Ученые... они ведь не такие, как все. Они... Вот ты, наверное, знаешь, где
какая книжка стоит?
На лице его проступило сомнение. Я скрежетнула зубами: достался олух
на мою голову!
Теперь предстояло самое сложное. Надо было сообщить ему название
книги - и посвятить тем самым в свою тайну. Кто знает, сколько еще душ
вслед за толстощеким Яконом узнают, что такая-то комедиантка ищет такую-то
книжку...
Впрочем, плевать ему было на мои тайны. Он решительно схватил меня за
руку:
- Пойдем... да пойдем же... Хватит... посмотрела...
Я вырвалась. Хладнокровно выпятила губу:
- Не хватай. Не заработал еще.
Он тихонько застонал. Я удовлетворенно кивнула:
- То-то... А теперь найди мне, Якон, книжку декана Луаяна "О магах".
Кажется, я его потрясла.
С выпученными глазами он безмолвно углубился в пыльную книжную
темноту; оттуда долго слышались его охи, вздохи и сдавленные проклятья -
однако, когда он появился, книги у него в руках не было:
- Я не знаю... Тут была копия... А оригинал у госпожи Тории в
кабинете, я не знаю... А копия тут была...
Я шагнула к нему - он, бедняга, отшатнулся:
- Слушай, Якон... Если ты мне не найдешь сейчас эту книгу - я сейчас
самолично заору и позову на помощь, а сторожу скажу, что ты затащил меня
сюда, чтобы...
- Нет!! - он так побледнел, что даже веснушки пропали. - Ты... Ты
просто...
- Ищи, - бросила я холодно.
Он искал долго; кот-мышелов явился из темноты, чтобы потереться носом
о мою юбку.
Якон появился чуть не в слезах:
- Нету... Госпожа Тория... Она берет иногда... в кабинет... декана...
- Пошли в кабинет, - сказала я спокойно. Он чуть не упал:
- Да ты... Нельзя!! Туда только госпожа Тория... только при ней...
там заперто, нельзя!
Я скрипнула зубами. Похоже, все мои старания напрасны - остается
чмокнуть в щечку лекарского сына, чтобы не так сильно, несчастный,
переживал...
Я подняла подсвечник над головой - чтобы осветилось побольше, чтобы
бросить последний взгляд на это книжное великолепие...
Она стояла у меня над головой. Поблескивал золотом тисненый корешок.
Только руку протяни.
Я протянула.
Луаян. "О магах... Жизнеописания великих, которые..."
- Она? - спросила я у Якона.
Тот сглотнул слюну. Затравленно кивнул.
Книга была тяжелая. Она была неподобающе новая - каких-то пару
десятков лет... Переплет еще пах кожей.
Свет двух витых свечей упал на гладкие, не успевшие пожелтеть
страницы. Содержание книги; у меня захватило дух.
Какие имена. Их звук уже был полон магии - Бальтазарр Эст... Ларт
Легиар... Орлан-отшельник... Руал Ильмарранен по кличке Марран, именуемый
в дальнейшем Привратник...
Я почему-то вздрогнула. Может быть потому, что Руал - это как бы Луар
наизнанку. Бывает же...
Якон постанывал у меня за спиной. Вернее, уже не постанывал, а скулил
- тонко и безнадежно.
Я перевернула страницу назад, к началу книги. Меня трясло все сильнее
- вот он, Первый Прорицатель... Какая-то немыслимая древность... А
рядом...
Я тихо охнула. Рядом - "Старец Лаш, великий и безумный"...
Ладони мои вспотели. Осторожно, чтобы, упаси небо, не повредить ни
странички, я принялась искать главу о великом и безумном старце. Таких
совпадений не бывает - какое отношение безумный старец может иметь к
Священному Привидению Лаш, которому поклонялся целый орден служителей,
двадцать лет назад который наслал на живущих Мор, орден, из которого
происходил отец Луара Фагирра...
Какая это была книга. В каждую страницу хотелось впиться и читать не
отрываясь - но нельзя, нет времени, где глава о Лаш...
Якон закричал, как заяц. В библиотеке стало светлее; я не обратила бы
внимания, но Якон не умолкал, лебезя, желая закрыть книгу своей спиной -
закрыть от кого-то, стоящего в дверях:
- А... Нет... Это... Она... сама...
Пес, подумала я злобно. Плевать мне на сторожа и плевать мне на Якона
- я унесу эту книгу, украду, она мне нужна... Если потребуется, я буду за
нее драться.
- Нет... Я... не я... - причитал лекарский сын. Я сжала зубы и с
ледяным лицом обернулась.
Держа подсвечник с такими же, как у меня, двумя витыми свечами, в
дверях стояла госпожа Тория Солль, и красивое лицо ее было маской ярости.
Всю мою решительность и злость будто прихлопнули мокрым мешком.
Наверное, когда госпожа Тория лупила канделябром по лицу своего сына, у
нее было похожее выражение глаз. Таким взглядом убивают.
- Любезная комедиантка любопытна? - осведомилась Луарова мать. Она
говорила тихо - и в шелестящем голосе ее мне послышался звук скользящей по
камню змеиной чешуи. - Любезная комедиантка решила, что театр ее
безграничен?
Конечно, она меня узнала. Конечно, с моим обликом в ее памяти
вязалось жуткое воспоминание о Луаре, капюшоне Лаш и прозрении Эгерта
Солля.
- Она... - прохрипел Якон - и был безжалостно сметен с дороги. Тория
шагнула ко мне, и глаза ее горели, как два ледяных огня:
- Что тебе здесь надо, дрянь?!
Оскорбление, будто шлепок по щеке, вернуло мне утраченные было силы.
Я выпрямилась:
- С какой стати госпожа считает себя вправе...
Зрачки ее расширились. Она увидела на столе за моей спиной раскрытое
Луаяново сочинение.
- Ах ты...
Меня отшвырнули прочь, словно котенка. Тория захлопнула книгу, язычки
свечей заплясали, едва не погаснув; с тяжелым томом наперевес, будто желая
меня ударить, Тория Солль слепо двинулась вперед, загоняя меня в угол
между полками:
- Как. Ты. Посмела.
- Он разрешил мне! - крикнула я в перекошенное яростью лицо. - Луар
разрешил мне, он имеет право, это его книга тоже!
От имени сына она зашаталась, как от пощечины. Остановилась; снова
двинулась на меня:
- Я. Отучу тебя. Забираться в щели. Ползучая тварь.
В жизни меня обзывали по-всякому - я научилась пропускать оскорбления
мимо ушей. Но теперь мне сделалось больно до слез.
- Я - тварь? - крикнула я сквозь эти непрошенные, унижающие меня
слезы. - Я от своего сына не отрекалась!
Она схватилась рукой за грудь. И сразу же - другой рукой за стеллаж,
чтобы не упасть. Ее взгляд бессильно скользнул по мне, как коготь по
стеклу. Я испугалась.
- Ты... - выдохнула она.
Я всхлипнула:
- А что... Он... В чем он-то виноват? Он что, не любил вас, как мать?
Он что, не верил вам? Он что, отвечает за...
Я осеклась. Нельзя было этого говорить. Нет.
Шаря, как слепая, она повернулась ко мне спиной. Придерживаясь за
полки, отошла к столу - сгорбленная, шаркающая, старуха. Взяла подсвечник
и побрела к выходу; забытый Якон плакал в каком-то углу. Я подумала о нем
равнодушно, как о чужой вещи.
В его комнате было непривычно, неестественно чисто. Далла убирает
каждый день... Да и некому мять постель, марать половицы и разбрасывать
где попало вещи и книги.
Тория постояла на пороге, не решаясь войти. В детстве она вот так же
боялась войти в комнату, где лежала ее мертвая мать...
Тихо и чисто. Как при покойнике.
Комната ее мертвого сына.
Она закрыла дверь, так и не переступив порога. Луар...
Имя обожгло, как кнут.
Ночью она проснулась оттого, что посреди комнаты кто-то стоял -
молчаливый и холодный, как отражение в толще льда.
- Уйди, - взмолилась она, натягивая на голову одеяло, - уйди...
Что... За что...
Тогда, в подземелье, она тоже плакала и спрашивала, за что. Он
объяснял, не жалея времени, что чудовищное преступление должно быть
покарано... Наслать Мор - чудовищное преступление, не так ли?.. Она
умоляла - но ведь не я... Я не виновата... И он объяснял, понимающе кивая:
наказывают не обязательно виноватых. Жертва должна быть невиновна - иначе
какая она жертва?..
Да, еще он хотел знать, где медальон... Очень хотел знать; Тория
сказала бы, чтобы прервать мучения - но в шоке и боли позабыла...
Посреди комнаты уже никого не было. Только запах горелого мяса.
Отвратительный запах.
...Руки, привязанные ремнями к деревянной скамье. Насладившись ее
стонами, он ослабил ремни, стягивающие ее щиколотки... Снял вовсе... Она
хотела ударить его ногами - но сил не было, она лишь жалко дернулась, и
тогда руки в перчатках развели ей колени...
В перчатках? Разве он был в перчатках? Она же вспоминала
отвратительно-теплое, бескостное прикосновение голых ладоней...
Стояла глухая ночь. Тория встала, зажгла светильник, оделась и села у
окна.
Так и просидела до рассвета.
Мальчишка явился в кабинет, сопровождаемый старичком-служителем.
- Студент Якон? - осведомилась она холодно.
Мальчишка всхлипнул. Белесая головенка, россыпь веснушек на
пухленькой детской физиономии.
- Больше не студент, - она повертела у него перед носом приказом
господина ректора.
Глаза его сделались большими-большими, жалкими и мокрыми:
- Госпожа... Я клянусь... Не надо, госпожа... За что... Я не хотел...
Она кивнула служителю; тот вывел парня за плечо. Из коридора
донеслись несдерживаемые, истошные рыдания.
Тория ничего не испытала. Разве что чуть-чуть облегчение - теперь обо
всем этом можно будет забыть...
С глаз долой.
Река лежала в изгибах - голубое с зеленым. Голубое небо в воде,
весенняя трава на мокрых осклизлых кочках.
Луар осадил коня. Дорога шла прямо - но в конце ее не было медальона;
зато на пологом берегу в стороне от тракта медленно прохаживался человек -
маленькая фигурка то наклонялась, подметая землю полами плаща, то странно
взмахивала рукой, приседая, будто в танце. Один только человек на широком
берегу - и больше ни души.
У Луара перехватило дыхание. Безумному пути его пришел конец; теперь
он точно знал, что еще до захода солнца Амулет будет у него в руках. Даже,
если ради этого придется убить.
Под ногами чавкала вода. Вода проступала сквозь слой травы - рыжей,
полусгнившей, вперемешку с ярко-зеленой, новорожденной. Луар смотрел под
ноги - на человека он пока не смотрел; все его силы шли на то, чтобы шаги
не сбились в торопливую семенящую рысь. Он должен ступать, как хозяин.
Запах реки сделался сильнее. Сапоги по щиколотку проваливались в
раскисшую грязь; потом Луар ступил на мокрый песок, и тогда только вскинул
голову.
Человек не смотрел на него. Человек пускал по воде камушки.
Тщательно выбрав среди валявшейся на берегу гальки самый плоский и
круглый камень, он долго примеривался, зажав снаряд между средним и
указательным пальцем. Потом красиво замахивался, бросал - и камушек летел
по поверхности воды, летел бесконечно долго, прыгая, как лягушка, по
безупречной прямой - а незнакомец вслух считал его прыжки. Дело это
казалось в его исполнении торжественным и важным, как коронация. Или как
похороны.
Луар стоял и молчал. Вероятно, так чувствует себя странствующий
рыцарь, отыскавший в каменном лабиринте сокровище - и на страже его
свирепого дракона. Равнодушного, как все сторожа.
- Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь... - метатель камушков
поморщился - "двадцать семь" казалось ему неудачей. Он наклонился,
высматривая - плоский как монета камушек лежал в границах длинной,
падающей от Луара тени.
Незнакомец помедлил, и казалось, что вот сейчас он наконец поднимет
голову. Луар напрягся, готовясь встретиться с ним взглядом - но незнакомец
отвернулся, так и не подобрав камушек. Теперь он стоял спиной к юноше,
стоял, глядя на реку - высокий, худой, прямой как палка. Луар до сих пор
не разглядел его лица.
- Я пришел за своей вещью, - глухо сказал Луар. - У вас есть то, что
