или, вернее, без оного, он бросился в воду, предварительно приложив па-
лец к губам, и поплыл к берегу так осторожно, что не было слышно ни ма-
лейшего всплеска. Только по светящейся полосе, остававшейся за ним на
воде, можно было следить за ним. Скоро и полоса исчезла. Очевидно, Гаэ-
тано доплыл до берега.
Целых полчаса никто на лодке не шевелился; потом от берега протяну-
лась та же светящаяся полоса и стала приближаться. Через минуту, плывя
саженками, Гаэтано достиг лодки.
- Ну что? - спросили в один голос Франц и матросы.
- А то, что это испанские контрабандисты; с ними только двое корси-
канских разбойников.
- А как эти корсиканские разбойники очутились с ж панскими контрабан-
дистами?
- Эх, ваша милость, - сказал Гаэтано тоном истинно христианского ми-
лосердия, - надо же помогать друг другу! Разбойникам иногда плохо прихо-
дится на суше от жандармов и карабинеров; ну, они и находят на берегу
лодку, а в лодке - добрых людей вроде нас. Они просят приюта в наших
плавучих домах. Можно ли отказать в помощи бедняге, которого преследуют?
Мы его принимаем и для пущей верности выходим в море. Это нам ничего не
стоит, а ближнему сохраняет жизнь, или во всяком случае свободу; ког-
да-нибудь он отплатит нам за услугу, укажет укромное местечко, где можно
выгрузить товары в сторонке от любопытных глаз.
- Вот как, друг Гаэтано! - сказал Франц - Так и вы занимаетесь конт-
рабандой?
- Что поделаешь, ваша милость? - сказал Гаэтано с неподдающейся опи-
санию улыбкой. - Занимаешься всем понемножку; надо же чем-нибудь жить.
- Так эти люди на Монте-Кристо для вас не чужие?
- Пожалуй, что так; мы, моряки, что масоны, - узнаем друг друга по
знакам.
- И вы думаете, что мы можем спокойно сойти на берег?
- Уверен; контрабандисты не воры.
- А корсиканские разбойники? - спросил Франц, заранее предусматривая
все возможные опасности.
- Не по своей вине они стали разбойниками, - сказал Гаэтано, - в этом
виноваты власти.
- Почему?
- А то как же? Их ловят за какое-нибудь мокрое дело, только и всего;
как будто корсиканец может не мстить.
- Что вы разумеете под мокрым делом? Убить человека? - спросил Франц.
- Уничтожить врага, - отвечал хозяин, - это совсем другое дело.
- Ну, что же, - сказал Франц. - Пойдем просить гостеприимства у конт-
рабандистов и разбойников. А примут они нас?
- Разумеется.
- Сколько их?
- Четверо, ваша милость, и два разбойника; всего шестеро.
- И нас столько же. Если бы эти господа оказались плохо настроены, то
силы у нас равные, и, значит, мы можем с ними справиться. Итак, вопрос
решен, едем на Монте-Кристо.
- Хорошо, ваша милость, но вы разрешите нам принять еще кое-какие ме-
ры предосторожности?
- Разумеется, дорогой мой! Будьте мудры, как Нестор, и хитроумны, как
Улисс. Я не только разрешаю вам, я вас об этом очень прошу.
- Хорошо. В таком случае молчание! - сказал Гаэтано.
Все смолкли.
Для человека, как Франц, всегда трезво смотрящего па вещи, положение
представлялось если и не опасным, то во всяком случае довольно рискован-
ным. Он находился в открытом море, в полной тьме, с незнакомыми моряка-
ми, которые не имели никаких причин быть ему преданными, отлично знали,
что у него в поясе несколько тысяч франков, и раз десять, если не с за-
вистью, то с любопытством, принимались разглядывать его превосходное
оружие. Мало того: в сопровождении этих людей он причаливал к острову,
который обладал весьма благочестивым названием, но ввиду присутствия
контрабандистов и разбойников не обещал ему иного гостеприимства, чем
то, которое ждало Христа на Голгофе; к тому же рассказ о потопленных су-
дах, днем показавшийся ему преувеличенным, теперь, ночью, казался более
правдоподобным. Находясь, таким образом, в двойной опасности, быть может
и воображаемой, он пристально следил за матросами и не выпускал ружья из
рук.
Между тем моряки снова поставили паруса и пошли по пути, уже дважды
ими проделанному. Франц, успевший несколько привыкнуть к темноте, разли-
чал во мраке гранитную громаду, вдоль которой неслышно шла лодка; нако-
нец, когда лодка обогнула угол какого-то утеса, он увидел костер, горев-
ший еще ярче, чем раньше, и несколько человек, сидевших вокруг него.
Отблеск огня стлался шагов на сто по морю. Гаэтано прошел мимо осве-
щенного пространства, стараясь все же, чтобы лодка не попала в полосу
света; потом, когда она очутилась как раз напротив костра, он повернул
ее прямо на огонь и смело вошел в освещенный круг, затянув рыбачью пес-
ню, припев которой хором подхватили матросы.
При первом звуке песни люди, сидевшие у костра, встали, подошли к
причалу и начали всматриваться в лодку, по-видимому стараясь распознать
ее размеры и угадать ее намерения. Вскоре они, очевидно, удовлетворились
осмотром, и все, за исключением одного, оставшегося на берегу, вернулись
к костру, на котором жарился целый козленок.
Когда лодка подошла к берегу на расстояние двадцати шагов, человек,
стоявший на берегу, вскинул ружье, как часовой при встрече с патрулем, и
крикнул на сардском наречии:
- Кто идет?
Франц хладнокровно взвел оба курка.
Гаэтано обменялся с человеком несколькими словами, из которых Франц
ничего не понял, хотя речь, по-видимому, шла о нем.
- Вашей милости угодно назвать себя или вы желаете скрыть свое имя? -
спросил Гаэтано.
- Мое имя никому ничего не скажет, - отвечал Франц. - Объясните им
просто, что я француз и путешествую для своего удовольствия.
Когда Гаэтано передал его ответ, часовой отдал какоето приказание од-
ному из сидевших у костра, и тот немедленно встал и исчез между утесами.
Все молчали. Каждый, по-видимому, интересовался только своим делом;
Франц - высадкой на остров, матросы - парусами, контрабандисты - козлен-
ком; но при этой наружной беспечности все исподтишка наблюдали друг за
другом.
Ушедший вернулся, но со стороны, противоположной той, в которую он
ушел; он кивнул часовому, тот обернулся к лодке и произнес одно слово:
- S'accomodi.
Итальянское s'accomodi непереводимо. Оно означает в одно и то же вре-
мя: "Пожалуйте, войдите, милости просим, будьте, как дома, вы здесь хо-
зяин". Это похоже на турецкую фразу Мольера, которая так сильно удивляла
мещанина во дворянстве множеством содержащихся в ней понятий.
Матросы не заставили просить себя дважды; в четыре взмаха весел лодка
коснулась берега. Гаэтано соскочил на землю, обменялся вполголоса еще
несколькими словами с часовым; матросы сошли один за другим; наконец,
пришел черед Франца.
Одно свое ружье он повесил через плечо, другое было у Гаэтано; матрос
нес карабин. Одет он был с изысканностью щеголя, смешанной с небреж-
ностью художника, что не возбудило в хозяевах никаких подозрений, а ста-
ло быть и опасений.
Лодку привязали к берегу и пошли на поиски удобного бивака; по,
по-видимому, взятое ими направление не понравилось контрабандисту, наб-
людавшему за высадкой, потому что он крикнул Гаэтано:
- Нет, не туда!
Гаэтано пробормотал извинение и, не споря, пошел в противоположную
сторону; между тем два матроса зажгли факелы от пламени костра.
Пройдя шагов тридцать, они остановились на площадке, вокруг которой в
скалах было вырублено нечто вроде сидений, напоминающих будочки, где
можно было караулить сидя. Кругом на узких полосах плодородной земли
росли карликовые дубы и густые заросли миртов. Франц опустил факел и,
увидев кучки золы, понял, что не он первый оценил удобство этого места и
что оно, по-видимому, служило обычным пристанищем для кочующих посетите-
лей острова Монте-Кристо.
Каких-либо необычайных событий он уже не ожидал; как только он ступил
на берег и убедился если не в дружеском, то во всяком случае равнодушном
настроении своих хозяев, его беспокойство рассеялось, и запах козленка,
жарившегося на костре, напомнил ему о том, что он голоден.
Он сказал об этом Гаэтано, и тот ответил, что ужин - это самое прос-
тое дело, ибо в лодке у них есть хлеб, вино, шесть куропаток, а огонь
под рукою.
- Впрочем, - прибавил он, - если вашей милости так понравился запах
козленка, то я могу предложить нашим соседям двух куропаток в обмен на
кусок жаркого.
- Отлично, Гаэтано, отлично, - сказал Франц, - у вас поистине природ-
ный талант вести переговоры.
Тем временем матросы нарвали вереска, наломали зеленых миртовых и ду-
бовых веток и развели довольно внушительный костер.
Франц, впивая запах козленка, с нетерпением ждал возвращения Гаэтано,
но тот подошел к нему с весьма озабоченным видом.
- Какие вести? - спросил он. - Они не согласны?
- Напротив, - отвечал Гаэтано. - Атаман, узнав, что вы француз, приг-
лашает вас отужинать с ним.
- Он весьма любезен, - сказал Франц, - и я не вижу причин отказы-
ваться, тем более что я вношу свою долю ужина.
- Не в том дело: у него есть чем поужинать, и даже больше чем доста-
точно, но он может принять вас у себя только при одном очень странном
условии.
- Принять у себя? - повторил молодой человек. - Так он выстроил себе
дом?
- Нет, по у него есть очень удобное жилье, по крайней мере, так уве-
ряют.
- Так вы знаете этого атамана?
- Слыхал о нем.
- Хорошее или дурное?
- И то и се.
- Черт возьми! А какое условие?
- Дать себе завязать глаза и снять повязку, только когда он сам ска-
жет.
Франц старался прочесть по глазам Гаэтано, что кроется за этим пред-
ложением.
- Да, да, - отвечал тот, угадывая мысли Франца, - я и сам понимаю,
что тут надо поразмыслить.
- А вы как поступили бы на моем месте?
- Мне-то нечего терять; я бы пошел.
- Вы приняли бы приглашение?
- Да, хотя бы только из любопытства.
- У него можно увидеть что-нибудь любопытное?
- Послушайте, - сказал Гаэтано, понижая голос, - не знаю только,
правду ли говорят...
Он посмотрел по сторонам, не подслушивает ли кто.
- А что говорят?
- Говорят, что он живет в подземелье, рядом с которым дворец Питти
ничего не стоит.
- Вы грезите? - сказал Франц, садясь.
- Нет, не грежу, - настаивал Гаэтано, - это сущая правда. Кама, руле-
вой "Святого Фердинанда", был там однажды и вышел оттуда совсем оторопе-
лый; он говорит, что такие сокровища бывают только в сказках.
- Вот как! Да знаете ли вы, что такими словами вы заставите меня
спуститься в пещеру Али-Бабы?
- Я повторяю вашей милости только то, что сам слышал.
- Так вы советуете мне согласиться?
- Этого я не говорю. Как вашей милости будет угодно. Не смею совето-
вать в подобном случае.
Франц подумал немного, рассудил, что такой богач не станет гнаться за
его несколькими тысячами франков и, видя за всем этим только превосход-
ный ужин, решил идти. Гаэтано пошел передать его ответ.
Но, как мы уже сказали, Франц был предусмотрителен, а потому хотел
узнать как можно больше подробностей о своем странном и таинственном хо-
зяине. Он обернулся к матросу, который во время его разговора с Гаэтано
ощипывал куропаток с важным видом человека, гордящегося своими обязан-
ностями, и спросил его, на чем прибыли эти люди, когда нигде но видно ни
лодки, не сперонары, ни тартапы.
- Это меня не смущает, - отвечал матрос. - Я знаю их судно.
- И хорошее судно?
- Желаю такого же вашей милости, чтобы объехать кругом света.
- А оно большое?
- Да тонн на сто. Впрочем, это судно на любителя, яхта, как говорят
англичане, но такая прочная, что выдержит любую непогоду.
- А где оно построено?
- Не знаю; должно быть, в Генуе.
- Каким же образом, - продолжал Франц, - атаман контрабандистов не
боится заказывать себе яхту в генуэзском порту?
- Я не говорил, что хозяин яхты контрабандист, - отвечал матрос.
- Но Гаэтано как будто говорил.
- Гаэтано видел экипаж издали и ни с кем из них не разговаривал.
