ленных для этой цели комнатах.
Перед тем как войти в свою комнату, король приказал, чтобы его немед-
ленно уведомили, когда приедет кардинал.
Через полчаса после появления короля раздались новые приветствия; они
возвещали прибытие королевы. Старшины поступили так же, как и перед тем:
предшествуемые сержантами, они поспешили навстречу своей высокой гостье.
Королева вошла в зал. Все заметили, что у нее, как и у короля, был
грустный и, главное, утомленный вид.
В ту минуту, когда она входила, занавес маленькой ложи, до сих пор
остававшийся задернутым, приоткрылся, и в образовавшемся отверстии поя-
вилось бледное лицо кардинала, одетого испанским грандом. Глаза его впи-
лись в глаза королевы, и дьявольская улыбка пробежала по его губам: на
королеве не было алмазных подвесков.
Несколько времени королева стояла, принимая приветствия городских
старшин и отвечая на поклоны дам.
Внезапно у одной из дверей зала появился король вместе с кардиналом.
Кардинал тихо говорил ему что-то; король был очень бледен.
Король прошел через толпу, без маски, с небрежно завязанными лентами
камзола, и приблизился к королеве.
- Сударыня, - сказал он ей изменившимся от волнения голосом, - почему
же, позвольте вас спросить, вы не надели алмазных подвесков? Ведь вы
знали, что мне было бы приятно видеть их на вас.
Королева оглянулась и увидела кардинала, который стоял сзади и злобно
улыбался.
- Ваше величество, - отвечала королева взволнованно, - я боялась, что
в этой толпе с ними может что-нибудь случиться.
- И вы сделали ошибку. Я подарил вам это украшение для того, чтобы вы
носили его. Повторяю, сударыня, вы сделали ошибку.
Голос короля дрожал от гнева; все смотрели и прислушивались с удивле-
нием, не понимая, что происходит.
- Государь, - сказала королева, - подвески находятся в Лувре, я могу
послать за ними, и желание вашего величества будет исполнено.
- Пошлите, сударыня, пошлите, и как можно скорее: ведь через час нач-
нется балет.
Королева наклонила голову в знак повиновения и последовала за дамами,
которые должны были проводить ее в предназначенную ей комнату.
Король также прошел в свою.
На минуту в зале воцарилась тревога и смятение.
Нетрудно было заметить, что между королем и королевой что-то произош-
ло, но оба говорили так тихо, что никто не расслышал ни слова, так как
из уважения все отступили на несколько шагов. Скрипачи выбивались из
сил, но никто их не слушал.
Король первым вошел в зал; он был в изящнейшем охотничьем костюме.
Его высочество герцог Орлеанский и другие знатные особы были одеты так
же, как и он. Этот костюм шел королю как нельзя более, и поистине в этом
наряде он казался благороднейшим дворянином своего королевства.
Кардинал приблизился к королю и протянул ему какойто ящичек. Король
открыл его и увидел два алмазных подвеска.
- Что это значит? - спросил он у кардинала.
- Ничего особенного, - ответил тот, - но, если королева наденет под-
вески, в чем я сомневаюсь, сочтите их, государь, и, если их окажется
только десять, спросите у ее величества, кто мог у нее похитить вот эти
два.
Король вопросительно взглянул на кардинала, но не успел обратиться к
нему с вопросом: крик восхищения вырвался из всех уст. Если король ка-
зался благороднейшим дворянином своего королевства, то королева, бесс-
порно, была прекраснейшей женщиной Франции.
В самом деле, охотничий костюм был ей изумительно к лицу: на ней была
фетровая шляпа с голубыми перьями, бархатный лиф жемчужно-серого цвета с
алмазными застежками и юбка из голубого атласа, вся расшитая серебром.
На левом плече сверкали подвески, схваченные бантом того же цвета, что
перья и юбка.
Король затрепетал от радости, а кардинал - от гнева; однако они нахо-
дились слишком далеко от королевы, чтобы сосчитать подвески: королева
надела их, но сколько их было - десять или двенадцать?
В этот момент скрипачи возвестили начало балета. Король подошел к
супруге коннетабля, с которой он должен был танцевать, а его высочество
герцог Орлеанский - к королеве. Все стали на места, и балет начался.
Король танцевал напротив королевы и всякий раз, проходя мимо нее, по-
жирал взглядом эти подвески, которые никак не мог сосчитать. Лоб карди-
нала был покрыт холодным потом.
Балет продолжался час; в нем было шестнадцать выходов.
Когда он кончился, каждый кавалер, под рукоплескания всего зала, от-
вел свою даму на место, но король, воспользовавшись дарованной ему при-
вилегией, оставил свою даму и торопливо направился к королеве.
- Благодарю вас, сударыня, - сказал он ей, - за то, что вы были так
внимательны к моим желаниям, но, кажется, у вас недостает двух подвес-
ков, и вот я возвращаю вам их.
- Как, сударь! - вскричала молодая королева, притворяясь удивленной.
- Вы дарите мне еще два? Но ведь тогда у меня будет четырнадцать!
Король сосчитал: в самом деле, все двенадцать подвесков оказались на
плече ее величества.
Король подозвал кардинала.
- Ну-с, господин кардинал, что это значит? - спросил он суровым то-
ном.
- Это значит, государь, - ответил кардинал, - что я хотел преподнести
эти два подвеска ее величеству, но не осмелился предложить их ей сам и
прибегнул к этому способу.
- И я тем более признательна вашему высокопреосвященству, - ответила
Анна Австрийская с улыбкой, говорившей о том, что находчивая любезность
кардинала отнюдь не обманула ее, - что эти два подвеска, наверное, стоят
вам столько же, сколько стоили его величеству все двенадцать.
Затем, поклонившись королю и кардиналу, королева направилась в ту
комнату, где она надевала свой костюм и где должна была переодеться.
Внимание, которое мы вынуждены были в начале этой главы уделить высо-
ким особам, выведенным в ней нами, на некоторое время увело нас в сторо-
ну от д'Артаньяна. Тот, кому Анна Австрийская была обязана неслыханным
торжеством своим над кардиналом, теперь в замешательстве, никому не ве-
домый, затерянный в толпе, стоял у одной из дверей и наблюдал эту сцену,
понятную только четверым: королю, королеве, его высокопреосвященству и
ему самому.
Королева вошла в свою комнату.
Д'Артаньян уже собирался уходить, как вдруг почувствовал, что кто-то
тихонько прикоснулся к его плечу; он обернулся и увидел молодую женщину,
которая знаком предложила ему следовать за собой. Лицо молодой женщины
было закрыто черной бархатной полумаской, но, несмотря на эту меру пре-
досторожности, принятую, впрочем, скорее ради других, нежели ради него,
он сразу узнал своего постоянного проводника - живую и остроумную г-жу
Бонасье.
Накануне они лишь мельком виделись у привратника Жермена, куда д'Ар-
таньян вызвал ее. Молодая женщина так спешила передать королеве радост-
ную весть о благополучном возвращении ее гонца, что влюбленные едва ус-
пели обменяться несколькими словами. Поэтому д'Артаньян последовал за
г-жой Бонасье, движимый двумя чувствами - любовью и любопытством. Доро-
гой, по мере того как коридоры становились все более безлюдными, д'Ар-
таньян пытался остановить молодую женщину, схватить ее за руку, полюбо-
ваться ею хотя бы одно мгновение, но, проворная, как птичка, она каждый
раз ускользала от него, и, когда он собирался заговорить, ее пальчик,
который она тогда прикладывала к губам повелительным и полным очарования
жестом, напоминал ему, что над ним господствует власть, которой он дол-
жен повиноваться слепо и которая запрещает ему малейшую жалобу. Наконец,
миновав бесчисленные ходы и переходы, г-жа Бонасье открыла какую-то
дверь и ввела молодого человека в совершенно темную комнату. Здесь она
снова сделала ему знак, повелевавший молчать, и, отворив другую дверь,
скрытую за драпировкой, из-за которой вдруг хлынул сноп яркого света,
исчезла.
С минуту д'Артаньян стоял неподвижно, спрашивая себя, где он, но
вскоре свет, проникавший из соседней комнаты, веяние теплого и благовон-
ного воздуха, доносившееся оттуда, слова двух или трех женщин, выражав-
шихся почтительно и в то же время изящно, обращение "ваше величество",
повторенное несколько раз, - все это безошибочно указало ему, что он на-
ходится в кабинете, смежном с комнатой королевы.
Молодой человек спрятался за дверью и стал ждать.
Королева казалась веселой и счастливой, что, по-видимому, очень удив-
ляло окружавших ее дам, которые привыкли почти всегда видеть ее озабо-
ченной и печальной. Королева объясняла свою радость красотой празднест-
ва, удовольствием, которое ей доставил балет, и так как но дозволено
противоречить королеве, плачет ли она или смеется, то все превозносили
любезность господ старшин города Парижа.
Д'Артаньян не знал королеву, но вскоре он отличил ее голос от других
голосов - сначала по легкому иностранному акценту, а затем по тому пове-
лительному тону, который невольно сказывается в каждом слове высочайших
особ.
Он слышал, как она то приближалась к этой открытой двери, то удаля-
лась от нее, и два-три раза видел даже какую-то тень, загораживавшую
свет.
И вдруг чья-то рука, восхитительной белизны и формы, просунулась
сквозь драпировку. Д'Артаньян понял, что то была его награда; он упал на
колени, схватил эту руку и почтительно прикоснулся к ней губами. Потом
рука исчезла, оставив на его ладони какой-то предмет, в котором он узнал
перстень.
Дверь тотчас же закрылась, и Д'Артаньян очутился в полнейшем мраке.
Д'Артаньян надел перстень на палец и снова стал ждать: он понимал,
что это еще не конец. После награды за преданность должна была прийти
награда за любовь.
К тому же, хоть балет и был закончен, вечер едва начался; ужин был
назначен на три часа, а часы на башне святого Иоанна недавно пробили три
четверти третьего.
В самом деле, шум голосов в соседней комнате стал постепенно зати-
хать, удаляться, потом дверь кабинета, где находился Д'Артаньян, снова
открылась, и в нее вбежала г-жа Бонасье.
- Вы! Наконец-то! - вскричал Д'Артаньян.
- Молчите! - сказала молодая женщина, зажимая ему рот рукой. - Молчи-
те и уходите той же дорогой, какой пришли.
- Но где и когда я увижу вас? - вскричал Д'Артаньян.
- Вы узнаете это из записки, которую найдете у себя дома. Идите же,
идите!
С этими словами она открыла дверь в коридор и выпроводила д'Артаньяна
из кабинета.
Д'Артаньян повиновался, как ребенок, без сопротивления, без единого
слова возражения, и это доказывало, что он действительно был влюблен.
XXIII
СВИДАНИЕ
Д'Артаньян вернулся домой бегом, и, несмотря на то что было больше
трех часов утра, - а ему пришлось миновать самые опасные кварталы Пари-
жа, - у него не произошло ни одной неприятной встречи: всем известно,
что у пьяных и у влюбленных есть свой ангел-хранитель.
Входная дверь была полуоткрыта; он поднялся по лестнице и тихонько
постучался условным стуком, известным только ему и его слуге. Планше,
которого он отослал из ратуши два часа назад, приказав дожидаться дома,
отворил ему дверь.
- Приносили мне письмо? - с живостью спросил Д'Артаньян.
- Нет, сударь, никто не приносил, - отвечал Планше, - но есть письмо,
которое пришло само.
- Что это значит, болван?
- Это значит, что, придя домой, я нашел на столе у вас в спальне ка-
кое-то письмо, хотя ключ от квартиры был у меня в кармане и я ни на ми-
нуту с ним не расставался.
- Где же это письмо?
- Я, сударь, оставил его там, где оно было. Виданное ли это дело,
чтобы письма попадали к людям таким способом! Если бы еще окошко было
отворено или хотя бы полуоткрыто - ну, тогда я ничего не стал бы гово-
рить, но ведь нет, оно было наглухо закрыто... Берегитесь, сударь, тут
наверняка не обошлось дело без нечистой силы!
Не дослушав его, молодой человек устремился в комнату и вскрыл
письмо; оно было от г-жи Бонасье и содержало следующие строки:
