- Погубить ее репутацию путем позорного изгнания.
- Мадемуазель, - проговорил король с глубокой горечью, - я не люблю
людей, которые, оправдываясь, взводят вину на других.
- Государь!
- Да, мне тяжело видеть, что вместо простого признания вы плетете пе-
редо мной целую сеть упреков и обвинений.
- Которым вы не придаете никакого значения?.. - воскликнула Луиза.
Король промолчал.
- Скажите же! - с горячностью повторила Лавальер.
- Мне грустно признаться в этом, - сказал король с холодным поклоном.
Девушка всплеснула руками.
- Значит, вы мне не верите? - спросила она.
Король ничего не ответил.
- Значит, вы предполагаете, что я, я... что это я составила этот
смешной, бесчестный заговор, чтобы так безрассудно посмеяться над вашим
величеством?
- Боже мой, это совсем не смешно и не бесчестно, - возразил король -
это даже не заговор, просто довольно забавная шутка, и больше ничего.
- О! - в отчаянии прошептала Лавальер. - Король мне не верит! Король
не хочет мне верить!
- Да, не хочу.
- Боже! Боже!
- Послушайте, что может быть естественнее? Король идет за мной сле-
дом, подслушивает меня, подстерегает; король, может быть, хочет позаба-
виться надо мной; ну что же, а мы позабавимся над ним. И так как у коро-
ля есть сердце, уколем его в сердце.
Лавальер закрыла лицо руками, заглушая рыдания.
Людовик безжалостно продолжал говорить, вымещая на бедной жертве все,
что он вытерпел сам:
- Придумаем же басню, скажем, что я люблю его, что я остановила на
нем свой выбор. Король так наивен и так самонадеян, что поверит мне;
тогда мы повсюду разгласим об этой наивности короля и посмеемся над ним.
- О, - вскричала Лавальер, - думать так... это ужасно!
- Это еще не все, - продолжал король. - Если этот надменней король
примет шутку всерьез, если он неосторожно выразит при других что-либо
похожее на радость, вот тогда-то мы унизим его перед всем двором; то-то
будет приятно рассказать об этом моему возлюбленному; похождение госуда-
ря, одураченного лукавой девушкой, - чем не приданое для будущего мужа!
- Государь, - воскликнула в полном отчаянии Лавальер, - ни слова
больше, умоляю вас! Разве вы не видите, что вы убиваете меня!
- О, тонкая шутка, - прошептал король, уже начавший немного смяг-
чаться.
Лавальер внезапно рухнула на колени, сильно ударившись о паркет.
- Государь, - молила она, ломая руки, - я предпочитаю позор преда-
тельству!
- Что вы делаете? - спросил король, но не шевельнул пальцем, чтобы
поднять девушку.
- Государь, когда я пожертвую ради вас своей честью и своей жизнью,
вы, может быть, поверите моей правдивости. Рассказ, который вы слышали у
принцессы, - ложь; а то, что я сказала под дубом...
- Ну?
- Только это и было правдой.
- Сударыня! - воскликнул король.
- Государь, - продолжала Лавальер, увлекаемая своим неистово пылким
чувством. - Государь, если бы даже мне пришлось умереть от стыда на этом
месте, я твердила бы до потери голоса: я сказала, что люблю вас... я
действительно люблю вас!
- Вы!
- Я вас люблю, государь, с того дня, как я вас увидела, с той минуты,
как там, в Блуа, где я томилась, ваш царственный взгляд упал на меня,
лучезарный и животворящий; я вас люблю, государь! Я знаю: бедная девуш-
ка, любящая своего короля и признающаяся ему в этом, совершает оскорбле-
ние величества. Накажите меня за эту дерзость, презирайте за безрас-
судство, но никогда не говорите, никогда не думайте, что я посмеялась
над вами, что я предала вас! Во мне течет кровь, верная королям, госу-
дарь; и я люблю... люблю моего короля!.. Ах, я умираю!
И, лишившись сил, задыхаясь, она упала как подкошенная, подобно цвет-
ку, срезанному серпом жнеца, о котором рассказывает Вергилий.
После этих слов, после этой горячей мольбы у короля не осталось ни
досады, ни сомнений; все его сердце открылось для жгучего дыхания этой
любви, высказанной с таким благородством и таким мужеством.
Услышав это страстное признание, Людовик ослабел и закрыл лицо рука-
ми. Но когда пальцы Лавальер ухватились за его руки и горячее пожатие
влюбленной девушки согрело их, он загорелся, в свою очередь, и, схватив
Лавальер в объятия, поднял ее и прижал к сердцу.
Голова ее безжизненно опустилась к нему на плечо.
Испуганный король подозвал де Сент-Эньяна.
Де Сент-Эньян, неподвижно сидевший в своем углу, подбежал, делая вид,
что вытирает слезы. Он помог Людовику усадить девушку в кресло, попытал-
ся помочь ей, обрызгал "водой венгерской королевы", повторяя при этом:
- Сударыня! Послушайте, сударыня! Успокойтесь! Король вам верит, ко-
роль вас прощает. Да очнитесь же! Вы можете очень сильно разволновать
короля, сударыня; его величество чувствительны, у его величества ведь
тоже есть сердце. Ах, черт возьми! Сударыня, извольте обратить ваше вни-
мание, король очень побледнел!
Но Лавальер оставалась в забытьи.
- Сударыня, сударыня! - продолжал де СентЭньян. - Да очнитесь же,
прошу вас, умоляю, пора! Подумайте: если королю сделается дурно, мне
придется звать врача. Ах, какое несчастье, боже мой! Дорогая, да очни-
тесь же! Сделайте усилие, живее, живее!
Трудно было говорить более красноречиво и более убедительно, чем
Сент-Эньян; но нечто более сильное, чем это красноречие, привело Ла-
вальер в чувство.
Король опустился перед ней на колени и стал покрывать ее руки жгучими
поцелуями. Она наконец пришла в себя, открыла глаза, в которых едва теп-
лилась жизнь, и прошептала:
- О государь, значит, ваше величество прощаете меня?
Король не отвечал... Он был слишком взволнован.
Де Сент-Эньян снова счел своим долгом отойти. Он увидел, что глаза
его величества зажглись пламенем.
Лавальер встала.
- А теперь, государь, - мужественно произнесла она, - теперь, когда я
оправдалась, по крайней мере в глазах вашего величества, разрешите мне
удалиться в монастырь. Там я буду благословлять моего короля всю жизнь и
умру, прославляя бога, который даровал мне один день счастья.
- Нет, нет, - отвечал король, - вы будете жить здесь, благословляя
бога и любя Людовика, который устроит вам жизнь, полную блаженства, ко-
торый вас любит и клянется вам в этом!
- О государь, государь!
Чтобы рассеять сомнения Лавальер, король стал целовать ее с таким жа-
ром, что де Сент-Эньян поспешил скрыться за портьерой.
Эти поцелуи, которые она сначала не имела силы отвергнуть, воспламе-
нили молодую девушку.
- О государь! - воскликнула она. - Не заставляйте меня раскаяться в
моей откровенности, ибо это доказало бы мне, что ваше величество все еще
презираете меня.
- Сударыня, - сказал король, почтительно отступая от нее, - никого в
мире я не люблю и не уважаю так, как вас. И отныне никто при моем дворе,
клянусь вам, не будет пользоваться таким почетом, как вы. Прошу вас
простить мой порыв, сударыня, рожденный избытком любви; но я еще лучше
докажу вам ее силу, оказывая вам все уважение, какого вы можете поже-
лать.
Затем, поклонившись ей, спросил:
- Сударыня, вы разрешите запечатлеть поцелуй на вашей руке?
И он почтительно коснулся губами дрожащей руки молодой девушки.
- Отныне, - прибавил Людовик, выпрямляясь и лаская Лавальер взглядом,
- отныне вы под моим покровительством. Никогда не говорите никому о зле,
которое я вам причинил, и простите других за то, что они сделали вам.
Теперь вы будете стоять настолько выше их, что они не только не внушат
вам ни тени страха, но будут возбуждать у вас даже жалость.
И, сделав ей почтительный поклон, точно выходя из храма, король по-
дозвал де Сент-Эньяна.
- Граф, - сказал он, - надеюсь, что мадемуазель согласится удостоить
вас некоторой долей своей благосклонности взамен той дружбы, которую я
навеки дарю ей.
Де Сент-Эньян преклонил колено перед Лавальер.
- Как я буду счастлив, - прошептал он, - если мадемуазель удостоит
меня этой чести!
- Я пошлю вам вашу подругу, - произнес король. - Прощайте, мадемуа-
зель, или, лучше - до свидания!
И король весело удалился, увлекая за собой де СентЭньяна.
Принцесса не предвидела такой развязки. Ни наяда, ни дриада ничего не
говорили ей об этом.
II
НОВЫЙ ГЕНЕРАЛ ИЕЗУИТСКОГО ОРДЕНА
В то время как Лавальер и король соединяли в первом признании печали
прошлого, счастье текущей минуты и надежды на будущее, Фуке, вернувшись
домой, то есть в апартаменты, отведенные ему в замке, разговаривал с
Арамисом обо всем том, чем король в данную минуту пренебрегал.
- Скажите мне, - начал Фуке, усадив своего гостя в кресло и сам усев-
шись рядом, - скажите мне, господин даЭрбле, как идут дела в Бель-Иле,
есть у вас оттуда какие-нибудь известия?
- Господин суперинтендант, - отвечал Арамис, - там все идет согласно
нашим желаниям, все расходы оплачены, ни один из наших планов не обнару-
жен.
- А гарнизон, который король собирался поставить там?
- Сегодня утром я узнал, что он прибыл туда уже две недели назад.
- А как его там приняли?
- Прекрасно.
- Что же сталось с прежним гарнизоном?
- Он высадился в Сарзо, и оттуда его немедленно отправили в Кемпер.
- А новый гарнизон?
- Он сейчас наш.
- Вы уверены в том, что говорите, епископ?
- Уверен. И вы сейчас узнаете, как все это произошло.
- Но ведь из всех гарнизонных стоянок Бель-Иль самая худшая?
- Знаю - и действую сообразно с этим; теснота, отрезанность от мира,
нет женщин, нет игорных домов. А в наше время, - прибавил Арамис со
свойственной только ему одному улыбкой, - очень грустно видеть, до чего
молодые люди жаждут развлечения и, следовательно, до чего они бывают
расположены к тому, кто дает им возможность повеселиться.
- А если они будут развлекаться в Бель-Иле?
- Если они будут развлекаться благодаря королю, они отдадут сердце
королю; если же они будут скучать из-за короля и развлекаться по милости
господина Фуке, они полюбят господина Фуке.
- А вы предупредили моего интенданта, чтобы немедленно по их прибы-
тии...
- Нет: мы дали им поскучать с недельку, а через неделю они взвыли,
сказав, что прежние офицеры имели больше, развлечений, чем они. Тогда им
было сказано, что прежние офицеры умели завязать дружбу с господином Фу-
ке и что господин Фуке, видя в них своих друзей, приложил все старания,
чтобы они не скучали в его владениях. Они задумались. Но интендант тот-
час же прибавил, что хотя ему и неизвестно распоряжение господина Фуке,
он все же достаточно знает своего господина и с уверенностью может ска-
зать, что каждый дворянин, состоящий на службе короля, интересует его. И
хотя новоприбывшие неизвестны ему, он готов сделать для них то же, что
делал и для других.
- Чудесно! И, надеюсь, обещания были приведены в исполнение? Ведь вы
знаете, я не хочу, чтобы от моего имени давались пустые обещания.
- После этого в распоряжение офицеров были предоставлены два судна и
лошади; им были вручены ключи от главного здания; теперь они устраивают
там охоты и катаются с бель-ильскими дамами, по крайней мере, с теми из
них, которые не боятся морской болезни.
- Ну а солдаты?
- Все относительно, вы понимаете; солдатам дают вино, превосходную
пищу и большое жалованье. Значит, мы можем положиться на этот гарнизон.
- Хорошо.
- Отсюда следует, что если каждые два месяца у нас будут менять гар-
низон, то за два года вся армия перебывает в Бель-Иле. Тогда за нас бу-
дет не один полк, а пятьдесят тысяч человек.
- Я хорошо знал, - сказал Фуке, - что никто, кроме вас, господин да-
Эрбле, не может быть таким драгоценным, таким незаменимым другом, но при
всем этом, - прибавил он со смехом, - мы забываем нашего друга дю Валло-
на. Что с ним? В течение трех дней, которые я провел в Сен-Манде, я за-
был обо всем на свете, признаюсь.
