- Все в конце концов делается известным, - заметил Портос, который, в
сущности, ничего но знал.
- Вы видите, я так поражен, до того поражен, что теряю голову!
- Нечистая совесть, сударь! О, очень нехорошо!
- Милостивый государь!
- И когда свет узнает, и пойдут пересуды...
- О сударь, такую тайну нельзя сообщить даже духовнику! - вскричал
граф.
- Мы примем меры, и тайна далеко не уйдет.
- Но, сударь, - продолжал де Сент-Эньян, - господин де Бражелон, уз-
нав эту тайну, отдает ли себе отчет в опасности, которой он подвергается
и подвергает других?
- Господин де Бражелон не подвергается никакой опасности, сударь, ни-
какой опасности не боится, и с божьей помощью вы на себе самом вскоре
испытаете это.
"Он сумасшедший! - подумал де Сент-Эньян. - Чего ему от меня нужно?"
Затем он проговорил вслух:
- Давайте, сударь, оставим это дело.
- Вы забываете о портрете! - произнес Портос громовым голосом, от ко-
торого у графа похолодела кровь.
Так как речь шла о портрете Лавальер и так как на этот счет не могло
быть ни малейших сомнений, де СентЭньян почувствовал, что он прозревает.
- А-а! - вскричал он. - Вспоминаю, господин де Бражелон был ее жени-
хом.
Портос напустил на себя важность - эту величавую личину невежества.
- Ни меня, ни вас также не касается, - сказал он, - был ли мой друг
женихом той особы, о которой вы говорите. Больше того, я поражен, что вы
позволили себе столь неосторожное слово. Оно может, сударь, причинить
вам немало вреда.
- Сударь, вы - сам разум, сама деликатность, само благородство, сов-
мещающиеся в одном лице. Наконец-то я догадался, о чем, собственно, идет
речь.
- Тем лучше! - кивнул Портос.
- И вы дали мне понять это самым точным и умным образом. Благодарю
вас, сударь, благодарю.
Портос напыжился.
- Но теперь, - продолжал Сент-Эньян, - теперь, когда я постиг все до
конца, позвольте мне объяснить...
Портос покачал головой, как человек, не желающий слушать, но де
Сент-Эньян снова заговорил:
- Я в отчаянии, поверьте мне, я в полном отчаянии от всего, что слу-
чилось, но что бы вы сделали на моем месте? Ну, между нами, скажите, что
бы вы сделали?
Портос поднял голову.
- Дело не в том, молодой человек, что бы я сделал и чего бы не сде-
лал. Вы осведомлены о трех обвинениях, разве не так?
- Что касается первого среди них, сударь, - и здесь я обращаюсь к че-
ловеку разума и чести, - раз было высказано августейшее пожелание, чтобы
я перебрался в другие комнаты, следовало ли мне, мог ли я пойти против
него?
Портос открыл было рот, но де Сент-Эньян не дал ему заговорить.
- Ах, моя откровенность трогает вас, - сказал он, объясняя по-своему
движенье Портоса. - Вы согласны, что я прав?
Портос ничего не ответил.
- Я перехожу к этому проклятому люку, - повысил голос де Сент-Эньян,
касаясь плеча Портоса, - к этому люку, причине зла, орудию зла; люку,
устроенному для того... вы знаете для чего. Неужели вы и впрямь можете
предположить, что я по собственной воле в подобном месте велел сделать
люк, предназначенный... О, вы не верите в это, и здесь также вы чувству-
ете, вы угадываете, вы видите волю, стоящую надо мной. Вы понимаете, что
тут увлечение, я не говорю о любви, этом неодолимом безумии... Боже мой!
К счастью, я имею дело с человеком сердечным, чувствительным, иначе...
какая беда и позор для нее, бедной девушки!.. и для того... кого я не
хочу называть!
Портос, оглушенный и сбитый с толку красноречием и жестикуляцией де
Сент-Эньяна, застывший на месте, делал тысячу усилий, принимая на себя
это извержение слов, из которых он не понимал ни единого.
Де Сент-Эньян увлекся своею речью; придавая новую силу голосу, жести-
кулируя все стремительней и порывистей, он говорил без остановки:
- Что до портрета (я очень хорошо понимаю, что портрет-главное обви-
нение), что до портрета, то подумайте, разве я в чем-нибудь виноват? Кто
захотел иметь этот портрет? Неужели я? Кто ее любит? Неужели я? Кто же-
лает ее? Неужели я? Кто овладел ею? Разве я? Нет, тысячу раз нет! Я
знаю, что господин де Бражелон должен быть в отчаянии, я знаю, что такие
несчастья переживаются крайне мучительно. Знаете, я и сам страдаю. Но
сопротивление невозможно. Он будет бороться? Его высмеют. Если он будет
упорствовать, то погубит себя. Вы мне скажете, что отчаяние - это безу-
мие; но ведь вы благоразумны, и вы меня поняли! Я вижу по вашему сосре-
доточенному, задумчивому, даже, позволю себе сказать, озабоченному лицу,
что серьезность положения поразила и вас. Возвращайтесь же к виконту де
Бражелону; поблагодарите его от моего имени, поблагодарите за то, что он
выбрал в качестве посредника человека ваших достоинств. Поверьте, что со
своей стороны я сохраню вечную благодарность к тому, кто так тонко, с
таким пониманием уладил наши раздоры. И если злому року было угодно,
чтоб эта тайна принадлежала не трем, а четырем лицам, тайна, которая
могла бы составить счастье самого честолюбивого человека, я радуюсь, что
разделяю ее вместе с вами, радуюсь от всего сердца. Начиная с этой мину-
ты располагайте много, я - в вашем распоряжении. Что я мог бы сделать
для вас? Чего я должен просить, больше того, чего должен требовать? Го-
ворите, барон, говорите!
И по фамильярно-приятельскому обычаю придворных той эпохи де
Сент-Эньян обнял Портоса и нежно прижат к себе. Портос с невозмутимым
спокойствием позволит обнять себя.
- Говорите, - повторил де Сент-Эньян, - чего вы просите?
- Сударь, - сказал Портос, - у меня внизу лошадь, будьте добры сесть
на нее, она превосходна и не причинит вам ни малейшего беспокойства.
- Сесть на лошадь? Зачем? - спросил с любопытством де Сент-Эньян.
- Чтобы отправиться со мною туда, где нас ожидает виконт де Бражелон.
- Ах, он хотел бы поговорить со мной, я понимаю. Чтобы узить подроб-
ности? Увы, это такая деликатная тема. Но сейчас я никак не могу, меня
ожидает король.
- Король подождет, - продолжал Портос.
- Но где же дожидается меня господин де Бражелон?
- У Меньших Братьев, в Венсенском лесу.
- Мы с вами шутим, не так ли?
- Не думаю; по крайней мере, я совсем не шучу. - И, придав своему ли-
цу суровое выражение, Портос добавил: - Меньшие Братья - это место, где
встречаются, чтобы драться.
- В таком случае что же мне делать у Меньших Братьев?
Портос, не торопясь, обнажил шпагу.
- Вот длина шпаги моего друга, - показал он.
- Черт возьми, этот человек спятил! - воскликнул де Сент-Эньян.
Краска бросилась в лицо Портосу.
- Сударь, - проговорил он, - если б я не имел чести быть у вас в доме
и исполнять поручение виконта де Бражелона, я выбросил бы вас в ваше
собственное окно! Но этот вопрос мы отложим на будущее, и вы ничего не
получите от отсрочки. Едете ли вы в Венсенский лес, сударь.
- Э, э...
- Едете ли вы туда по-хорошему?
- Но...
- Я потащу вас силой, если вы не желаете по-хорошему. Берегитесь!
- Баск! - закричал де Сент-Эньян.
Баск вошел и сообщил:
- Король вызывает к себе господина графа.
- Эго другое дело, - промолвил Портос, - королевская служба прежде
всего. Мы будем ждать вас до вечера, сударь.
И, поклонившись де Сент-Эньяну со своей обычной учтивостью, Портос
вышел в восторге, считая, что уладил и это дело.
Де Сент-Эньян посмотрел ему вслед; затем, поспешно надев парадное
платье, он побежал к королю, повторяя:
- В Венсенский лес!.. Венсенский лес!.. Посмотрим, как король отне-
сется к этому вызову он направлен, черт возьми, ему самому, и дикому
больше!
XVI
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СОПЕРНИКИ
После столь прибыльной для Аполлона операции, во время которой каждый
участник ее отдал дань музам, как говорили в ту пору поэты, король зас-
лал у себя Фуке, дожидавшегося его возвращения.
Немедля вошел и Кольбер, который подстерегал короля в коридоре и те-
перь следовал за ним по пятам, как бдительная и ревнивая тень, все тот
же Кольбер со своей квадратною головой, в своем грубо-роскошном, по дур-
но сидящем платье, придававшем ему сходство с налившимся пивом фла-
мандским вельможей.
При виде врага Фуке остался невозмутимо спокойным. В течение всей
последующей сцены он старался не выдать своих истинных чувств, хотя это
и было нелегко для человека высшего ранга, сердце которого переполнено
до краев презрением и который опасается выказать это презрение, полагая,
что и оно слишком большая честь для противника.
Кольбер не скрывал своей радости, столь оскорбительной для Фуке. По
его мнению, Фуке плохо сыграл свою партию, и хотя она еще не закончена,
положение его безнадежно. Кольбер принадлежал к той школе политических
деятелей, которая восхищается одной только ловкостью и способна уважать
лишь успех.
К тому же он был не только завистником и честолюбцем, но и человеком,
глубоко преданным интересам короны, так как отличался той особой чест-
ностью, которая свойственна людям, посвятившим свою жизнь служению циф-
рам, и, таким образом, ненавидя и толкая на гибель Фуке, он мог находить
для себя оправдание - а оно крайне необходимо всякому, кто ненавидит, -
хотя бы в том, что действует не ради себя, но ради блага всего госу-
дарства и достоинства короля.
Ни одна из этих тончайших подробностей не ускользнула от проница-
тельного взора Фуке. Сквозь нависшие брови своего врага, несмотря на
непрерывное мигание его век, он читал по глазам Кольбера, заглядывая в
глубину его сердца, и видел все, что таило в себе это сердце, видел не-
нявисть и торжество.
Но, проникай своим взглядом повсюду, Фуке хотел остаться непроницае-
мым. На лице ею царили, полная безмятежность; он улыбнулся очарова-
тельной, милой улыбкой, какой он один умел улыбаться, и, придавая своему
поклону исключительно благородную и изящную непринужденность, начал:
- По вашему веселому виду, ваше величество, я заключаю, что прогулка,
которую вы совершили, была весьма и весьма приятной.
- Очаровательной, господин суперинтендант, очаровательной. И вы нап-
расно не поехали с нами, напрасно отвергли мое приглашение.
- Государь, я работал.
- Ах, деревня, деревня, господин Фуке! - воскликнул король. - Боже,
как было бы хорошо жить постоянно в деревне, на вольном воздухе, среди
зелени!
- Надеюсь, ваше величество, вы еще не устали от трона? - спросил Фу-
ке.
- Нет, не устал, но троны из зелени так изумительно хороши!
- Ваше величество, говоря такие слова, воистину предвосхищает мои
упования. У меня есть ходатайство к вам, ваше величество.
- От кого, господин суперинтендант?
- От нимф, обитательниц Во.
- Ах!
- Король удостоил меня обещанием, - сказал Фуке.
- Да, да! Помню.
- Празднество в Во, знаменитое празднество в Во, не так ли, ваше ве-
личество? - вставил Кольбер, стремясь показать этим вмешательством в
разговор, что он пользуется расположением короля.
Фуке, полный презрения, не удостоил Кольбера ответом; он вел себя
так, словно Кольбер не высказал никакой мысли, словно его вообще но су-
ществовало.
- Ваше величество знаете, что я избрал мое имение в Во для приема лю-
безнейшего из государей, могущественнейшего из королей.
- Сударь, - улыбнулся Людовик XIV, - я обещал; королевское слово не
нуждается в подтверждении.
- А я, ваше величество, пришел доложить, что весь к вашим услугам.
- Вы обещаете много чудес, господин суперинтендант?
И Людовик XIV взглянул на Кольбера.
- Чудеса? О пет, ваше величество, я не берусь поражать вас чудесами;
но надеюсь, что могу обещать немного веселья, быть может, даже немного
забвения королю.
- Нет, господин Фуке, я настаиваю на слове чудо. Ведь вы волшебник,
мы знаем ваше могущество; мы знаем, что вы отыщете золото, даже если его
и вовсе не станет на свете. Ведь недаром же народ говорит, что вы его
