корнелевского "qu'il mourut"; [22] но только там дело шло о спасении Ри-
ма, и Рим этого стоил. Что же касается пас, то речь идет всего лишь об
удовлетворении пустой прихоти, а жертвовать жизнью из-за прихоти - смеш-
но.
- Per Bacco! [23] - воскликнул маэстро Пастрини. - Вот это золотые
слова!
Альбер налил себе стакан лакрима-кристи и начал пить маленькими глот-
ками, бормоча что-то нечленораздельное.
- Ну-с, маэстро Пастрини, - продолжал Франц, - теперь, когда приятель
мой успокоился и вы убедились в моих миролюбивых наклонностях, расскажи-
те нам, кто такой этот синьор Луиджи Вампа. Кто он, пастух или вельможа?
Молод или стар? Маленький или высокий? Опишите нам его, чтобы мы могли,
по крайней мере, его узнать, если случайно встретим его в обществе, как
Сбогара или Лару.
- Лучше меня никто вам не расскажет о нем, ваша милость, потому что я
знал Луиджи Вампа еще ребенком; и однажды, когда я сам попал в его руки
по дороге из Ферентино в Алатри, он вспомнил, к величайшему моему
счастью, о нашем старинном знакомстве; он отпустил меня и не только не
взял выкупа, но даже подарил мне прекрасные часы и рассказал мне свою
историю.
- Покажите часы, - сказал Альбер.
Пастрини вынул из жилетного кармана великолепный брегет с именем мас-
тера и графской короной.
- Вот они.
- Черт возьми! - сказал Альбер. - Поздравляю вас! У меня почти такие
же, - он вынул свои часы из жилетного кармана, - и они стоили мне три
тысячи франков.
- Расскажите историю, - сказал Франц, придвигая кресло и приглашая
маэстро Пастрини сесть.
- Вы разрешите? - спросил хозяин.
- Помилуйте, дорогой мой, - отвечал Альбер, - ведь вы не проповедник,
чтобы говорить стоя.
Хозяин сел, предварительно отвесив каждому из своих слушателей по
почтительному поклону, что должно было подтвердить его готовность сооб-
щить им все сведения о Луиджи Вампа.
- Постойте, - сказал Франц, - останавливая маэстро Пастрини, уже было
открывшего рот. - Вы сказали, что знали Вампа ребенком. Стало быть, он
еще совсем молод?
- Молод ли он? Еще бы! Ему едва исполнилось двадцать два года. О,
этот мальчишка далеко пойдет, будьте спокойны.
- Что вы на это скажете, Альбер? Прославиться в двадцать два года!
Это не шутка! - сказал Франц.
- Да, и в этом возрасте Александр, Цезарь и Наполеон, хотя впос-
ледствии о них и заговорили, успели меньше.
- Итак, - продолжал Франц, обращаясь к хозяину, - герою вашей истории
всего только двадцать два года?
- Едва исполнилось, как я уже имел честь докладывать.
- Какого он роста, большого или маленького?
- Среднего, приблизительно такого, как его милость, - отвечал хозяин,
указывая на Альбера.
- Благодарю за сравнение, - с поклоном сказал Альбер.
- Рассказывайте, маэстро Пастрини, - сказал Франц, улыбнувшись обид-
чивости своего друга. - А к какому классу общества он принадлежал?
- Он был простым пастухом в поместье графа СапФеличе, между Палестри-
ной и озером Габри. Он родился в Пампинаре и с пятилетнего возраста слу-
жил у графа. Отец его, сам пастух, имел в Анапии собственное маленькое
стадо и жил торговлей бараньей шерстью и овечьим сыром в Риме.
Маленький Вампа еще в раннем детстве отличался странным характером.
Однажды, когда ему было только семь лет, он явился к палестринскому свя-
щеннику и просил научить его читать. Это было нелегко, потому что ма-
ленький пастух не мог отлучаться от стада; но добрый священник ежедневно
ходил служить обедню в маленькое местечко, слишком бедное, чтобы содер-
жать священника, и даже не имевшее названия, так что его обычно называли
просто "Борго" [24]. Он предложил Луиджи поджидать его на дороге и тут
же, на обочине, брать урок, но предупредил, что уроки будут очень корот-
кие и ученику придется быть очень старательным.
Мальчик с радостью согласился.
Луиджи ежедневно водил стадо на дорогу из Палестрины в Борго. Ежед-
невно в девять часов утра здесь проходил священник; он садился с мальчи-
ком на край канавы, и маленький пастушок учился грамоте по требнику.
В три месяца он научился читать.
Но этого было мало: он хотел научиться писать.
Священник заказал учителю чистописания в Риме три прописи: одну
большими буквами, другую средними, а третью мелкими, и показал мальчику,
как переписывать их на аспиде заостренной железкой.
В тот же вечер, загнав стадо, Вампа побежал к палестринскому слесарю,
взял большой гвоздь, накалил его, выковал, закруглил и сделал из него
нечто вроде античного стилоса.
На другой день он набрал аспидных пластинок и принялся за дело.
В три месяца он научился писать.
Священник, удивленный его сметливостью и тронутый его прилежанием,
подарил ему несколько тетрадей, пучок перьев и перочинный ножик.
Мальчику предстояла новая наука, но уже легкая в сравнении с прежней.
Через неделю он владел пером так же хорошо, как и своим стилосом.
Священник рассказал про него графу Сан-Феличе; тот пожелал видеть
пастушка, заставил его при себе читать и писать, велел управляющему кор-
мить его вместе со слугами и назначил ему жалованье - два пиастра в ме-
сяц.
На эти деньги Луиджи покупал книги и карандаши.
Владея необыкновенным даром подражания, он, как юный Джотто, рисовал
на аспидных досках своих овец, дома и деревья.
Потом при помощи перочинного ножа он стал обтачивать дерево и прида-
вать ему различные формы. Так начал свое поприще и Пинелли, знаменитый
скульптор.
Девочка лет шести, стало быть немного моложе Луиджи, тоже стерегла
стадо вблизи Палестины; она была сирота, родилась в Вальмонтонс и зва-
лась Терезой.
Дети встречались, садились друг подле друга, и, пока их стада, сме-
шавшись, паслись вместе, они болтали, смеялись и играли; вечером они от-
деляли стадо графа Сан-Феличе от стада барона Черветри и расходились в
разные стороны, условившись снова встретиться на следующее утро. Они ни-
когда не нарушали этого условия и, таким образом, росли вместе.
Луиджи исполнилось двенадцать лет, а Терезе - одиннадцать.
Между тем с годами их природные наклонности развивались.
Луиджи по-прежнему занимался искусствами, насколько это было возможно
в одиночестве, нрав у него был неровный: он то бывал беспричинно печа-
лен, то порывист, вспыльчив и упрям и всегда насмешлив. Ни один из маль-
чиков Пампинары, Палестрины и Вальмонтоне не только не имел на него вли-
яния, но даже не мог стать его товарищем. Его своеволие, требова-
тельность, нежелание ни в чем уступать отстраняли от него всякое прояв-
ление дружелюбия или хотя бы симпатии. Одна Тереза единым взглядом, сло-
вом, жестом укрощала его строптивый нрав. Он покорялся мановению женской
руки, а мужская рука, чья бы она ни была, могла только сломать его, но
не согнуть.
Тереза, напротив, была девочка живая, резвая и веселая, но чрезвычай-
но тщеславная; два пиастра, выдаваемые Луиджи управляющим графа Сан-Фе-
личе, все деньги, выручаемые им за разные безделушки, которые он прода-
вал римским торговцам игрушек, уходили на сережки из поддельного жемчу-
га, стеклянные бусы и золотые булавки. Благодаря щедрости своего юного
друга Тереза была самой красивой и нарядной крестьяночкой в окрестностях
Рима.
Дети росли, проводя целые дни вместо и беспечно предаваясь влечениям
своих неискушенных натур. В их разговорах, желаниях и мечтах Вампа всег-
да воображал себя капитаном корабля, предводителем войска или губернато-
ром какой-нибудь провинции, а Тереза видела себя богатой, в пышном наря-
де, в сопровождении ливрейных лакеев. Проведя весь день в дерзновенных
мечтах о своем будущем блеске, они расставались, чтобы загнать своих ба-
ранов в хлев, и спускались с высоты мечтаний к горькой и убогой действи-
тельности.
Однажды молодой пастух сказал графскому управляющему, что он видел,
как волк вышел из Сабипских гор и рыскал вокруг его стада. Управляющий
дал ему ружье, а Вампа только этого и хотел.
Ружье оказалось от превосходного мастера из Брешиа и било не хуже
английского карабина; но граф, приканчивая однажды раненую лисицу, сло-
мал приклад, и ружье было отложено.
Для такого искусного резчика, как Вампа, это не представляло затруд-
нений. Он измерил старое ложе, высчитал, что надо изменить, чтобы ружье
пришлось ему по плечу, и смастерил новый приклад с такой чудесной
резьбой, что если бы он захотел продать в городе одно только дерево, то
получил бы за него верных пятнадцать - двадцать пиастров.
Но он отнюдь не собирался этого делать: иметь ружье было его заветной
мечтой. Во всех странах, где независимость заменяет свободу, первая пот-
ребность всякого смелого человека, всякого мощного содружества иметь
оружие, которое может служить для нападения и защиты и, наделяя грозной
силой своего обладателя, заставляет других считаться с ним.
С этой минуты все свое свободное время Вампа посвящал упражнению в
стрельбе; он купил пороху и пуль, и все для него стало мишенью: жалкий
серенький ствол оливы, растущей на склонах Сабинских гор; лисица, под
вечер выходящая из поры в поисках добычи; орел, парящий в воздухе. Скоро
он так изощрился, что Тереза превозмогла страх, который она вначале
чувствовала при каждом выстреле, и любовалась, как ее юный товарищ вса-
живал пулю, куда хотел, так же метко, как если бы вкладывал ее рукой.
Однажды вечером волк и в самом деле выбежал из рощи, возле которой
они обыкновенно сидели. Волк не пробежал и десяти шагов, как упал мерт-
вым.
Вампа, гордый своей удачей, взвалил его на плечи и принес в поместье.
Все это создало Луиджи Вампа некоторую известность; человек, стоящий
выше других, где бы он ни был, всегда находит почитателей. Во всей окру-
ге о молодом пастухе говорили, как о самом ловком, сильном и неустраши-
мом парне на десять лье кругом; и хотя Тереза слыла чуть ли не первой
красавицей между сабинскими девушками, никто не решался заговаривать с
ней о любви, потому что все знали, что ее любит Вампа.
А между тем Луиджи и Тереза ни разу не говорили между собой о любви.
Они выросли друг подле друга, как два дерева, которые переплелись под
землей корнями, над землей - ветвями и ароматами - в воздухе; у них было
только одно желание: всегда быть вместе; это желание стало потребностью,
и они скорее согласились бы умереть, чем разлучиться хотя бы на один
день.
Терезе минуло шестнадцать лет, а Луиджи - семнадцать.
В это время начали поговаривать о разбойничьей шайке, собравшейся в
Ленинских горах. Разбой никогда не удавалось искоренить в окрестностям
Рима. Иной раз недостает атамана; но стоит только явиться ему, как около
него тотчас же собирается шайка.
Знаменитый Кукуметто, выслеженный в Абруццских горах и изгнанный из
неаполитанских владений, где он вел настоящую войну, перевалил, как
Манфред, через Гарильяно и нашел убежище между Соннино и Пиперно, на бе-
регах Амазено.
Теперь он набирал шайку, идя по стопам Дечезариса и Гаспароре и наде-
ясь вскоре превзойти их. Из Палестрины, Фраскати и Пампинары исчезло
несколько юношей. Сначала о них беспокоились, потом узнали, что они
вступили в шайку Кукуметто.
Вскоре Кукуметто стал предметом всеобщего внимания. Рассказывали про
его необыкновенную храбрость и возмутительное жестокосердие.
Однажды он похитил девушку, дочь землемера в Фрозиноне. Разбойничий
закон непреложен: девушка принадлежит сначала похитителю, потом ос-
тальные бросают жребий, и несчастная служит забавой для всей шайки, пока
она им не наскучит или не умрет.
Когда родители достаточно богаты, чтобы заплатить выкуп, к ним отп-
равляют гонца; пленница отвечает головой за безопасность посланного. Ес-
ли выкупа не дают, то участь пленницы решена.
У похищенной девушки в шайке Кукуметто был возлюбленный, его звали
