначала она объяснит
это их ссорой. Таким образом, по его расчетам, она заметит исчезновение
машины не раньше, чем через четверть часа. Кроме того, он хорошо знает
эти места, а ей придется потратить минут тридцать-сорок, прежде чем она
доберется до телефона.
Если он ошибся и машина действительно принадлежит ей, она заявит о
пропаже в полицию. Тогда он проиграл. Еще минут десять уйдет на то, что-
бы поднять на ноги первых жандармов. Прежде всего известят тех, что де-
журят на северной автостраде и у въезда в Марсель. Они, конечно, заметят
промчавшийся мимо них "тендерберд", на него нельзя не обратить внимания.
Значит, сцапают его на дороге в Кассис.
Итак, в лучшем случае у него всего один час, чтобы попытать удачи.
Маловато! Единственная его ставка была на то, что если Дани Лонго и об-
ратится в полицию, то не сразу. История, которую она рассказала ему вче-
ра ночью за столиком, и впрямь какая-то непонятная, если, конечно, она
не скрыла чего-то. Ведь когда человеку калечат руку, он поднимает скан-
дал. Если жандарм говорит тебе, будто видел тебя утром, а это неправда,
ты с ним не соглашаешься.
Да и вообще у этой мисс Четыре Глаза много других странностей. Деньги
в сумочке лежат в фирменном конверте для жалованья. Потом это впечатле-
ние раздвоенности, которое она производит: то живая, самоуверенная и се-
бе на уме, то какая-то испуганная, бичующая себя. Во сне разговаривала.
Все время бормотала: "Матушка, Матушка", - а потом какой-то обрывок фра-
зы, который его не на шутку встревожил: не то "убит ты", не то "убили
тебя", или "убейте меня", она произнесла это всего два раза, почти
прильнув к его губам, и он не был уверен, что правильно расслышал ее.
Может быть, в полусне она обращалась к нему и сказала: "Любите меня", но
чтото не верится. Нет, в ней определенно чувствуется какой-то надлом.
Филипп, слегка запыхавшись, сел в машину, вставил ключ в замок зажи-
гания, почти в ту же секунду нажал на акселератор и рванул с места. За
стеной деревьев, оглушенная стрекотом цикад, она наверняка не могла ус-
лышать шум мотора. Он осторожно развернулся, дважды при этом съехав в
кювет, так как машина была слишком длинная. Подумав о том, что в вещах
Дани нет ничего, что могло бы ему пригодиться, а ее это здорово обреме-
нит и она задержится еще дольше, он вытащил ее чемодан, раскрыл его и
отбросил как можно дальше. Вещи разлетелись по траве вдоль дороги. Брю-
ки, которые были на ней накануне, образовали какое-то причудливое бирю-
зовое пятно, и он вдруг почувствовал, что ему неприятно видеть это. Он
сказал себе, что сбрендил и даже хуже, но все же вышел из машины, поднял
брюки, скомкал их, чтобы сунуть в чемодан, и вдруг оцепенел: Дани непод-
вижно стояла перед ним, он не слышал, как она подошла. Потом он понял,
что это всего-навсего ее белое муслиновое платье, которое, зацепившись,
повисло на одном из колючих кустов. Чертыхнувшись, он отшвырнул в сторо-
ну брюки, сел за руль и ринулся вперед.
Часы на щитке показывали половину пятого. Примерно в этот же час, в
том же месте и таким же способом он угнал прошлым летом новенький "пе-
жо". Тогда он потратил час с четвертью, чтобы добраться до Кассиса, где
в гараже Толстого Поля, его друга по Мецу, нашел надежное убежище. "Тен-
дерберд" мощнее "пежо", к тому же теперь он не будет блуждать, как тог-
да. На этом можно выиграть минут пять-десять. Себе он сказал: минут пят-
надцать, чтобы приободриться, хотя понимал, что это чистый самообман.
Выехав на шоссе, он с радостью отметил, что на проселочной дороге,
где он бросил Дани, навстречу ему не попалось ни одной машины. Южнее,
меньше чем в двух километрах от этой дороги, проходила другая, пошире и
в лучшем состоянии, и поэтому все предпочитали пользоваться ею. Кто зна-
ет, может быть, мисс Четыре Глаза потеряет даже больше времени, чем он
предполагает, пока ей удастся сесть на попутную машину.
О женщина, владелице "пежо", он никогда ничего больше не слышал, не
знал, как она реагировала на это, что его, естественно, радовало, но в
то же время и огорчало, так как в противном случае он смог бы сейчас
внести поправки в свой план. Тем более что здесь риск был больший. Жен-
щина из "пежо" была замужем за врачом из Арля и, видимо, поставила крест
на своей машине, лишь бы избежать скандала. Филипп встретился с нею в
Роанне, куда она приехала навестить кого-то - он забыл кого - в приют
для престарелых. Это была пухленькая, застенчивая женщина, весьма неис-
кушенная в любовных делах и до того обалдевшая от первой своей супружес-
кой измены, что купила по дороге - в Тараре, он точно помнит - роскошное
