мой...
Камера покачивалась на воде, и она перестала быть серой. Черная,
как морское чудовище.
- Господин Старж, поднимитесь на палубу! Господин Старж, с нашего
корабля уже убежали все крысы, вы можете спокойно лезть на капитанский
мостик! Эй, господин Старж, еще секунда промедления, и команда подни-
мет мятеж! Эй, Клав, повесить на рее, принесите мне бутылку рома, и
золото в наших сундуках! Йо-хо-хо, через глаз повязка, догоняй!..
Он всегда с опаской относился к воде, и потому взобрался на каме-
ру раньше, чем ноги его перестали доставать до дна. Вода вокруг кипела
- Дюнка била руками, дробя солнечные блики, ныряла, сверкая змеиной
чешуей купальника, и у Клава захватывало дух. Дюнка любила говорить о
себе, что она - морской змей. Раньше Клав не знал, что змеи бывают та-
кие эротичные.
Он зажмурил глаза. Он понял вдруг, что счастлив. Мгновение остро-
го счастья, которое нельзя удержать, но можно только запомнить. А по-
том вспоминать долго, долго...
Дюнка почувствовала его настроение. Перестала барахтаться, сосре-
доточенно вытолкала камеру подальше от пляжа, поближе к стене камыша,
где дремал в дырявой лодке колоритный пожилой рыболов.
- Ты знаешь, Клав...
Голос ее казался чуть охрипшим. Не то от прохладной воды, не то
от пиратских воплей.
- Знаешь, Клав... А давай поженимся? Завтра, Клав, пойдем и поже-
нимся, вот смеху-то будет!..
- Завтра, - он наставительно поднял палец, - завтра у меня экза-
мен. Общая история.
- А послезавтра у меня, - огорчилась Дюнка. - когда же мы поже-
нимся? А?
Клав с беспокойством ощутил, что не понимает, шутит Дюнка или
нет. Или здесь только доля шутки? Скажем, процентов шестьдесят?..
Он тряхнул головой. Дурацкие экзамены, башка набекрень, самые
простые мысли приходится подсчитывать в процентах...
- А рвануть бы в свадебное путешествие, - сказала Дюнка мечта-
тельно. - Куда-нибудь за границу, в дальние страны, за море, где ста-
ринные замки...
Тихонько чмокала вода, заключенная в кольцо самосвальной камеры.
Клаву казалось, что сквозь это круглое черное окошко он видит дно -
зеленую поросль со светлыми песчаными проплешинами. И мелькали Дюнкины
ноги - длинные, цвета белой черешни.
- А у меня тут иллюминатор, - похвалился он. Дюнка улыбнулась.
В следующую секунду она ушла под воду. Соскользнула, как морской
змей. Ноги ее пропали из круглого окошка, камера качнулась - и Клав
увидел Дюнкино лицо.
Она заглядывала в иллюминатор снизу, из-под воды. Клав задержал
дыхание - подводная Дюнка улыбалась сомкнутым ртом. Как из старинной
рамы. Будто из глубины зеркала. И как ей удается так долго не дышать?!
...Камыши трещали. Самосвальная камера раздвигала их, как ледокол
разгребает льды. Пожилой рыболов, кажется, проснулся.
Дюнкины губы были холодными, как рыбки. Она слишком долго сидела
в воде, зато Клав, кажется, сжег на солнце белую спину, и завтра на
экзамене его будет колотить лихорадка... Плевать.
Он решил пока не говорить ей. Пусть это решение пока останется
его личной тайной - она ведь станет волноваться, чего доброго, завалит
свою политологию, да ведь придется еще раздобывать позволение на
свадьбу. Почему-то семнадцатилетняя девчонка считается для этого дела
достаточно взрослой, а вот мужчина, которому на год меньше... Плевать.
Он не ощущает себя подростком. Он давно уже во всех отношениях взрос-
лый человек...
Трое парней на пляже волновались - за судьбу камеры, естественно.
Клав ожидал упреков - но одной Дюнкиной улыбки оказалось достаточно,
чтобы перекрыть нанесенный моральный ущерб. Шелестели лозы, и ветер
успел набросать песка в дремлющие под кустом сандалии.
- Так хорошо, - сказала Дюнка шепотом. - Так хорошо, Клав... Что
даже страшно. А?
(Его интуиция все еще молчала.)
- Ты оптимистка... Обычно люди пугаются, когда плохо.
- У меня послезавтра экзамен, а я ничего не знаю...
- А у меня завтра. И - аналогично.
- Не ври. Ты всегда все знаешь.
- Льстица. Льстюха.
- Не ругайся...
- Льстяра. Льстенка... Я хоть учебник почитаю.
- Читай, кто тебе не дает...
- Ты.
Вопили, резвясь у воды, голые загорелые карапузы. Горячий ветер
бросал песок на желтые страницы старого учебника, повествующего о пре-
дательствах и воинах. Дюнка скучала.
- Слушай, Клав, я искупаюсь, пока ты учишься...
- А не холодно?
- Фи!
Он смотрел, как она идет к воде. Как горит на солнце чешуя морс-
кого змея, как расступается, принимая верткое тело, ленивая речная
волна...
Ему осталось три больших главы. На час работы.
Он опомнился, когда тень невысокой вербы доползла до самой книж-
ки. Встрепенулся, будто спросонок, потряс головой, прогоняя отупение.
Начитался, да на жаре...
На пляже стало свободнее. Исчезли карапузы, собирались домой дач-
ники, прошествовал мимо пожилой рыболов с парой небольших лещей в про-
волочной сетке. На дне Дюнкиных босоножек скопилось полно песка. Как в
осколках древней амфоры...
Парни, дававшие на прокат резиновый "бублик", сейчас сосредото-
ченно выпускали из него воздух. По очереди налегая на худеющий черный
бок.
Преодолевая боль в затекших мышцах, Клав поднялся.
Цвет песка изменился. Цвет воды изменился тоже; не том берегу,
среди сосен, играли в волейбол.
Клав досадливо закусил губу. Естественно, Дюнка поплыла-таки на
тот берег, бросив слабосильного дружка в обществе учебника. И странно
было бы, если при виде играющих ей не захотелось бы попрыгать с ними
вместе. Ее обычная, ее ненормальная общительность...
Он подошел к воде. Прикрыв глаза ладонью, всмотрелся с волейбо-
листов; раз или два ему показалось, что он видит купальник змеиного
цвета. Но играющие, среди которых было полно девчонок, были в джинсах
и футболках, и только одна сухощавая женщина средних лет прыгала в
купальных трусиках и лифчике.
Клав разозлился. Вернулся на подстилку, сел и пододвинул к себе
учебник - но читать не получалось.
- Не переживай.
Рядом стоял парень - совладелец самосвальной камеры. Его приятели
неторопливо вьючили свои мотоциклы.
- Не переживай, девчонке много ли надо, плюнь - и она уже обиде-
лась...
- Да не ссорились мы, - сказал Клав, удивленный, что снисходит до
разговора с этим бестактным оболтусом.
- Классная у тебя девчонка, - сказал парень безо всякого подвоха,
совершенно искренне. - У меня тоже классная, но эта какая-то... Шаль-
ная, что ли...
Через десять минут мотоциклы взревели, и оставшиеся дачники до-
садливо поморщились им вслед. Клав бродил вдоль воды.
Ну почему она так?! Неужели неясно, что он будет волноваться?
Сейчас около семи, но часы, на которые он нечаянно наступил сегодня
утром, стали...
"Стали мои часы, стали,
Имя мое забудь, стали,
Золотой цветок в мире стали,
Пробил час, и часы стали..."
Ему почему-то сделалось неприятно. Он не мог вспомнить, где вычи-
тал эти претенциозные строчки. В журнале? В книжке? Или это Дюнка ему
рассказала? У нее было такое обыкновение - с таинственным видом выда-
вать четверостишие и с круглыми глазами ожидать реакции Клава...
Волейболисты на том берегу ушли из-под сосен. Последней шагала
сухощавая полуголая женщина, и мяч в ее руках подпрыгивал, как живой.
Когда стемнело, он решился наконец уйти с пустого пляжа. Дюнкина
одежда осталась - взять ее с собой означало ПОВЕРИТЬ.
Дюнка придет, говорил себе Клав, Дюнка придет - и не найдет одеж-
ды. Как же она будет, в купальнике? Ночью холодно...
Он бежал размеренной спортивной рысью, потом все же выдохся и пе-
решел на шаг. Он только наберет телефонный номер - и сразу же вернет-
ся, и Дюнка, отжимающая волосы, возмутится: почему не дождался?!
...В казенной комнате было накурено. Сизый дым висел над деревян-
ными столами, над шкафами и стойками, над клеткой в углу - пустой,
мирной клеткой для провинившихся перед обществом людей...
- Еще раз имя - полностью.
- Докия Стерх... Семнадцать лет.
- Вы точно не ссорились?
- Нет. Она... она никогда так не делала. Она...
- Успокойся.
Он закрыл глаза. Двадцать пять раз - успокойся. Здесь все спокой-
ны, здесь каждую ночь рыдают одни люди и грязно ругаются другие, здесь
даже сквозь табачный дым пахнет железом и потом, здесь невыносимо душ-
но...
- Третий виженский лицей... Общежитие. Комната семьдесят четы-
ре...
Звонок. Еще звонок. Сквозь стекло не слышно слов. Деловито шеве-
лятся губы.
- Что на ней было надето?
- А?
- Что было надето?
Дюнкины босоножки под слоем песка. Небрежно брошенные на подстил-
ку шорты...
- Успокойся, мальчик. Не такое бывает... К утру придет сама.
...И настало утро.
ГЛАВА ВТОРАЯ
------------
* * *
Автобус прибыл в Вижну с получасовым опозданием. Добравшись до
первой же телефонной будки, Ивга вытащила потрепанный блокнот и надол-
го замерла, глядя сквозь мутное стекло неподвижными, отрешенными гла-
зами.
В этом городе полным-полно людей. Среди них есть немало таких,
для которых словосочетание "Ивга Лис" не окажется пустым звуком. Та же
Бета, с которой они на пару снимали комнату... Или Клокус, который пы-
тался за ней ухаживать. Или хозяйка антикварного магазина на площади
Роз, строгая и чопорная дама, та самая, что, однажды придержав Назара
у двери, тихонько шепнула ему в самое ухо: "Это чудо, а не девушка. Не
раздумывайте ни минуты"...
В антикварный магазин без рекомендации обычно не берут. Но Ивга
так вписалась в вычурный интерьер, так идеально вписалась, так здорово
смотрелись среди несколько претенциозной роскоши ее простецкая физио-
номия с лисьими глазами и огненной шевелюрой...
"У тебя подходящая фамилия. Ты - лис. Лисица. Лисенок"...
Толстенький мужчина деликатно постучал в мутное стекло:
- Девушка, милая, вы уже поговорили? Позвольте?
Она отошла, пропуская его к телефону. Опустилась на скамейку,
сдавила в ладонях ремень потертой сумки.
Любой из них... Любой из них. Какое будет лицо у хозяйки, когда
она узнает, что в ее магазине полгода работала ведьма? Не сбегутся ли
покупатели, чтобы возвратить приобретенный из Ивгиных рук товар?..
Клокус... Даже и Бета, которая выбросит, наверное, ту кепку, что дава-
ла Ивге поносить...
Да чего же от них требовать. Если даже Назар...
Костяшки ее пальцев побелели. Собственно, Назар еще ничего не ус-
пел сказать ей. Она приписала ему поступок, которого он не совершал...
И сбежала, не соизволив даже объясниться... Как обманщица, как воров-
ка...
Тостячок закончил разговор. Ивга вернулась к телефону, чувствуя,
как бухает сердце и увлажняются ладони.
Длинный гудок на том конце провода. Еще... Еще...
- Я слушаю.
Голос папы-свекра. Ивга проглотила язык.
- Я слушаю! - уже с раздражением.
Ивга осторожно повесила трубку на рычаг.
Маленькая неудача легко доводит до слез. Осознание краха приходит
по капле. Постепенно.
Она спустилась в метро и проехала туда-сюда несколько остановок;
мнимая свобода сбивала с толку. Она вольна идти куда вздумается - но
дверца узкой клетки уже захлопнулась, она попалась, попалась, как ли-
сенок, и ничего не сможет изменить.
Она не решится предстать ни перед кем из своих знакомых. Так, как
если бы слово "ведьма" было выжжено у нее на лбу. Она потеряла не
только Назара - она потеряла свою тайну, позволявшую ей счастливо жить
в этом счастливом городе... Что за бред, ну какая счастливая жизнь без
Назара?..
Нечто похожее уже было. Когда ей пришлось уехать из родного по-
