"Ах, черт, - подумал даАртаньян, - что это затевает Портос?.."
Между тем Трюшен, сообразив, в чем дело, пошла торопить кухарку, при-
несла еще два прибора и уставила стол изысканными кушаньями, превратив-
шими ужин в пир. Сливочное масло, солонина, анчоусы, тунец, затем все
товары из лавки Планше. Цыплята, овощи, речная рыба, лесная дичь - сло-
вом, все, что может дать деревня. Вдобавок Планше вернулся из погреба с
десятью бутылками, покрытыми густым слоем пыли.
Их вид обрадовал сердце Портоса.
- Я голоден, - воскликнул он.
И уселся подле г-жи Трюшен, бросая на нее убийственные взгляды. ДаАр-
таньян сел по другую сторону от нее. Осчастливленный Планше скромно по-
местился напротив.
- Не досадуйте, - сказал он, - если во время ужина Трюшен часто будет
вставать из-за стола: она желает, чтобы вам как следует были приготовле-
ны постели.
Действительно, хозяйка много раз поднималась наверх, и со второго
этажа доносился скрип передвигаемых кроватей. А трое мужчин ели и пили;
особенно усердствовал Портос. Было любо смотреть на них. От десяти буты-
лок осталось лишь одно воспоминание, когда Трюшен вернулась с сыром.
Несмотря на выпитое вино, даАртаньян сохранил все свое самообладание.
Портос же, напротив, в значительной степени утратил его. Гости затянули
песню, вспоминали бои и сражения. ДаАртаньян посоветовал Планше снова
совершить путешествие в погреб. И так как лавочник потерял способность
маршировать, как пехотинец, то капитан мушкетеров предложил проводить
его.
Итак, они ушли, напевая песенки такими голосами, что испугался бы сам
дьявол Трюшен осталась за столом с Портосом. Когда двое любителей вин
возились в темном погребе, выбирая лучшие бутылки, до них вдруг донес-
лось звонкое чмоканье.
"Портос вообразил, что он в Ла-Рошели", - подумал даАртаньян.
Они поднялись, нагруженные бутылками. Планше так увлекся пением, что
ничего не видел и не слышал. Д'Артаньян же сохранил остроту зрения и яс-
но заметил, что левая щека Трюшен была гораздо краснее, чем правая. А
Портос молодцевато улыбался и обеими руками крутил усы Трюшен тоже улы-
балась великолепному сеньору.
Пенистое анжуйское вино превратило трех собутыльников сначала в трех
чертей, а потом в три бревна. У даАртаньяна едва хватило силы взять све-
чу и осветить Планше его собственную лестницу. Планше тащил Портоса, ко-
торого подталкивала также развеселившаяся Трюшен.
ДаАртаньяну принадлежала честь нахождения комнаты и кроватей Портос
довалился в постель, и его друг с трудом раздел его Лежала постели, да-
Артаньян говорил себе:
"Ах, черт, ведь я клялся никогда больше не пить желтого вина, которое
пахнем ружейным кремнем. Фи! Что, если бы мои мушкетеры увидели своего
капитана в таком состоянии? - И, задвигая полог, прибавил: - К счастью,
они ничего не увидят".
Трюшен унесла на руках Планше, раздела его, задернула полог и закрыла
двери спальни.
- Веселая вещь деревня, - говорил Портос, вытягивая ноги так, что с
треском отвалилась спинка кровати, но на этот шум никто не обратил вни-
мания, так весело было в поместье Планше.
В два часа ночи все в доме храпели.
XIII
ЧТО ВИДНО ИЗ ДОМА ПЛАНШЕ
На следующее утро трое героев спали крепким сном.
Трюшен предусмотрительно закрыла ставни, боясь, как бы первые солнеч-
ные лучи не повредили уставшим глазам.
Поэтому под пологом Портоса и балдахином Планше было темно, как в
погребе, когда даАртаньяна разбудил нескромный луч, проникший через
ставни; он мигом соскочил с кровати, точно собираясь идти первым на при-
ступ. И он приступом взял комнату Портоса, которая была рядом с его
спальней. Портос крепко спал и храпел так, что стены дрожали. Он пышно
раскинулся всем своим исполинским телом, свесив сжатую в кулак руку на
ковер подле кровати. ДаАртаньян разбудил Портоса, который с трудом стал
протирать глаза.
Тем временем Планше оделся и пришел приветствовать своих гостей, ко-
торые после вчерашнего вечера еще нетвердо держались на ногах.
Несмотря на раннее утро, весь дом был уже полон суеты, кухарка устро-
ила безжалостную резню в птичнике, а папаша Селестен рвал в саду вишни.
Портос в игривом настроении протянул руку Планше, а ДаАртаньян попро-
сил позволения поцеловать мадам Трюшен, которая не сочла возможным отка-
зать в этой просьбе. Фламандка подошла к Портосу и так же благосклонно
разрешила поцеловать себя. Портос поцеловал мадам Трюшен с глубоким
вздохом.
После этого Планше взял друзей за руки:
- Я покажу вам свой дом, вчера вечером было темно, как в печи, и мы
ничего не могли рассмотреть. При свете дня все меняется, и вы останетесь
довольны.
- Начнем с перспективы, - предложил ДаАртаньян, - вид из окна
прельщает меня больше всего. Я всегда жил в королевских домах, а короли
недурно выбирают пейзажи.
- Я тоже всегда любил виды, - подхватил Портос. - В моем пьерфонском
поместье я велел прорубить четыре аллеи, с которых открывается велико-
лепная перспектива.
- Вот вы сейчас увидите мою перспективу, - сказал Планше.
И он подвел гостей к окну.
- Да это Лионская улица, - удивился д'Артаньян.
- На нее выходит два окна, вид неказистый: одна только харчевня, веч-
но оживленная и шумная, соседство не из приятных. У меня выходило на
улицу четыре окна, два я заделал.
- Пойдем дальше, - сказал ДаАртаньян.
Они вернулись в коридор, который вел в комнаты, и Планше открыл став-
ни.
- Э, да что же это? - спросил Портос.
- Лес, - отвечал Планше. - На горизонте вечно меняющая цвет полоса,
желтоватая весной, зеленая летом, красная осенью и белая зимой.
- Отлично, но эта завеса мешает смотреть дальше.
- Да, - сказал Планше, - но отсюда видно...
- Ах, это широкое поле... - протянул Портос. - Что это там? Кресты,
камни...
- Да это кладбище! - воскликнул ДаАртаньян.
- Именно, - подтвердил Планше. - Уверяю вас, что смотреть на него
очень интересно. Не проходит дня, чтобы здесь не зарыли кого-нибудь.
Фонтенбло довольно густо населен. Иногда приходят девушки, одетые в бе-
лое, с хоругвями, иногда богатые горожане с певчими, иногда придворные
офицеры.
- Мне это не по вкусу, - поморщился Портос.
- Да, это не очень весело, - согласился ДаАртаньян.
- Уверяю вас, что кладбище навевает святые мысли, - возразил Планше.
- О, не спорю!
- Ведь всем нам придется помереть, - продолжал Планше, - и где-то я
прочел изречение, которое мне запомнилось: "Мысль о смерти - благотвор-
ная мысль".
- Да, это так, - вздохнул Портос.
- Однако, - заметил ДаАртаньян, - мысль о зелени, цветах, реках, го-
лубом небе и широких долинах тоже благотворная мысль...
- Если бы у меня все это было, я ни от чего бы не отказался, - сказал
Планше, - но так как в моем распоряжении только это маленькое кладбище,
тоже цветущее, мшистое, тенистое и тихое, то я им довольствуюсь и раз-
мышляю, например, о горожанах, живущих на Ломбардской улице, которые
слышат ежедневно только грохот двух тысяч телег да шлепанье по грязи пя-
тидесяти тысяч прохожих.
- Не буду вам возражать, - кивнул Портос.
- Именно поэтому, - скромно улыбнулся Планше, - я и отдыхаю немного
при виде мертвых.
- Экий молодчина этот Планше, - воскликнул д'Артаньян, - он положи-
тельно рожден поэтом и лавочником!
- Сударь, - сказал Планше, - я из тех людей, которые созданы, чтобы
радоваться всему, что они встречают на своем земном пути.
ДаАртаньян уселся на подоконник и стал размышлять по поводу философии
Планше.
- Да, никак, нам сейчас покажут комедию! - закричал Портос. - Я как
будто бы слышу пение.
- Да, да, поют, - подтвердил ДаАртаньян.
- Это похороны по последнему разряду, - пренебрежительно взглянул
Планше. - На кладбище только священник, причетник и один певчий. Бы ви-
дите, господа, что покойник или покойница были не принцы.
- И никто не провожает покойника.
- Нет, вон идет кто-то, - показал Портос.
- Верно, какой-то человек в плаще, - подтвердил ДаАртаньян.
- Не стоит смотреть, - сказал Планше.
- А мне интересно, - с живостью перебил его д'Артаньян, облокачиваясь
на подоконник.
- Ага, вы входите во вкус, - весело проговорил Планше. - Вот и со
мной так было: в первые дни мне было грустно креститься с утра до вече-
ра, а заунывное пение вонзалось мне в мозг, как гвоздь. Теперь это пение
баюкает меня, и я нигде не видел таких красивых птичек, как на кладбище.
- Ну, а мне не весело, - заявил Портос, - я лучше спущусь.
Планше одним прыжком оказался подле Портоса и, предложив ему руку,
пригласил в сад.
- Как, вы остаетесь здесь? - обратился Портос к даАртаньяну.
- Да, мой друг; я скоро приду к вам.
- О, господин ДаАртаньян не останется в убытке! - заметил Планше. -
Уже хоронят?
- Нет еще.
- Ах да, могильщик ждет, чтобы гроб обвязали веревками... Глядите-ка,
на другом конце кладбища показалась женщина.
- Да, да, Планше! - живо проговорил ДаАртаньян. -
А теперь оставь меня, оставь! Я начинаю погружаться в душеспаси-
тельные размышления, не мешай мне.
Планше ушел, а ДаАртаньян из-за полуоткрытой ставни стал с любо-
пытством наблюдать за похоронами.
Двое могильщиков сняли гроб с носилок и опустили ношу в яму.
Человек в плаще, единственный зритель этой мрачной сцены, стоял в
нескольких шагах, прислонившись спиной к высокому кипарису и тщательно
закрыв лицо от могильщиков и духовенства. Похороны были совершены в ка-
кие-нибудь пять минут. Могилу засыпали, церковный причт двинулся в об-
ратный путь. Могильщик сказал священнику несколько слов и тоже ушел. Че-
ловек в плаще поклонился проходящим и положил в руку могильщика монету.
- Что за чудеса! - пробормотал ДаАртаньян. - Ведь это Арамис!
Арамис (это был действительно он) остался один.
Однако ненадолго, потому что едва он отвернулся, как близ него на до-
роге послышались шаги и шелест женского платья. Он тотчас же с церемон-
ной вежливостью снял шляпу и проводил даму под тень каштанов и лип, по-
саженных у чьей-то роскошной гробницы.
- О, да, никак, епископ ваннский назначил свиданье! - промолвил ДаАр-
таньян. - Он все тот же аббат Арамис, который бегал за женщинами в Нуа-
зи-ле-Сек. Да, - прибавил мушкетер, - странное, однако, свидание на
кладбище.
И он расхохотался...
Разговор продолжался больше получаса. ДаАртаньян не мог разглядеть
лица дамы, потому что она стояла к нему спиной. Но по неподвижности со-
беседников, по размеренности их жестов, по их сдержанности он понял, что
они говорили не о любви. По окончании разговора дама низко поклонилась
Арамису.
- Э, да у них кончается, как настоящее любовное свидание... сначала
кавалер преклоняет колено; потом смиряется дама и о чем-то молит его...
Кто же эта дама? Я пожертвовал бы ногтем, чтобы увидеть ее.
Но увидеть ее было невозможно. Арамис пошел вперед; женщина опустила
вуаль и пошла вслед за ним. ДаАртаньян не мог больше выдержать: он под-
бежал к окну, выходившему на Лионскую улицу. Арамис вошел в гостиницу.
Дама направилась в противоположную сторону, должно быть, к карете,
запряженной парой, которая виднелась у опушки леса. Она шла медленно,
опустив голову, в глубокой задумчивости.
- Мне во что бы то ни стало нужно узнать, кто эта женщина, - сказал
мушкетер.
И без дальнейших колебаний он направился вслед за ней. По дороге он
обдумывал, каким способом заставить ее поднять вуаль.
- Она не молода, - рассуждал даАртаньян. - Это великосветская дама.
Знакомая, ей-богу, знакомая походка.
Звон его шпор и шаги гулко раздавались на пустынной улице. Вдруг ему
улыбнулась удача, на которую он не рассчитывал. Шум шагов встревожил да-
му. Она вообразила, что за ней кто-то гонится или следит, - это, впро-
чем, было верно, - и оглянулась. ДаАртаньян подскочил, словно ему в икры
