минет двадцать лет, а Терезе - девятнадцать.
Оба они были сироты, и просить разрешения на брак им нужно было
только у своих хозяев; они обратились к ним с просьбою и получили согла-
сие.
Однажды, мечтая о будущем, они вдруг услышали выстрелы; потом из ро-
щи, возле которой они, как обычно, пасли свои стада, выскочил человек и
бросился в их сторону.
Подбежав ближе, он крикнул:
"За мною гонятся! Спрячьте меня!"
Молодые люди сразу догадались, что это разбойник, но между римским
крестьянином и римским разбойником существует врожденная приязнь, - пер-
вый всегда готов оказать услугу второму.
Вампа, не говоря ни слова, подбежал к камню, закрывавшему вход в их
пещеру, отвалил его, указал беглецу на это никому по ведомое убежище,
закрыл за ним вход и сел на свое прежнее место подле Терозьт.
Почти тотчас же четыре конных карабинера показались у опушки рощи;
трое, по-видимому, искали беглеца, а четвертый волочил за шею пойманного
разбойника.
Карабинеры быстрым взглядом окинули местность, увидели молодых людей,
галопом подскакали к ним и начали расспрашивать.
Те никого не видали.
"Досадно, - сказал начальник патруля, - тот, кого мы ищем, атаман".
"Кукумотто?" - невольно воскликнули в один голос Луиджи и Тереза.
"Да, - отвечал начальник, - а так как за его голову назначена награда
в тысячу римских скудо, то пятьсот из них достались бы вам, если бы вы
помогли нам поймать его"
Молодые люди переглянулись. У карабинера мелькнула надежда. Пятьсот
римских скудо составляют три тысячи франков, а три тысячи франков - это
целое состояние для двух сирот, собирающихся обвенчаться.
"Да, досадно, - отвечал Вампа, - но мы его не видали".
Карабинеры поскакали в разные стороны, но никого не нашли.
Потом, один за другим, они скрылись.
Тогда Вампа отвалил камень, и Кукуметто вышел из пещеры.
Он видел в щель гранитной двери, как молодые люди разговаривали с ка-
рабинерами; он догадался, о чем они толковали; он прочел на лице Луиджи
и Терезы твердую решимость не выдавать его. Вынув из кармана кошелек,
набитый золотом, он протянул им его.
Вампа горделиво поднял голову, но у Терезы разгорелись глаза, когда
она подумала, сколько можно купить драгоценностей и нарядов на это золо-
то.
Кукуметто был сущий дьявол, змей, принявший образ разбойника; он пе-
рехватил этот взгляд, угадал в Терезе достойную дочь Евы и, прежде чем
скрыться в роще, несколько раз оглянулся, как бы прощаясь со своими спа-
сителями.
Прошло несколько дней. Кукуметто больше не показывался, и о рем ниче-
го не было слышно.
Приближалось время карнавала. Граф Сан-Феличе решил дать большой кос-
тюмированный бал, на который было приглашено самое блестящее римское об-
щество.
Терезе очень хотелось посмотреть празднество. Луиджи упросил управля-
ющего позволить ому присутствовать на балу вместе с Терезой, замешавшись
в толпу слуг.
Граф затеял празднество, чтобы повеселить свою дочь Кармолу, в кото-
рой души не чаял.
Кармола была сверстницей Терезы и одного с нею роста, а Тереза красо-
той не уступала графской дочери.
В вечер празднества Тереза надела свой лучший наряд, вколола в при-
ческу самые дорогие булавки, повесила на шею самые сверкающие бусы. Она
была в костюме крестьянки из Фраскати.
Луиджи надел живописный праздничный костюм тосканских поселял.
Оба они, как было условленно, затерялись в толпе слуг.
Празднество отличалось необыкновенной пышностью. Не только графский
дом горел сотнями огней, но на всех деревьях парка висели пестрые фона-
рики. Поэтому многочисленные гости вскоре хлынули из богатых покоев на
террасы, а с террас в аллеи парка.
На каждом перекрестке играл оркестр, стояли столы со сластями и вина-
ми; гуляющие останавливались, составляли кадрили и танцевали, где взду-
мается.
Кармела была в костюме поселянки Сонино. Чепчик ее был расшит жемчу-
гом, золотые булавки сверкали алмазами, пояс из турецкого шелка, заткан-
ный крупными цветами, охватывал ее талию, рубашка и юбка были из кашеми-
ра, фартучек - из индийского муслина, пуговицами для корсажа служили
драгоценные камни.
Две ее подруги были одеты - одна поселянкой из Неттуно, другая из
Риччиа.
Четверо молодых людей из самых богатых и знатных семейств в Риме соп-
ровождали их с той чисто итальянской свободой обращения, равной которой
нет ни в одной другой стране; они тоже были наряжены поселянами - Альба-
но, Веллетри, Чивита-Кастеллана и Сора.
Нечего и говорить, что мужские костюмы, так же как и женские, искри-
лись золотом и каменьями.
Кармела пожелала составить кадриль из однородных костюмов, но не хва-
тало четвертой дамы.
Кармела оглядела толпу - ни одна гостья не была в подходящем наряде.
Граф Сап-Феличе указал ей на Терезу, стоявшую поодаль среди крестьян,
опираясь на руку Луиджи.
"Вы позволите, отец?" - спросила Кармела.
"Конечно, - отвечал граф, - ведь теперь карнавал!"
Кармела наклонилась к своему кавалеру и тихо сказала ему несколько
слов, указывая на молодую девушку. Молодой человек проследил за направ-
лением хорошенькой ручьи, поклонился в знак повиновения и отправился
приглашать Терезу на кадриль, составленную дочерью графа.
Румянец залил лицо Терезы. Она вопросительно взглянула на Луиджи; от-
казаться не было возможности. Луиджи медленно выпустил ее руку, и она,
дрожа всем телом, дала себя увести своему изящному кавалеру и заняла
место в господской кадрили.
Конечно, глазу художника точный и строгий костюм Терезы понравился бы
больше, чем платья Кармелы и ее подруг; но Тереза была девушка легкомыс-
ленная и тщеславная; вышитая индийская кисея, затканный турецким узором
пояс, пышный кашемир - все это ослепляло ее, а блеск сапфиров и алмазов
сводил с ума.
Но и в Луиджи зародилось новое, неведомое чувство: это была щемящая
боль, которая началась в сердце, а потом разлилась по жилам и охватила
все его тело. Он следил глазами за малейшими движениями Терезы и ее ка-
валера; когда они брались за руки, у него кружилась голова, кровь стуча-
ла в жилах, а в ушах раздавался словно колокольный звон. Когда они раз-
говаривали и Тереза скромно, потупив глаза, слушала речи своего кавале-
ра, Луиджи читал в пламенных взорах красивого юноши, что речи его -
восхваления; тогда ему казалось, что земля уходит у него из-под ног и
все голоса ада нашептывают ему о смерти и убийстве. Боясь поддаться бе-
зумию, он одной рукой хватался за зеленую изгородь, возле которой стоял,
а другою судорожно сжимал резную рукоятку кинжала, заткнутого за пояс,
сам не замечая, что то и дело почти вынимает его из ножен.
Луиджи ревновал! Он чувствовал, что может потерять тщеславную и само-
любивую Терезу.
А между тем Тереза, вначале робкая и испуганная, скоро оправилась от
смущенья. Мы уже сказали, что она была красавица. Этого мало, - она была
полна грации, той дикой грации, которая в тысячу раз пленительней нашей
жеманной и деланной грациозности.
Она стала царицей кадрили, и если она завидовала дочери графа Сан-Фе-
личе, то мы не смеем утверждать, что Кармела смотрела на нее не без рев-
ности.
Когда кадриль кончилась, изящный кавалер, рассыпаясь в комплиментах,
отвел ее на прежнее место, где ее ждал Луиджи.
Несколько раз во время кадрили Тереза взглядывала на него и видела
его бледное, страдальческое лицо. Раз даже перед ее глазами зловещей
молнией блеснуло лезвие кинжала.
Почти с трепетом взяла она под руку своего возлюбленного.
Кадриль имела большой успех, все гости просили повторить ее; одна
Кармела отказывалась; но граф Сан-Феличе так настойчиво просил ее, что
она в конце концов дала свое согласие.
Тотчас же один из кавалеров бросился приглашать Терезу, без которой
нельзя было составить кадриль; но она уже исчезла.
Луиджи, чувствуя, что не вынесет вторичного испытания, наполовину
уговорил, наполовину заставил Терезу перейти в другую часть сада. Тереза
нехотя повиновалась; но она видела по искаженному лицу Луиджи, по его
молчанию и судорожно вздрагивающей руке, что в нем происходит. Сама она
тоже была взволнована; и хоть она не сделала ничего дурного, по понима-
ла, что Луиджи вправе упрекнуть ее, - за что? - она не знала, но
чувствовала тем не менее, что этот упрек был бы заслужен.
Однако, к немалому удивлению Терезы, Луиджи молчал и за весь вечер не
произнес ни слова. Только когда вечерняя прохлада заставила гостей поки-
нуть сад и они перенесли танцы в комнаты, Луиджи, проводив Терезу до до-
му, сказал:
"Тереза, о чем ты думала, когда танцевала против молодой графини?"
"Я думала, - откровенно отвечала девушка, - что отдала бы полжизни за
такой наряд, как у нее".
"А что говорил тебе твой кавалер?"
"Он говорил мне, что от меня зависит иметь такой наряд и что для это-
го мне стоит только сказать слово".
"Он был совершенно прав, - сказал Луиджи. - Так ты хочешь иметь такой
наряд?"
"Да".
"Ты его получишь!"
Тереза удивленно подняла голову и хотела задать вопрос; но его лицо
было так мрачно и страшно, что слова замерли у нее на губах.
После этого Луиджи тотчас же ушел.
Тереза поглядела ему вслед. Когда он скрылся в темноте, она со вздо-
хом вошла в дом.
В ту же ночь приключилась беда: вероятно, по неосторожности слуг, за-
бывших погасить огни, вспыхнул пожар на вилле Сан-Феличе, во флигеле,
где помещались комнаты прелестной Кармелы. Проснувшись среди ночи, она
увидела пламя, вскочила с постели и, накинув на себя халат, бросилась к
двери; но коридор, который ей надо было пробежать, был уже охвачен ог-
нем. Тогда она вернулась в свою комнату, громко зовя на помощь. Вдруг ее
окно, находившееся на высоте двадцати футов от земли, распахнулось; в
комнату прыгнул крестьянский парень, схватил ее на руки и с нечеловечес-
кой силой и ловкостью вынес на лужайку; Кармела потеряла сознание. Когда
она пришла в себя, подле нее был ее отец. Кругом толпились слуги, напе-
рерыв стараясь оказать ей помощь. Весь флигель виллы сгорел; но кто ду-
мал об этом, раз Кармела была жива и здорова?
Ее спасителя искали всюду; но он не показывался. Спрашивали всех и
вся, но никто не видал его. Сама же Кармела была так взволнована, что не
успела разглядеть его лицо.
Граф был сказочно богат, и, если не считать опасности, которой под-
вергалась Кармела, пожар не причинил ему сколько-нибудь чувствительного
урона, тем более что чудесное спасение дочери казалось ему новой ми-
лостью провидения.
На другой день в обычный час Тереза и Луиджи встретились у опушки ле-
са. Луиджи пришел первый и радостно приветствовал Терезу; он, казалось,
совсем забыл о вчерашнем. Тереза была задумчива; но, видя Луиджи ласко-
вым и беззаботным, она тоже стала беспечно весела; впрочем, такой она
бывала всегда, если только какое-нибудь страстное желание не лишало ее
покоя.
Луиджи взял ее под руку, привел к пещере и остановился. Девушка, по-
нимая, что происходит что-то необыкновенное, пристально посмотрела на
него.
"Тереза, - сказал Луиджи, - вчера ты мне сказала, что отдала бы все
на свете, чтобы иметь такой наряд, как у дочери графа?"
"Да, - отвечала удивленная Тереза, - но это желание было легкомыслен-
но".
"А я тебе ответил: "Хорошо, ты его получишь".
"Да, - сказала молодая девушка, удивление которой возрастало с каждым
словом Луиджи. - Но ты, наверное, так ответил, чтобы сделать мне удо-
вольствие".
"Я никогда ничего не обещал тебе напрасно, Тереза, - сказал Луиджи с
гордостью. - Войди в пещеру и оденься".
С этими словами он отодвинул камень и показал Терезе пещеру, освещен-
ную двумя свечами, зажженными по бокам великолепного зеркала; на грубом
столе, сделанном руками Луиджи, лежали жемчужное ожерелье и бриллианто-
вые булавки; рядом, на стуле, лежал весь остальной наряд.
