- Да, - сказал он в четвертый раз. Палач почесал нос - ему было
скучно; Фагирра победоносно улыбнулся:
- Верно ли, что магические действия декана и его дочери вызвали в
городе Мор?
...Стальное лезвие распороло ему щеку, а заклятье переломило его
жизнь. Он был самоуверен в то утро, весна выдалась холодная и затяжная,
капли скатывались по стволам, будто кого-то оплакивая... Он не зажмурил
глаза, когда шпага в руках Скитальца опустилась на его лицо, была боль, но
страха не было даже тогда...
Он почувствовал, как шрам на щеке оживает, пульсирует, наливается
огнем; все еще прижимая к нему ладонь, он глянул вниз - и встретился
взглядом с прозрачными глазами без ресниц.
Скиталец стоял у стены, в толпе - и отдельно от всех. Среди множества
любопытствующих, возбужденных, хмурых и напряженных лиц его длинное,
прорезанное вертикальными морщинами лицо казалось бесстрастным, как
навешенный на двери замок. "Когда первое в вашей душе обернется
последним... Когда на пять вопросов вы ответите "да"...
Судьба ведет его точно по намеченной ниточке.
Он вздрогнул, потому что в этот момент Тория тоже узнала Скитальца.
Не оборачиваясь, Солль увидел, как распухшие губы ее сначала неуверенно, а
потом все смелее и радостнее складываются в улыбку.
Улыбаясь, она идет на ужасную смерть. Так вышло, что помилование для
Солля прозвучит приговором Тории - она знает это и улыбается, потому что в
ее жизни было вечнозеленое дерево над могилой Первого Прорицателя, и те
ночи, проведенные при свете камина, и была его клятва - сбросить шрам ради
нее...
Первое в душе должно стать последним. Ради нее, ради выполнения своей
же клятвы он отречется и предаст, и подпишет приговор. Кто затянул этот
узел?
Небо, он слишком долго медлит, уже волнуется зал и хмурится Фагирра,
а палач - тот поглядывает с интересом, небрежно приспустив на пол мешок с
клещами...
Он зажмурился, но воображению было плевать, открыты его глаза или
нет, воображение услужливо подсунуло ему яркую до мелочей картину: камера
пыток... В тело впиваются ремни, над Соллем деловито склоняется палач,
невзрачный, в мешковатом балахоне, и в руках его клещи... Стиснутые зубы
Эгерта разжимают огромным ножом, а клещи все ближе, железный клюв
открывается, будто предчувствуя трапезу, Солль судорожно пытается
отвернуть голову, и где-то в темноте спокойный голос произносит: "За
лжесвидетельство", и Эгерт чувствует холодный захват стали у корня
языка...
Человек не может так бояться. Так боятся звери, попавшие в капкан,
так боится скот, гонимый в ворота бойни... Эгерт чудом удержался на ногах.
Взгляд Фагирры лежал на нем, как могильный камень, взгляд Фагирры
давил, хозяйничал в его душе, путая мысли. Пятый вопрос задан...
Он должен ответить сейчас, пока клещи еще в мешке, пока смотрит
Скиталец, знавший все наперед... Он ответит - и страх перестанет терзать
его, не зря так болит, так пульсирует, так беспокоится шрам - будто живое
существо, будто пиявка, много дней сосавшая чужую кровь и вот сейчас
обреченная на погибель...
- Эгерт, - едва слышно донеслось со скамьи подсудимых. Возможно,
Тория не произнесла его имени вслух, но, обернувшись, он понял, что она
благословляет его на пятое "да".
...Огонь в камине, темные волосы на подушке... детский страх - и
доверие, тоже детское... Высокое окно библиотеки... Мокрый голубь на
дорожке... И солнце, солнце бьет в окна... Корзинка в руках, зеленые
луковые хвосты щекочут руку, и теплая булка из ее рук... Снова солнце.
Отпечаток каблука в мягкой прогретой земле... Ладони на глазах, а солнце
пробивается между пальцами... Пахнет мокрая трава, тает снег в волосах...
Тория тихонько скрипнула скамьей:
- Эгерт...
Как она боится за него. Как она хочет, чтобы поскорее все кончилось,
чтобы он сказал, наконец...
Ему даже не придется колебаться. Его страх и так сделает все сам, и
губы его просто не в состоянии сложиться в иное слово, нежели волшебное
пятое "да". Его голосовые связки откажутся работать, пожелай он сойти с
намеченного пути.
- Хватит, Солль! - Фагирра красноречиво переглянулся с палачом. -
Последний раз повторяю вопрос: верно ли, что магические действия декана и
его дочери вызвали в городе Мор?
Безгубый рот Скитальца чуть дрогнул. "Ошибиться легко, и ошибка
дорого вам обойдется... Раз в жизни бывает этот момент, и упустивший его
лишается надежды навсегда".
Как много боли в этом зале. Как много боли помещается в маленьком
теле Тории... И как болит шрам.
Тишина.
Он поднял глаза - два окна смотрели на него равнодушными глазами
Скитальца.
- Не...
Страх его взревел. Он ревел и метался, раздирая горло, парализуя
язык, выл и катался, как взбесившееся чудовище - весь его огромный,
всепоглощающий, всепожирающий страх, давно свивший в Соллевой душе свое
смрадное логово.
- ...е...т...
Слово вырвалось из его рта, и он в изнеможении закрыл глаза, со
спокойной совестью отдавая себя на растерзание страху.
В наполнявшей зал тишине слово прозвучало, подобно взрыву пороховой
башни.
Где-то победно завопили студенты, где-то загалдела толпа, что-то
резко бросил Фагирра, а Тория, обомлевшая на своей скамье, источала ужас -
ужас оттого, что заклятие на Солле теперь вечно и неснимаемо. Он сам
осознал это и содрогнулся, руки его потянулись ко рту, будто желая вбить
обратно только что вылетевшее слово - но он понял с облегчением, что
вернуть сказанное невозможно, и пусть страх выворачивает его наизнанку...
Пошатнувшись, он глянул в зал, на Скитальца - глянул едва ли не с вызовом.
И тогда Скиталец, который один оставался бесстрастным в возбужденной
толпе, позволил себе усмехнуться.
Мир перед глазами Эгерта закачался, поплыл, полинял, будто выгорел;
на секунду он ощутил полнейшее, безмятежное спокойствие, хотелось закрыть
глаза и наслаждаться неправдоподобной тишиной - но тут мир вернулся,
обрушился гулом толпы и выкриками стражи, и краски вернулись к нему, и
никогда в жизни Эгерт не видел таких ярких красок.
...Кто все эти люди?! Кто этот человек, скрывающий лицо под
капюшоном? Как смеют они удерживать под стражей... Торию?!
Помост дрогнул - Эгерт осознал себя уже на бегу, кто-то красно-белый
испуганно отлетел в сторону, защищаясь пикой... Неуклюже, как дохлая
крыса, грохнулся на бок табурет палача, и вывалились из мешка железные
клещи.
Эгерту казалось, что он движется медленно, как увязшая в меду муха;
на краю его зрения мелькали перекошенные лица, на краю его слуха лязгали
выкрики, кто-то кричал "Взять", кто-то кричал "Не трогать"... Орали
студенты и колотил по столу канцелярист - а бледное лицо Тории было все
ближе и ближе, все ближе и ближе были глаза, распахнутые так, что загнутые
ресницы вонзались в кожу, и широкие, поглощающие свет зрачки без блеска, и
полуоткрытые запекшиеся губы, искусанные, опухшие... Эгерт бежал целую
вечность, помост содрогался под его сапогами, и кто-то хотел встать на
дороге - но отлетел, сметенный. Эгерт бежал, и по щеке его, по губам, по
подбородку скатывалась на рубашку кровь, потому что на месте шрама горела
теперь открытая рана.
А потом нога его запнулась о подставленные ножны меча, и, потеряв из
виду лицо Тории, он упал, разбивая локти; мелькнул перед глазами край
помоста, потом высокий темный потолок - оттуда, сверху, гулко донеслось:
- ...о наказании за лжесвидетельство?!
Вздувшиеся на висках жилы, дергающиеся бледные губы, темные трещины в
углах рта... Лицо человека, пытавшего Торию. В руках Фагирры был короткий
меч, оружие стражников, и острие его смотрело Соллю в живот.
Тория. Он почувствовал, как она слабеет от невыносимого ужаса, как ее
опутывают цепкие руки палача - и в глазах у него сгустилась черно-красная
пелена.
Рывок. Переворот. Тело его два года не знало боя, он ждал от него
неподчинения - но ощутил только исступленную радость мышц, подобную
радости освобожденного от цепи пса.
Тория бьется в чужих руках. Кто посмел коснуться ее?!
Он ударил, почти не глядя - подбегавший стражник согнулся, меч хотел
было выпасть из его руки - но не выпал, потому что Эгерт перехватил
тяжелую рукоятку. Короткий меч, незнакомое оружие - но рука сама собой
вскинулась, и Эгерт с удивлением услышал звон металла о металл и увидел
разлетающиеся искры, а прямо перед собой - глаза Фагирры, яростные,
безумные.
Тория металась, она совсем рядом, Эгерт чувствовал, как удерживающая
ее рука грубо бередит оставленные пытками раны, а она почти не замечает
боли, исходя страхом за него, за Эгерта...
Мечи снова скрестились - Фагирра полуоткрыл рот, его оружие
взметнулось опять, и тогда, ненавидя отделяющую его от Тории преграду,
Солль ринулся в контратаку.
Кажется, он что-то кричал. Кажется, кто-то в сером плаще осмелился
приблизиться сзади, и Тория зашлась от ужаса, и в следующую секунду на
помост грузно упал окровавленный предмет, напоминающий руку с зажатым в
ней кинжалом; игрушечная виселица сметена была с судейского стола, и
казненная кукла впервые за много лет вывалилась из петли. Миновало
несколько мгновений, и меч Фагирры улетел в завопившую толпу, а сам
Фагирра оступился и упал, и какую-то долю секунды Солль смотрел сверху
вниз в его побелевшие глаза.
- Эгерт!..
Чужие грязные руки безжалостно волокли ее прочь; Солль негодующе
взревел, и в ту же секунду короткий меч, отвоеванный у безвестного
стражника, был уже в полете.
Жизнь городского палача, серая и скучная жизнь, оборвалась мгновенно.
Качнув торчащей из спины рукояткой, бедняга лег на помост у ног своей
недавней жертвы; Тория отшатнулась, и Эгерт встретился с ней глазами.
...За что ей это? Кровь, ужас... За что это, бедная девочка...
Он снова бежал, и она кинулась ему навстречу; уже протянув руки, он
увидел, что она смотрит ему за спину. Он обернулся, и очень вовремя,
потому что Фагирра был уже здесь - оскаленный, с перекошенным ртом и
вскинутым стилетом.
...Нет, Тория. Не бойся. Не бойся никогда.
Ему удалось отразить первую атаку. До чего силен и живуч... этот
учитель фехтования.
Во второй раз стилет едва не оцарапал Эгерту руку.
...Оружие! Небо, пошли мне шпагу, ну хоть кухонный нож...
Он споткнулся и едва удержался на ногах - стилет нельзя допустить до
Тории, одной царапины хватит, одной царапины изящного острия с темной
капелькой на конце будет довольно...
Под ногами его звякнули клещи. Он ощутил в руках их тяжесть, рывком
вскинул, защищаясь, выставил перед собой; в этот самый момент Фагирра
ринулся в свою самую яростную, самую исступленную атаку.
...Эгерту не хотелось, чтобы Тория это видела. Отступив на шаг, он
схватил ее за плечи и ладонью закрыл ей глаза.
Фагирра еще стоял; клещи торчали у него из груди, и разинутый
железный клюв щерился на Эгерта с бессильной угрозой. Из спины - Эгерт
знал - выглядывали окровавленные рукоятки. Агония плащеносца была страшна,
и Солль прижал Торию к себе, стараясь не касаться болезненных рубцов.
Лицо ее, наполовину скрытое его рукой, казалось загадочным, будто под
маской; губы дрогнули, словно собираясь улыбнуться, ресницы защекотали ему
ладонь, и он почему-то вспомнил прикосновение стрекозиных крыльев.
Наверное, изменилось само течение времени; рука его неуверенно
поднялась к лицу, и пальцы удивленно обследовали щеку, так и не находя
привычного шрама.
В зале творилось невообразимое. Дрались и обличали студенты, срывая с
