Король снова хотел заговорить, но Лавальер еще раз решилась остано-
вить его.
- Разве не преступление, - спросила она, - при виде такой нежной и
благородной любви давать королеве повод для ревности? О, простите мне
это слово, государь. Боже мой, я знаю, невозможно, или, вернее, должно
быть невозможно, чтобы величайшая в мире королева ревновала к такой нич-
тожной девушке, как я. Но королева - женщина, и, как у всякой женщины,
сердце ее может открыться для подозрений, которые могут быть внушены
ядовитыми речами злых людей. Во имя неба, государь, не уделяйте мне так
много внимания! Я этого не заслуживаю.
- Неужели, мадемуазель, - вскричал король, - вы не понимаете, что,
говоря таким образом, - вы превращаете мое уважение к вам в преклонение?
- Государь, вы приписываете моим словам значение, которого они не
имеют; вы считаете меня лучше, чем я есть. Смилуйтесь надо мной, госу-
дарь! Если бы я не знала, что король - самый великодушный человек во
всей Франции, то подумала бы, что ваше величество хотите посмеяться надо
мной...
- Конечно, вы этого не думаете, я в этом уверен! - воскликнул Людо-
вик.
- Государь, я буду принуждена думать так, если ваше величество будет
говорить со мной таким языком.
- Значит, я самый несчастный король во всем христианском мире, - зак-
лючил Людовик с непритворной грустью, - если не могу внушить доверие к
своим словам женщине, которую я люблю больше всего на свете и которая
разбивает мне сердце, отказываясь верить в мою любовь.
- Государь, - сказала Лавальер, тихонько отстраняясь от короля, кото-
рый все ближе подвигался к ней, - гроза как будто утихает, и дождь пе-
рестает.
Но в то самое мгновенье, когда бедная девушка, пытаясь совладать со
своим сердцем, проявлявшим слишком большую готовность идти навстречу же-
ланиям короля, произносила эти слова, гроза позаботилась опровергнуть
их; синеватая молния Озарила лес фантастическим блеском, и удар грома,
напоминавший артиллерийский залп, раздался над самой головой короля и
Лавальер, как будто его привлекла высота укрывавшего их дуба.
Молодая - девушка испуганно вскрикнула.
Король одной, рукой прижал ее к сердцу, а другую протянул над ее го-
ловой, точно защищая ее от удара молнии.
Несколько мгновений стояла тишина, во время которой эта пара, очаро-
вательная, как все молодое и исполненное любви, замерла в неподвижности.
Фуке и Арамис тоже застыли, созерцая Лавальер и короля.
- О государь! - прошептала Лавальер. - Вы слышите?
И она уронила голову на его плечо.
- Да, - сказал король, - вы видите, что гроза не утихает.
- Государь, это - предупреждение.
Король улыбнулся.
- Государь, это голос бога, грозящего нам карой.
- Пусть, - отвечал король. - Я принимаю этот удар грома за предупреж-
дение и даже за угрозу, если через пять минут он повторится с - такой же
силой; в противном же случае позвольте мне думать, что гроза - только
гроза, и ничего больше.
И король поднял голову, точно вопрошая небо.
Но небо как бы вступило в заговор с Людовиком; в течение пяти минут
после удара, напугавшего влюбленных, не слышно было ни одного раската, а
когда гром загремел снова, то звук его был гораздо глуше, как будто в
течение этих пяти минут гроза, подстегиваемая порывами ветра, унеслась
за целых десять лье.
- Что же, Луиза, - прошептал король, - будете вы еще пугать меня гне-
вом небес? Если вы уж непременно хотите видеть в молнии предзнаменова-
ние, то неужели вы все еще считаете, что она - предзнаменование нес-
частья?
Молодая девушка подняла голову; в это время дождь хлынул сквозь
листья и заструился по лицу короля.
- О государь, государь! - воскликнула она с выражением непреодолимого
страха, взволновавшего Людовика до глубины души. - Неужели это ради меня
король остается с непокрытой головой под проливным дождем? Ведь я - та-
кое ничтожество!
- Вы - божество, - отвечал король, - обратившее в бегство грозу. Вы -
богиня, возвращающая солнце и тепло.
Действительно, в этот момент блеснул солнечный луч, и падавшие с де-
ревьев капли засверкали, как брильянты.
- Государь, - сказала почти побежденная Лавальер, делая над собой
последнее усилие. - Государь, еще раз прошу вас, подумайте о тех непри-
ятностях, которые вашему величеству придется перенести из-за меня. Боже
мой, в эту минуту вас ищут, вас зовут. Королева, наверное, беспокоится,
а принцесса... о, принцесса!.. - почти с ужасом вскричала молодая девуш-
ка.
Это слово произвело некоторое впечатление на короля; он вздрогнул и
отпустил Лавальер, которую до тех пор держал в своих объятиях.
- Принцесса, сказали вы?
- Да, принцесса; принцесса тоже ревнует, - многозначительно заметила
Лавальер.
И ее робкие и целомудренно опущенные глаза решились вопросительно
взглянуть на короля.
- Но принцесса, мне кажется, - возразил Людовик, делая усилие над со-
бой, - не имеет никакого права...
- Увы! - прошептала Лавальер.
- Неужели, - спросил король почти с упреком, - и вы считаете, что
сестра вправе ревновать брата?
- Государь, я не смею заглядывать в тайники вашего сердца.
- Неужели вы верите этому? - воскликнул король.
- Да, государь, я думаю, что принцесса ревнует, - твердо сказала Ла-
вальер.
- Боже мой, - забеспокоился король, - неужели ее обращение с вами да-
ет повод для таких подозрений? Принцесса обошлась с вами дурно, и вы
приписываете это ревности?
- Нет, государь, я так мало значу в ее глазах!
- О, если так!.. - энергично произнес Людовик.
- Государь, - перебила Лавальер, - дождь перестал? и, кажется, сюда
идут.
И, позабыв всякий этикет, она схватила короля за руку.
- Так что же, мадемуазель, - отвечал король, - пусть идут. Кто осме-
лится найти что-нибудь дурное в том, что я был в обществе мадемуазель де
Лавальер?
- Помилуйте, государь! Все найдут странным, что вы так вымокли, что
вы пожертвовали собой ради меня.
- Я только исполнил свой долг дворянина, - вздохнул Людовик, - и горе
тому, кто забудется и станет осуждать поведение своего короля.
Действительно, в этот момент показалось несколько придворных, которые
с любопытством осматривали лес; заметив короля и Лавальер, они, по-види-
мому, нашли то, что искали.
Это были посланные королевы и принцессы; они сняли шляпы в знак того,
что увидели его величество.
Но, несмотря на смущение Лавальер, Людовик попрежнему стоял в своей
нежно-почтительной позе. Затем, когда все придворные собрались на аллее,
когда все увидели знаки почтения, которые король оказывал молодой девуш-
ке, оставаясь перед ней с обнаженной головой во время грозы, Людовик
предложил ей руку, ответил кивком головы на почтительные поклоны прид-
ворных и, все так же держа шляпу в руке, проводил ее до кареты.
Гроза прошла, но дождь продолжался, и придворные дамы, которым этикет
не позволял сесть в карету раньше короля, стояли без плащей и накидок
под этим ливнем, от которого король заботливо защищал своей шляпой самую
незначительную среди них.
Как и все остальные, королева и принцесса должны были созерцать эту
преувеличенную любезность короля; принцесса до такой степени была пора-
жена, что, забывшись, толкнула королеву локтем и проговорила:
- Поглядите, вы только поглядите!
Королева закрыла глаза, точно у нее закружилась голова. Она поднесла
руку к лицу и села в карету. Принцесса последовала за ней. Король вско-
чил на лошадь и, не оказывая предпочтения ни одной из карет, поскакал
вперед. Он вернулся в Фонтенбло, бросив поводья, задумчивый, весь погло-
щенный своими мыслями.
Когда толпа удалилась и шум карет стал затихать, Арамис и Фуке, убе-
дившись, что никто не может их увидеть, вышли из грота. Молча добрались
они до аллеи. Арамис, казалось, хотел проникнуть взглядом в самую чащу
леса.
- Господин Фуке, - сказал он, удостоверившись, что они одни, - нужно
во что бы то ни стало получить обратно ваше письмо к Лавальер.
- Нет ничего проще, - отвечал Фуке, - если слуга еще не передал его.
- Это необходимо во всех случаях, понимаете?
- Да, король любит эту девушку. Не правда ли?
- Очень. Но еще хуже, что и эта девушка страстно любит короля.
- Значит, мы меняем тактику?
- Без всякого сомнения, нельзя терять времени. Вам нужно увидеть Ла-
вальер и, не делая попыток добиться ее благосклонности, что теперь не-
возможно, заявить ей, что вы - самый преданный ее друг и самый покорный
слуга.
- Я так и сделаю, - отвечал Фуке, - и без всякого неудовольствия; у
этой девушки, мне кажется, золотое сердце.
- А может быть, много ловкости, - раздумывал вслух Арамис, - но тогда
дружба с нею еще нужней.
Помолчав немного, он прибавил:
- Или я ошибаюсь, или эта малютка сведет с ума короля. Ну, скорей ка-
рету - и в замок!
V
ТОБИ
Через два часа после того, как карета суперинтенданта покатилась в
Фонтенбло со скоростью облаков, гонимых последними порывами бури, Ла-
вальер сидела у себя в комнате в простом муслиновом пеньюаре и доканчи-
вала завтрак за маленьким мраморным столиком. Вдруг открылась дверь, и
лакей доложил, что г-н Фуке просит позволения засвидетельствовать ей
свое почтение.
Она два раза переспросила лакея; бедная девушка знала только имя г-на
Фуке и никак не могла понять, что у нее может быть общего с главноуправ-
ляющим финансами.
Однако так как министр мог прийти к ней по поручению короля, что пос-
ле недавнего свидания было вполне возможным, то Лавальер взглянула в
зеркало, поправила локоны и приказала пригласить его в комнату.
Но Лавальер не могла подавить некоторого волнения. Визит суперинтен-
данта не был заурядным явлением в жизни фрейлины. Фуке, славившийся сво-
ей щедростью, галантностью и любезным обращением с дамами, чаще получал
приглашения, чем испрашивал аудиенций. Во многие дома посещения суперин-
тенданта приносили богатство; во многих сердцах они зарождали любовь.
Фуке почтительно вошел к Лавальер и представился ей с тем изяществом,
которое было отличительной чертой выдающихся людей той эпохи, а в насто-
ящее время стало совершенно непонятным, даже на портретах, где эти люди
изображены как живые.
На церемонное приветствие Фуке Лавальер ответила реверансом пансио-
нерки и предложила суперинтенданту сесть.
Но Фуке с поклоном сказал ей:
- Я не сяду, мадемуазель, пока вы не простите меня.
- За что же, боже мои?
Фуке устремил на лицо молодой девушки свой проницательный взгляд, по
мог увидеть на нем только самое простодушное изумление.
- Я вижу, сударыня, что вы так же великодушны, как и умны, и читаю в
ваших глазах испрашиваемое иной, прощение. Но мне мало прощения на сло-
вах, предупреждаю вас; мне нужно, чтобы меня простили ваше сердце и ум.
- Клянусь вам, сударь, - растерялась Лавальер, - я вас совершенно не
понимаю.
- Это новое проявление вашей деликатности пленяет меня - отвечал Фу-
ке, - я вижу, что вы не хотите заставить меня краснеть.
- Краснеть? Краснеть передо мной? Но скажите же, почему вам краснеть?
- Неужели я ошибаюсь, - спросил Фуке, - и мой поступок, к моему
счастью, не оскорбил вас?
Лавальер пожала плечами.
- Положительно, сударь, вы говорите загадками, и я, по-видимому,
слишком невежественна, чтобы понимать их.
- Хорошо, - согласился Фуке, - не буду настаивать. Только, умоляю
вас, скажите мне, что я могу рассчитывать на ваше полное и безусловное
прощение.
- Сударь, - сказала Лавальер уже с некоторым нетерпением, - я могу
ответить вам только одно и надеюсь, что мой ответ удовлетворит вас. Если
бы я знала вашу вину передо мной, я простила бы вас. Тем более вы пойме-
те, что, не зная этой вины...
Фуке закусил губы, как это делал обыкновенно Арамис.
- Значит, - продолжал он, - я могу надеяться, что, невзирая на слу-
