так: вечером в четверг выпивал одним махом три с половиной литра ерша -
выпивал и ложился спать, не раздеваясь, с одной только мыслью: проснусь я
утром в пятницу или не проснусь?
И все-таки утром в пятницу я не просыпался. А просыпался утром в
субботу, и уже не в Москве, а под насыпью железной дороги, в районе
Наро-Фоминска. А потом - потом я с усилием припоминал и накапливал факты,
а накопив, сопоставлял. А, сопоставив, начинал опять восстанавливать,
напряжением памяти и со всепроникающим анализом. А потом переходил от
созерцания к абстракции; другими словам, вдумчиво опохмелялся и, наконец,
узнавал, куда же все-таки девалась пятница.
Сызмальства почти, от младых ногтей, любимым словом моим было
"дерзание", и - Бог свидетель - как я дерзал! Если вы так дерзнете - вас
хватит кондрашка или паралич. Или даже нет: если бы вы дерзали так, как я
в ваши годы дерзал, вы бы в одно прекрасное утро взяли бы и не проснулись.
А я просыпался, каждое утро почти просыпался и снова начинал дерзать...
Например, так: к восемнадцати годам или около того я заметил, что с
первой дозы по пятую включительно я мужаю, то есть мужаю неодолимо, а вот
уж начиная с шестой
Купавна - 33-й километр.
и включительно по девятую - размягчаюсь. Настолько размягчаюсь,
что от десятой смежаю глаза, так же неодолимо. И что же я по
наивности думал? Я думал: надо заставить себя волевым усилием
преодолеть дремоту и выпить одиннадцатую дозу - тогда, может
быть, начнется рецидив возмужания? Но нет, не тут-то было.
Никаких рецидивов, я пробовал.
Я бился над этой загадкой три года подряд, ежедневно бился, и
все-таки ежедневно после десятой засыпал.
А ведь все раскрылось так просто: оказывается, если вы уже выпили
пятую, вам надо и шестую, и седьмую, и восьмую, и девятую выпить сразу,
одним махом - но выпить идеально, то есть выпить только в воображении.
Другими словами, вам надо одним волевым усилием, одним махом - не выпить
ни шестой, ни седьмой, ни восьмой, ни девятой.
А выдержав паузу, приступить непосредственно к десятой, и точно так
же, как девятую симфонию Антонина Дворжака, фактически девятую, условно
называют пятой, точно так же и вы: условно назовите десятой свою шестую и
будьте уверены: теперь вы уже будете беспрепятственно мужать и мужать, от
самой шестой (десятой) и до самой двадцать восьмой (тридцать второй) - то
есть мужать до того предела, за которым следует безумие и свинство.
Нет, честное слово, я презираю поколение, идущее вслед за нами. Оно
внушает мне отвращение и ужас. Максим Горький песен о них не споет, нечего
и думать. Я не говорю, что мы в их годы волокли с собою целый груз
святынь. Боже упаси! - святынь у нас было совсем чуть-чуть, но зато
сколько вещей, на которые нам было не наплевать, а вот им - на все
наплевать.
Почему бы им не заняться вот чем: я в их годы пил с большими
антрактами - попью-попью - перестану, попью-попью - опять перестану. Я не
вправе судить потому, одушевленнее ли утренняя депрессия, если делается
ежедневной привычкой, то есть если в шестнадцать лет пить по четыреста
пятьдесят грамм в семь часов пополудни. Конечно, если бы мне вернуть мои
годы и начать жизнь сначала, я, конечно, попробовал бы, - но ведь они-то!
Они!..
Да только ли это! А сколько неизвестности таят в себе другие сферы
человеческой жизни! Вот представьте себе, к примеру: один день с утра до
вечера вы пьете исключительно белую водку, и ничего больше; а на другой
день - исключительно красные вина. В первый день вы к полуночи становитесь
как одержимый. Вы к полуночи такой пламеный, что через вас девушки могут
прыгать в ночь на Ивана Купала. И, ясное дело, они все-таки допрыгаются,
если вы с утра до ночи пили исключительно белую водку.
А если вы с утра до ночи пили только крепленные красные вина? Да
девушки через вас и прыгать не станут в ночь на Ивана Купала. Даже
наоборот сядет девушка в ночь на Ивана Купала, а вы через нее и
перепрыгнуть не сумеете, не то что другое чего. Конечно, при условии, что
вы с утра до вечера пили только красное!..
Да, да! А сколько захватывающего сулят эксперименты в узко
специальных областях! Ну, например, икота. Мой глупый земляк Солоухин
зовет вас в лес соленые рыжики собирать. Да плюньте вы ему в его соленые
рыжики! Давайте лучше займитесь икотой, то есть исследованием пьяной икоты
в ее математическом аспекте...
- Помилуйте! - кричат мне со всех сторон. - Да неужели же на свете
кроме этого, нет ничего такого, что могло бы...!
- Вот именно: нет! - кричу я во все стороны. - Нет ничего, кроме
этого! Нет ничего такого, что могло бы! Я не дурак, я понимаю, есть еще на
свете психиатрия, есть внегалактическая астрономия, все это так!
Но ведь все это - не наше, все это нам навязали Петр Великий и
Дмитрий Кибальчич, а ведь наше призвание совсем не здесь, наше призвание
совсем в другой стороне! В этой самой стороне, куда я вас приведу, если вы
не станете упираться! Вы скажете: "Призвание это гнусно и ложно". А я вам
скажу, я вам снова повторяю: "Нет ложных призваний, надо уважать всякое
призвание".
И тьфу на вас, наконец! Лучше оствьте янкам внегалактическую
астрономию, а немцам - психиатрию. Пусть всякая сволота вроде испанцев
идут на свою корриду глядеть, пусть подлец-африканец строит свою Асуанскую
плотину, пусть строит, подлец, все равно ее ветром сдует, пусть подавится
Италия своим дурацким бель-канто, пусть!..
А мы, повторяю, займемся икотой.
33-й километр - Электроугли.
Для того, чтобы начать ее исследование, надо, разумеется, ее вызвать:
или ан зихь (термин Эммануила Канта), то есть вызвать ее в себе самом, -
или же вызвать ее в другом, но в собственных интересах, то есть фюр зихь.
Термин Эммануила Канта. Лучше всего, конечно, и ан зихь, и фюр зихь, а
именно вот как: два часа подряд пейте что-нибудь крепкое, старку, или
зверобой, или охотничью. Пейте большими стаканами, через полчаса по
стакану, по возможности избегая всяких закусок. Если это кому-нибудь
трудно, можно позволить себе минимум закуски, но самой неприхотливой: не
очень свежий хлеб, кильку пряного посола, кильку простого посола, кильку в
томате.
А потом - сделайте часовой перерыв. Ничего не ешьте, ничего не пейте;
расслабьте мышцы и не напрягайтесь.
И вы убедитесь сами: к исходу этого хаоса она начнется. Когда вы
икнете в первый раз, вас удивит внезапность ее начала; потом вас удивит
неотвратимость второго раза, третьего раза эт цетера. Но если вы не дурак,
скорее перестаньте удивляться и займитесь делом: записывайте на бумаге, в
каких интервалах ваша икота удостаивает вас быть - в секундах, конечно:
восемь - тринадцать - семь - три - восемнадцать.
Попробуйте, конечно, отыскать здесь хоть какую-нибудь периодичность
хоть самую приблизительную, попробуйте, если вы все-таки дурак,
попытайтесь вывести какую-нибудь вздорную формулу,чтобы хоть как-то
предсказать длительность следующего интервала. Пожалуйста. Жизнь все равно
опрокинет все ваши телячьи настроения:
-семнадцать - три - четыре - семнадцать - один - двадцать - три -
четыре - семь - семь - семь - восемнадцать.
Говорят, вожди мирового пролетариата, Карл Маркс и Фридрих Энгельс,
тщательно изучили схему общественных формаций и на этом основании сумели
многое предвидеть. Но тут они были бы бессильны предвидеть хоть самое
малое. Вы вступили, по собственной прихоти, в сферу фатального - смиритесь
и будьте терпеливы. Жизнь посрамит и вашу элементарную и вашу высшую
математику:
- тринадцать - пятнадцать - четыре - двенадцать - четыре - пять -
двадцать - восемь.
Не так ли в смене подъемов и падений, восторгов и бед каждого
отдельного человека, - нет ни малейшего намека на регулярность? Не так ли
беспорядочно чередуются в жизни человечества его катастрофы? Закон - он
выше всех нас. Икота - выше всякого закона. И как поразила нас недавно
внезапность ее начала, так поразит вас ее конец, который вы, как смерть,
не предскажете и не предотвратите:
- двадцать две - четырнадцать - все. И тишина.
И в этой тишине ваше сердце вам говорит: она не исследима, а мы -
беспомощны. Мы начисто лишены всякой свободы воли, мы во власти произвола,
которому нет имени и спасения от которого - тоже нет.
Мы - дрожащие твари, а она - всесильна. Она, то есть Божья Десница,
которая над всеми нами занесена и пред которой не хотят склонить головы
одни кретины и проходимцы. Он непостижим уму, а следовательно, Он есть.
Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный.
Электроугли - 43-й километр.
Да. Больше пейте, меньше закусывайте. Это лучшее средство от
самомнения и поверхностного атеизма. Взгляните на икающего безбожника: он
рассредоточен и темнолик, он мучается и он безобразен. Отвернитесь от
него, сплюньте и взгляните на меня, когда я стану икать: верящий в
преодоление и ни о каком противоборстве не помышляющий, я верю в то, что
Он благ, и сам я поэтому благ и светел.
Он благ. Он ведет меня от страданий - к свету. От Москвы - к
Петушкам. Через муки на Курском вокзале, через очищение в Кучине, через
грезы в Купавне - к свету и Петушкам. Дурх ляйден - лихт!
Я заходил по площадке в еще более страшном волнении. И все курил, и
все курил. И тут - яркая мысль, как молния, поразила мой мозг:
- Что мне выпить еще, чтобы и этого порыва - не угасить? Что мне
выпить во Имя Твое?..
Беда! Нет у меня ничего такого, что было бы Тебя достойно. Кубанская
это такое дерьмо! А российская - смешно при Тебе и говорить о российской.
И розовое крепкое за рупь тридцать семь! Боже!..
Нет, если я сегодня доберусь до Петушков - невредимый - я создам
коктейль, который можно было бы без стыда пить в присутствии Бога и людей,
в присутствии людей и во имя Бога. Я назову его "Иорданские струны" или
"Звезда Вифлеема". Если в Петушках я об этом забуду - напомните мне,
пожалуйста.
Не смейтесь. У меня богатый опыт в создании коктейлей. От Москвы до
Петушков пьют эти коктейли до сих пор, не зная имени автора, пьют
"Ханаанский бальзам", пьют "Слезу комсомолки" и правильно делают, что
пьют. Мы не можем ждать милостей от природы. А чтобы взять их у нее, надо,
разумеется, знать их точные рецепты: я, если вы хотите, дам вам эти
рецепты. Слушайте.
Пить просто водку, даже из горлышка, - в этом нет ничего, кроме
томления духа и суеты. Смешать водку с одеколоном - в этом есть известный
каприз, но нет никакого пафоса. А вот выпить стакан "Ханаанского бальзама"
- в этом есть и каприз, и идея, и пафос, и сверх того еще метафизический
намек.
Какой компонент "Ханаанского бальзама" мы ценим превыше всего? Ну,
конечно, денатурат. Но ведь денатурат, будучи только объектом вдохновения,
сам этого вдохновения начисто лишен. Что же, в таком случае, мы ценим в
денатурате превыше всего? Ну, конечно: голое вкусовое ощущение. А еще
превыше тот миазм, который он источает. Чтобы этот миазм оттенить, нужна
хоть крупица благоухания. По этой причине в денатурат вливают в пропорции
1:2:1 бархатное пиво, лучше всего останкинское или сенатор, и очищенную
политуру.
Не буду вам напоминать, как очищается политура, это всякий младенец
знает. Почему-то никто в России не знает отчего умер Пушкин, - а как
очищается политура - это всякий знает.
Короче, записывайте рецепт "Ханаанского бальзама". Жизнь дается
человеку один раз и прожить ее надо так, чтобы не ошибиться в рецептах:
