- Ну, конечно! - отвечал Франц. - Именно на те дни, когда она больше
всего нужна.
- О чем это? - спросил Альбер, входя. - Нет коляски?
- Вы угадали, мой друг, - отвечал Франц.
- Нечего сказать, хорош городишко, ваш вечный город!
- Я хочу сказать, ваша милость, - возразил маэстро Пастрини, желая
поддержать достоинство столицы христианского мира в глазах приезжих, - я
хочу сказать, что нет коляски с воскресенья утром до вторника вечером;
но до воскресенья вы, если пожелаете, найдете хоть пятьдесят.
- Это уже лучше! - сказал Альбер. - Сегодня у нас четверг, - кто зна-
ет, что может случиться до воскресенья?
- Случится только то, что понаедет еще тысяч десять - двенадцать па-
роду, - отвечал Франц, - и положение станет еще более затруднительным.
- Любезный друг, - отвечал Морсер, - давайте наслаждаться настоящим и
не думать мрачно о будущем.
- По крайней мере, окно у нас будет? - спросил Франц.
- Окно? Куда?
- На Корсо, разумеется!
- Вы шутите! Окно! - воскликнул маэстро Пастрини. - Невозможно! Со-
вершенно невозможно! Было одно незанятое, в шестом этаже палаццо Дориа,
да и то отдали русскому князю за двадцать цехинов в день.
Молодые люди с изумлением переглянулись.
- Знаете, дорогой друг, - сказал Франц Альберу, - что нам остается
делать? Проведем карнавал в Венеции; там если нет колясок, то, по край-
ней мере, есть гондолы.
- Ни в коем случае! - воскликнул Альбер. - Я решил увидеть римский
карнавал и увижу его хоть на ходулях.
- Превосходная мысль, - подхватил Франц, - особенно, чтобы гасить
мокколетти; [20] мы нарядимся полишинелями, вампирами или обитателями
Ландов и будем иметь головокружительный успех.
- Ваши милости все-таки желают получить экипаж хотя бы до воскре-
сенья?
- Разумеется! - сказал Альбер. - Неужели вы думаете, что мы будем хо-
дить по улицам Рима пешком, как какие-нибудь писари?
- Приказание ваших милостей будет исполнено, - сказал маэстро Пастри-
ни. - Только предупреждаю, что экипаж будет вам стоить шесть пиастров в
день.
- А я, любезный синьор Пастрини, - подхватил Франц, - не будучи нашим
соседом миллионером, предупреждаю вас, что я четвертый раз в Риме и знаю
цену экипажам в будни, в праздники и по воскресеньям; мы вам дадим две-
надцать пиастров за три дня, сегодняшний, завтрашний и послезавтрашний,
и вы еще недурно на этом наживетесь.
- Позвольте, ваша милость!.. - попытался возражать маэстро Пастрини.
- Как хотите, дорогой хозяин, как хотите, - сказал Франц, - или я сам
сторгуюсь с вашим abettatore [21], которого я хорошо знаю, это мой ста-
рый приятель, он уже немало поживился от меня, и, в надежде и впредь по-
живиться, он возьмет с меня меньше, чем я вам предлагаю; вы потеряете
разницу по своей собственной вине.
- Зачем вам беспокоиться, ваша милость? - сказал маэстро Пастрини с
улыбкой итальянского обиралы, признающего себя побежденным. - Постараюсь
услужить вам и надеюсь, что вы будете довольны.
- Вот и чудесно! Давно бы так.
- Когда вам угодно коляску?
- Через час.
- Через час она будет у ворот.
И действительно, через час экипаж ждал молодых людей; то была обыкно-
венная извозчичья пролетка, ввиду торжественного случая возведенная в
чин коляски. Но, несмотря на ее более чем скромный вид, молодые люди
почли бы за счастье иметь ее в своем распоряжении на последние три дня
карнавала.
- Ваша светлость! - крикнул чичероне высунувшемуся в окно Францу. -
Подать карету ко дворцу?
Хотя Франц и привык к напыщенным выражениям итальянцев, он все же
бросил взгляд вокруг себя; но слова чичероне явно относились к нему.
Его светлостью был он сам, под каретой подразумевалась пролетка, а
дворцом именовалась гостиница "Лондон".
Вся удивительная склонность итальянцев к преувеличению сказалась в
этой фразе.
Франц и Альбер сошли вниз. Карета подкатила ко дворцу. Их светлости
развалились в экипаже, а чичероне вскочил на запятки.
- Куда угодно ехать вашим светлостям?
- Сначала к храму святого Петра, а потом к Колизею, - как истый пари-
жанин, сказал Альбер.
Но Альбер не знал, что требуется целый день на осмотр св. Петра и це-
лый месяц на его изучение. Весь день прошел только в осмотре храма св.
Петра.
Вдруг друзья заметили, что день склоняется к вечеру.
Франц посмотрел на часы: было уже половина пятого.
Пришлось отправиться домой. Выходя из экипажа, Франц велел кучеру
быть у подъезда в восемь часов. Он хотел показать Альберу Колизей при
лунном свете, как показал ему храм св. Петра при лучах солнца. Когда по-
казываешь приятелю город, в котором сам уже бывал, то вкладываешь в это
столько же кокетства, как когда знакомишь его с женщиной, любовником ко-
торой когда-то был.
Поэтому Франц сам указал кучеру маршрут. Он должен был миновать воро-
та дель-Пополо, ехать вдоль наружной стены и въехать в ворота Сап-Джо-
ванни. Таким образом, Колизей сразу вырастет перед ними и величие его не
будет умалено ни Капитолием, ни Форумом, ни аркою Септимия Севера, ни
храмом Антонина и Фаустины на виа-Сакра, которые они могли бы увидеть на
пути к нему.
Сели обедать. Маэстро Пастрини обещал им превосходный обед; обед ока-
зался сносным, придраться было не к чему.
К концу обеда явился хозяин; Франц подумал, что он пришел выслушать
одобрение, и готовился польстить ему, по Пастрини с первых же слов прер-
вал его.
- Ваша милость, - сказал он, - я весьма польщен вашими похвалами; но
я пришел не за этим.
- Может быть, вы пришли сказать, что нашли для нас экипаж? - спросил
Альбер, закуривая сигару.
- Еще того менее; и я советую вашей милости бросить думать об этом и
примириться с положением. В Риме вещи возможны или невозможны. Когда вам
говорят, что невозможно, то дело кончено.
- В Париже много удобнее: когда вам говорят, что это невозможно, вы
платите вдвое и тотчас же получаете то, что вам нужно.
- Так говорят все французы, - отвечал задетый за живое маэстро Паст-
рини, - и я, право, не понимаю, зачем они путешествуют?
- Поэтому, - сказал Альбер, флегматически пуская дым в потолок и рас-
качиваясь в кресле, - поэтому путешествуют только такие безумцы и дура-
ки, как мы; умные люди предпочитают свой особняк на улице Эльдер,
Гантский бульвар и Кафе-де-Пари.
Не приходится объяснять, что Альбер жил на названной улице, каждый
день прогуливался по фешенебельному бульвару и обедал в том единственном
кафе, где подают обед, и то лишь при условии хороших отношений с офици-
антами.
Маэстро Пастрини ничего не ответил, очевидно обдумывая ответ Альбера,
показавшийся ему не вполне ясным.
- Однако, - сказал Франц, прерывая географические размышления хозяи-
на, - вы все же пришли к нам с какой-нибудь целью. С какой именно?
- Вы совершенно правы; речь идет вот о чем: вы велели подать коляску
к восьми часам?
- Да.
- Вы хотите взглянуть на Колоссоо?
- Вы хотите сказать: на Колизей?
- Это одно и то же.
- Пожалуй.
- Вы велели кучеру выехать в ворота дель-Пополо, проехать вдоль на-
ружной стены и воротиться через ворота Сан-Джованни?
- Совершенно верно.
- Такой путь невозможен.
- Невозможен?
- Или во всяком случае очень опасен.
- Опасен? Почему?
- Из-за знаменитого Луиджи Вампа.
- Позвольте, любезный хозяин, - сказал Альбер, - прежде всего, кто
такой ваш знаменитый Луиджи Вампа? Он, может быть, очень знаменит в Ри-
ме, но, уверяю вас, совершенно неизвестен в Париже.
- Как! Вы его не знаете?
- Не имею этой чести.
- Вы никогда не слышали его имени?
- Никогда.
- Так знайте, что это разбойник, перед которым Дечезарис и Гаспароне
- просто мальчики из церковного хора.
- Внимание, Альбер! - воскликнул Франц. - Наконец-то на сцене появля-
ется разбойник.
- Любезный хозяин, предупреждаю вас, я не поверю ни слову. А засим
можете говорить, сколько вам угодно; я вас слушаю. "Жил да был..." Ну,
что же, начинайте!
Маэстро Пастрини повернулся к Францу, который казался ему наиболее
благоразумным из приятелей. Надобно отдать справедливость честному мало-
му. За его жизнь в его гостинице перебывало немало французов, по некото-
рые свойства их ума остались для него загадкой.
- Ваша милость, - сказал он очень серьезно, обращаясь, как мы уже
сказали, к Францу - если вы считаете меня лгуном, бесполезно говорить
вам то, что я намеревался вам сообщить; однако смею уверить, что я имел
в виду вашу же пользу.
- Альбер по сказал, что вы лгун, дорогой синьор Пастрини, - прервал
Франц, - он сказал, что не поверит вам, только и всего. Но я вам поверю,
будьте спокойны; говорите же.
- Однако, ваша милость, вы понимаете, что, если моя правдивость под
сомнением...
- Дорогой мой, - прервал Франц, - вы обидчивее Кассандры; по ведь она
была пророчица, и ее никто но слушал, а вам обеспечено внимание половины
вашей аудитории. Садитесь и расскажите нам, кто такой господин Вампа.
- Я уже сказал вашей милости, что это разбойник, какого мы не видыва-
ли со времен знаменитого Мастрильи.
- Но что общего между этим разбойником и моим приказанием кучеру вые-
хать в ворота дель-Пополо и вернуться через ворота Сан-Джованни?
- А то, - отвечал маэстро Пастрини, - что вы можете спокойно выехать
в одни ворота, но я сомневаюсь, чтобы вам удалось вернуться в другие.
- Почему? - спросил Франц.
- Потому, что с наступлением темноты даже в пятидесяти шагах за воро-
тами небезопасно.
- Будто? - спросил Альбер.
- Господин виконт, - отвечал маэстро Пастрини, все еще до глубины ду-
ши обиженный недоверием Альбера, - я это говорю не для вас, а для вашего
спутника; он бывал в Риме и знает, что такими вещами не шутят.
- Друг мой, - сказал Альбер Францу, - чудеснейшее приключение само
плывет нам в руки. Мы набиваем коляску пистолетами, мушкетонами и двуст-
волками. Луиджи Вампа является, но не он задерживает нас, а мы его; мы
доставляем его в Рим, преподносим знаменитого разбойника его святейшест-
ву папе, тот спрашивает, чем он может вознаградить нас за такую услугу.
Мы без церемонии просим у него карету и двух лошадей из папских конюшен
и смотрим карнавал из экипажа; не говоря уже о том, что благодарный
римский народ, по всей вероятности, увенчает нас лаврами на Капитолии и
провозгласит, как Курция и Горация Коклеса, спасителями отечества.
Лицо маэстро Пастрини во время этой тирады Альбера было достойно кис-
ти художника.
- Во-первых, - возразил Франц, - где вы возьмете пистолеты, мушкетоны
и двустволки, которыми вы собираетесь начинить нашу коляску?
- Уж, конечно, не в моем арсенале, ибо у меня в Террачине отобрали
даже кинжал; а у вас?
- Со мною поступили точно также в Аква-Пендепте.
- Знаете ли, любезный хозяин, - сказал Альбер, закуривая вторую сига-
ру от окурка первой, - что такая мера весьма удобна для грабителей и,
мне кажется, введена нарочно, по сговору с ними?
Вероятно, такая шутка показалась хозяину рискованной, потому что он
пробормотал в ответ что-то невнятное, обращаясь только к Францу, как к
единственному благоразумному человеку, с которым можно было столко-
ваться.
- Вашей милости, конечно, известно, что, когда на вас нападают раз-
бойники, не принято защищаться.
- Как! - воскликнул Альбер, храбрость которого восставала при мысли,
что можно молча дать себя ограбить. - Как так "не принято"!
- Да так. Всякое сопротивление было бы бесполезно. Что вы сделаете
против десятка бандитов, которые выскакивают из канавы, из какой-нибудь
лачуги или из акведука и все разом целятся в вас?
- Черт возьми! Пусть меня лучше убьют! - воскликнул Альбер.
Маэстро Пастрини посмотрел на Франца глазами, в которых ясно чита-
лось: "Положительно, ваша милость, ваш приятель сумасшедший".
- Дорогой Альбер, - возразил Франц, - ваш ответ великолепен и стоит
