- Хорошо, сударь, принимаю ваше обещание, так как знаю, что ваше
честное слово священно...
- Мне больше не будет сниться Арамис.
- Прекрасно!..
- Я больше не буду спрашивать у тебя, получены ли письма от господина
даЭрбле.
- Превосходно.
- Но объясни мне одну вещь.
- Говорите, сударь...
- Я человек наблюдательный...
- Я это отлично знаю...
- Сейчас ты произносил странное ругательство... Я его никогда от тебя
не слышал.
- "Малага" - хотите вы сказать?
- Да.
- Я всегда так ругаюсь, с тех пор как стал лавочником.
- Но ведь так называется сорт изюма.
- Я ругаюсь так, когда я взбешен. Если я сказал "малага" - значит, я
перестал владеть собой.
- Но прежде я не слыхал от тебя ничего подобного.
- Это правда, сударь. Меня научили.
И, произнося эти слова, Планше подмигнул так хитро, что даАртаньян
внимательно взглянул на него.
- Эге! - протянул он.
Планше повторил:
- Эге!
- Вот как, вот как, господин Планше!
- Ей-богу, сударь, - сказал Планше, - я не похож на вас, я не люблю
предаваться размышлениям.
- Напрасно.
- Я хочу сказать - не люблю скучать, сударь.
Жизнь так коротка, почему же ею не пользоваться?
- О, да ты эпикуреец, Планше!
- А почему же мне не быть им? Руки у меня ловкие, пишу ли я или отве-
шиваю сахар и пряности; ноги крепкие, танцую я или гуляю; желудок отмен-
ный, и ем хорошо и перевариваю; сердце не очень заскорузло... словом,
сударь...
- Словом, Планше?
- Да вот... - протянул лавочник, потирая руки.
ДаАртаньян положил ногу на ногу.
- Планше, друг мой, вы меня огорошили. Вы предстаете предо мной в со-
вершенно новом свете.
Планше, польщенный до последней степени, продолжал потирать руки с
такой силой, словно хотел стянуть с них кожу.
- Значит, оттого, что я простой человек, вы считали меня болваном?
- Браво, Планше, превосходное рассуждение.
- Извольте следить за моей мыслью, сударь. Я сказал, - продолжал
Планше. - что без наслаждений нет счастья на земле.
- Совершенная правда, Планше! - перебил его д'Артаньян.
- Но так как наслаждения - вещь далеко уж не такая обыкновенная, то
ограничимся утешениями.
- И ты утешаешься?
- Именно.
- Расскажи мне, как ты утешаешься.
- Вступая в бой со скукой, я надеваю щит. До времени я терплю, но на-
кануне того дня, когда мне кажется, что я начну скучать, я развлекаюсь.
- И это вся твоя мудрость?
- Вся.
- Ты сам придумал это?
- Сам.
- Чудесно.
- Что вы скажете по этому поводу?
- Скажу, что ни одна философия в мире не сравнится с твоей.
- Так последуйте моему примеру!
- Соблазнительно. Лучшего я не хотел бы; но не все люди на один обра-
зец, и очень может быть, если бы я стал развлекаться, как ты советуешь,
я страшно заскучал бы.
- Сначала попробуйте.
- Что же ты делаешь, скажи?
- Вы заметили, что я по временам уезжаю?
- Дорогой Планше, понимаешь, когда люди видятся почти каждый день и
один исчезает, то это очень ощутительно для другого. Разве ты не
чувствуешь моего отсутствия, когда я уезжаю из Парижа по делам?
- Еще бы, я тогда словно тело без души.
- Итак, у нас на этот счет нет разногласий. Продолжай!
- А вы обратили внимание, когда я уезжаю?
- Пятнадцатого и тридцатого каждого месяца.
- И нахожусь в отсутствии?
- Иногда два, иногда три, иногда четыре дня.
- Что же, по-вашему, я делаю?
- Собираешь деньги.
- И по возвращении какое у меня, по-вашему, лицо?
- Очень довольное.
- Значит, вы заметили, что я тогда бываю очень доволен. И чему вы
приписываете это довольство?
- Тому, что твоя торговля шла хорошо, тому, что ты выгодно закупил
рис, сливы, сахар, сушеные груши и патоку. У тебя всегда был очень живой
характер, Планше, поэтому я нисколько не удивился, узнав, что ты занялся
бакалейной торговлей Ведь это самая живая и самая приятная торговля, и,
занимаясь ею, постоянно имеешь дело с самыми ароматными плодами земли.
- Хорошо сказано, сударь. Но вы ошибаетесь!
- Неужели ошибаюсь?
- Да, думая, что каждые две недели я уезжаю за деньгами или за покуп-
ками. Бог с вами, сударь, как вы могли подумать подобную вещь?
И Планше так расхохотался, что у даАртаньяна зародились большие сом-
нения насчет собственной проницательности.
- Признаюсь, - улыбнулся мушкетер, - что ты гораздо хитрее, чем я ду-
мал.
- Сударь, это правда.
- Как правда?
- Вероятно, правда, раз вы говорите; но поверьте, что это нисколько
не уронило вас в моем мнении.
- Я очень рад.
- Ей-богу, вы человек гениальный. Когда дело касается войны, неожи-
данных решений, тактики и ловких ударов... О, короли ничто рядом с вами!
Но когда речь идет о душевных и телесных радостях, о сладостях жизни,
если можно так выразиться, - ах, сударь, гениальные люди никуда не го-
дятся! Они - сами себе палачи.
- Ей-богу, Планше, - сказал даАртаньян, сгоравший от любопытства, -
ты меня страшно заинтересовал.
- Вам уже не так скучно, не правда ли?
- Я не скучал. Однако с тех пор, как ты начал говорить, мне стало го-
раздо веселее.
- Отлично для начала! Я вас вылечу, ручаюсь вам.
- Был бы очень рад.
- Давайте попробуем?
- Хоть сейчас.
- Ладно. У вас есть здесь лошади?
- Да, десять, двадцать, тридцать.
- Так много не нужно. Хватит и двух.
- Они в твоем распоряжении, Планше.
- Прекрасно, я вас увезу.
- Когда?
- Завтра.
- Куда?
- Вы хотите знать слишком много.
- Однако согласись, что мне нужно знать, куда я еду.
- Вы любите деревню?
- Не очень, Планше.
- Значит, вы любите город?
- Смотря по обстоятельствам.
- Ну, так я отвезу вас в одно место, которое наполовину город, напо-
ловину деревня.
- Хорошо.
- И там вам будет очень весело, я в этом уверен.
- Прекрасно!
- И - о чудо! - это то самое место, откуда вы только что бежали от
скуки.
- Я?
- Да, вы смертельно скучали.
- Значит, ты едешь в Фонтенбло?
- Именно в Фонтенбло.
- Боже мой, что же ты там будешь делать?
В ответ на эти слова Планше лукаво подмигнул д'Артаньяну.
- У тебя, злодей, есть там недвижимость?
- О, домишко, сущая безделица! По там премило, честное слово.
- Я еду в поместье, Планше! - воскликнул д'Артаньян.
- Когда пожелаете?
- А разве мы не условились на завтра?
- Хорошо, завтра; к тому же завтра четырнадцатое число, то есть канун
того дня, когда я боюсь соскучиться. Итак, решено?
- Решено.
- Вы дадите мне одну из ваших лошадей.
- Лучшую.
- Нет, я предпочел бы самую смирную; вы же знаете, я никогда не был
хорошим наездником. А в лавке я окончательно отвык. И потом...
- Потом?
- Потом, - продолжал Планше, снова подмигивая, - я не хочу утом-
ляться.
- Почему? - решился спросить даАртаньян.
- Если бы я устал, какое было бы для меня веселье!
С этими словами он поднялся с мешка кукурузы и стал потягиваться, до-
вольно гармонично похрустывая всеми суставами.
- Планше! Планше! - воскликнул даАртаньян. - Я считаю, что сибаритам
не угнаться за тобой! Ах, Планше! Видно, что мы еще не съели вместе пуда
соли.
- Почему же это, сударь?
- Да ведь я еще не знаю тебя, - сказал даАртаньяп, - и теперь оконча-
тельно утверждаюсь в мысли, которая однажды мелькнула у меня в Булони,
когда ты чуть не задушил Любена, лакея господина де Варда. Планше, твоя
изобретательность неистощима.
Планше самодовольно засмеялся, пожелал мушкетеру спокойной ночи и
спустился в комнату за лавкой, которая служила ему спальней.
ДаАртаньян снова сел в прежней позе, и его лицо, на мгновенье прояс-
нившееся, стало еще более задумчивым. Он уже позабыл о сумасбродных вы-
ходках Планше.
"Да, - сказал он себе, возвращаясь к мыслям, прерванным только что
изложенным приятным разговором. - Да, все дело в следующем: 1) узнать,
чего Безмо хотел от Арамиса; 2) узнать, почему нет вестей от Арамиса; 3)
узнать, где Портос. Тут скрыта какая-то тайна. И, - продолжал даАр-
таньян, - раз друзья ничего не сообщают мне, обратимся к помощи нашего
бедного умишки. Сделаем все, что можно, черт побери, или малага, как го-
ворит Планше".
IX
ПИСЬМО Г-НА ДЕ БЕЗМО
Для осуществления принятого решения даАртаньян на следующее же утро
отправился к г-ну де Безмо.
В Бастилии в этот день производилась уборка: полировали и мыли пушки,
скоблили лестницы; казалось, что тюремщики чистят даже ключи. Одни гар-
низонные солдаты разгуливали по дворам под предлогом, что они достаточно
чисты.
Комендант Безмо принял даАртаньяна с изысканной вежливостью, но был с
ним так сдержан, что, несмотря на все старанья, даАртаньяну не удалось
выудить от него ни слова. Но чем сдержаннее был комендант, тем недовер-
чивее становился даАртаньян. И ему показалось даже, что комендант
действует так по какому-то недавно полученному приказанию.
В Пале-Рояле Безмо вел себя с даАртаньяном совсем иначе. Он не был
тем холодным и непроницаемым человеком, каким казался в Бастилии.
Когда даАртаньян вздумал завести речь о денежных затруднениях, заста-
вивших Безмо отыскивать Арамиса и побудивших коменданта к разговорчивос-
ти в тот вечер, Безмо сослался на распоряжение, которое ему нужно было
отдать в тюрьме, и так долго заставил даАртаньяна скучать в одиночестве,
что наш мушкетер, отчаявшись вытянуть у него еще что-нибудь, не дождался
его возвращения и ушел.
Но у даАртаньяна зародились подозрения, а в таких случаях ум его не
дремал. Как кошка среди четвероногих, так и даАртаньян среди людей был
живым воплощением тревоги и нетерпения. Встревоженная кошка гак же но
способна оставаться на месте, как шелковинка, колеблемая ветром. Кошка,
подстерегающая мышь, замирает на своем наблюдательном посту, и ни голод,
ни жажда не способны заставить ее тронуться с места.
Горевший нетерпением даАртаньян вдруг стряхнул с себя это чувство,
как слишком тяжелый плащ. Он пришел к убеждению, что от него скрывают
как раз то, что ему важно знать. Развивая свои мысли, он решил далее,
что Безмо не преминет сообщить Арамису о только что нанесенном визите,
если Арамис действительно дал ему какое-нибудь предписание. Так и случи-
лось.
Не успел еще Безмо вернуться из тюрьмы, как д'Артаньян спрятался в
засаду возле улицы Пти-Мюск, откуда видно было всех выходящих из Басти-
лии. Пробыв около часа в тени навеса возле гостиницы "Золотая борона",
даАртаньян увидел наконец, как из тюрьмы вышел солдат.
Это было как раз то, чего он желал. Каждый сторож, каждый тюремщик
Бастилии имел свои выходные дни, даже часы, потому что никому из них не
позволялось жить в крепости и приводить туда своих жен. Они могли выхо-
дить, следовательно, не возбуждая любопытства.
Но стоявших там солдат запирали на сутки, это всем было известно, и
даАртаньяну лучше, чем другим. Такие солдаты могли выходить в форме
только по особому приказанию, по срочному делу.
Итак, из Бастилии показался солдат и пошел медленно-медленно, с видом
счастливого смертного, который, вместо караула в несносной кордегардии
или на не менее скучном бастионе, неожиданно получает свободу и возмож-
ность прогуляться, причем эти два удовольствия сочетаются у него с ис-
полнением служебного поручения. Солдат направился к предместью Сент-Ан-
туан, упиваясь свежим воздухом, солнцем и поглядывая на женщин.
ДаАртаньян издали стал следить за ним. Его намерения еще не определи-
лись.
- Прежде всего нужно посмотреть в лицо этого простака. Увидев челове-
ка, легче судить о нем.
ДаАртаньян ускорил шаг и без труда обогнал солдата. Он не только
разглядел его смышленое и решительное лицо, но заметил также, что у него
был довольно-таки красный нос.
"Малый любит выпить", - мелькнуло у него в голове.
Одновременно с красным носом ему бросился в глаза сложенный лист бе-
