как я с тобой разговариваю. - И, обернувшись к Максимилиану с очарова-
тельной улыбкой, хоть и подернутой глубокой печалью, она добавила: - Он
знает все, что я знаю.
С этими словами Валентина поднялась с колец, придвинула Моррелю стул
и велела Барруа никого не впускать; затем нежно поцеловав деда и грустно
простившись с Моррелем, она ушла.
Тогда Моррель, чтобы доказать Нуартье, что он пользуется доверием Ва-
лентины и знает все их секреты, взял словарь, перо и бумагу и положил
все это на стол, подле лампы.
- Прежде всего, - сказал он, - разрешите мне, сударь, рассказать вам,
кто я такой, как я люблю мадемуазель Валентину и каковы мои намерения.
- Я слушаю, - показал Нуартье.
Внушительное зрелище представлял этот старик, казалось бы, бесполез-
ное бремя для окружающих, ставший таинственным защитником, единственной
опорой, единственным судьей двух влюбленных, молодых, красивых, сильных,
едва вступающих в жизнь.
Весь его вид, полный необычайного благородства и суровости, глубоко
подействовал на Морреля, и он начал говорить с дрожью в голосе.
Он рассказал, как познакомился с Валентиной, как полюбил ее и как Ва-
лентина, одинокая и несчастная, согласилась принять его преданность. Он
рассказал о своих родных, о своем положении, о своем состоянии; и не
раз, когда он вопросительно взглядывал на паралитика, тот взглядом гово-
рил ему:
- Хорошо, продолжайте.
- Вот, сударь, - сказал Моррель, окончив первую часть своею рассказа,
- я поведал вам о своей любви и о своих надеждах. Рассказывать ли теперь
о наших планах?
- Да, - показал старик.
- Итак, вот на чем мы порешили.
И он рассказал Нуартье: как ждал в огороде кабриолет, как он собирал-
ся увезти Валентину, отвезти ее к своей сестре, обвенчаться с ной и в
почтительном ожидании надеяться на прощение господина де Вильфор.
- Нет, - показал Нуартье.
- Нет? - спросил Моррель. - Значит, так поступать не следует?
- Нот.
- Вы не одобряете этот план?
- Нот.
- Тогда есть другой способ, - сказал Моррель.
Взгляд старика спросил: какой?
- Я отправлюсь к Францу д'Эпине, - продолжал Максимилиан, - я рад,
что могу вам это сказать в отсутствие мадемуазель де Вильфор, - и буду
вести себя так, что ему придется поступить, как порядочному человеку.
Взгляд Нуартье продолжал спрашивать.
- Вам угодно знать, что я сделаю?
- Да.
- Вот что. Как я уже сказал, я отправлюсь к нему и расскажу ему об
узах, связывающих меня с мадемуазель Валентиной. Если он человек чуткий,
он сам откажется от руки своей невесты, и с этого часа я до самой своей
смерти буду ему проданным и верным другом. Если же он не согласится на
это из соображений выгоды или из гордости, нелепой после того, как я до-
кажу ему, что это будет насилием над моей нареченной женой, что Валенти-
на любит меня и никогда не полюбит никого другого, тогда я буду с ним
драться, предоставив ему все преимущества, и я убью его, или он убьет
меня. Если я его убью, он не сможет жениться на Валентине; если он меня
убьет, я убежден, что Валентина за него не выйдет.
Нуартье с величайшей радостью смотрел на это благородное и открытое
лицо; оно отражало все чувства, о которых говорил Моррель, и подкрепляло
их своим прекрасным выражением, как краски усиливают впечатление от
твердого и верного рисунка.
Однако, когда Моррель кончил, Нуартье несколько раз закрыл глаза, что
у пего, как известно, означало отрицание.
- Нет? - сказал Моррель. - Значит, вы не одобряете этот план, как и
первый?
- Да, не одобряю, - показал старик.
- Но что же тогда делать, сударь? - спросил Моррель. - Последними
словами госпожи де Сен-Меран было приказание не откладывать свадьбу ее
внучки; неужели я должен дать этому свершиться?
Нуартье остался недвижим.
- Понимаю, - сказал Моррель, - я должен ждать.
- Да.
- Но всякая отсрочка погубит пас, сударь. Валентина одна по в силах
бороться, и ее принудят, как ребенка. Я чудом попал сюда и узнал, что
здесь происходит; я чудом оказался у вас, но могу же я все-таки рассчи-
тывать, что счастливый случай снова поможет мне. Поверьте, возможен
только какой-нибудь из двух выходов, которые я предложил, - простите мне
такую самоуверенность. Скажите мне, который из них вы предпочитаете?
Разрешаете ли вы мадемуазель Валентине довериться моей чести?
- Нет.
- Предпочитаете ли вы, чтобы я отправился к господину д'Эпине?
- Нет.
- Но, господи, кто же тогда окажет нам помощь, которой мы просим у
неба?
В глазах старика мелькнула улыбка, как бывало всякий раз, когда ему
говорили о небе. Старый якобинец все еще был атеистом.
- Счастливый случай? - продолжал Моррель.
- Нет.
- Вы?
- Да.
- Вы?
- Да, - повторил старик.
- Вы хорошо понимаете, о чем я спрашиваю, сударь? Простите мою нас-
тойчивость, но от вашего ответа зависит моя жизнь: наше спасение придет
от вас?
- Да.
- Вы в этом уверены?
- Да.
- Вы ручаетесь?
- Да.
И во взгляде, утверждавшем это, было столько твердости, что нельзя
было сомневаться в воле, если не во власти.
- О, благодарю вас, тысячу раз благодарю! Но, сударь, если только бог
чудом не вернет вам речь и движение, каким образом сможете вы, прикован-
ный к этому креслу, немой и неподвижный, воспротивиться этому браку?
Улыбка осветила лицо старика, странная улыбка глаз на этом неподвиж-
ном лице.
- Так, значит, я должен ждать? - спросил Моррель.
- Да.
- А договор?
Глаза снова улыбнулись.
- Неужели вы хотите сказать, что он не будет подписан?
- Да, - показал Нуартье.
- Так, значит, договор даже не будет подписан! - воскликнул Моррель.
- О, простите меня! Ведь можно сомневаться, когда тебе объявляют об ог-
ромном счастье: договор не будет подписан?
- Нет, - ответил паралитик.
Несмотря на это, Моррель все еще не верил. Это обещание беспомощного
старика было так странно, что его можно было приписать не силе воли, а
телесной немощи: разве не естественно, что безумный, не ведающий своего
безумия, уверяет, будто может выполнить то, что превосходит его силы?
Слабый толкует о неимоверных тяжестях, которые он поднимает, робкий - о
великанах, которых он побеждает, бедняк - о сокровищах, которыми он вла-
деет, самый ничтожный поселянин, в своей гордыне, мнит себя Юпитером.
Понял ли Нуартье колебания Морреля, или не совсем поверил высказанной
им покорности, по только он пристально посмотрел на него.
- Что вы хотите, сударь? - спросил Моррель. - Чтобы я еще раз пообе-
щал вам ничего не предпринимать?
Взор Нуартье оставался твердым и неподвижным, как бы говоря, что это-
го ему недостаточно; потом этот взгляд скользнул с лица на руку.
- Вы хотите, чтобы я поклялся? - спросил Максимилиан.
- Да, - так же торжественно показал паралитик, - я этого хочу.
Моррель понял, что старик придает большое значение этой клятве.
Он протянул руку.
- Клянусь честью, - сказал он, - что прежде, чем предпринять что-либо
против господина д'Эпине, я подожду вашего решения.
- Хорошо, - показал глазами старик.
- А теперь, сударь, - спросил Моррель, - вы желаете, чтобы я удалил-
ся?
- Да.
- Не повидавшись с мадемуазель Валентиной?
- Да.
Моррель поклонился в знак послушания.
- А теперь, - сказал он, - разрешите вашему сыну поцеловать вас, как
вас поцеловала дочь?
Нельзя было ошибиться в выражении глаз Нуартье.
Моррель прикоснулся губами ко лбу старика в том самом месте, которого
незадолго перед том коснулись губы Валентины.
Потом он еще раз поклонился старику и вышел.
На площадке он встретил старого слугу, предупрежденного Валентиной;
тот ждал Морреля и провел его по извилистому темному коридору к ма-
ленькой двери, выходящей в сад.
Очутившись в саду, Моррель добрался до ворот; хватаясь за ветви рас-
тущего рядом дерева, он в один миг вскарабкался на ограду и через секун-
ду спустился по своей лестнице в огород с люцерной, где его ждал кабрио-
лет.
Он сел в него и, совсем разбитый после пережитых волнений, но с более
спокойным сердцем, вернулся около полуночи на улицу Меле, бросился на
постель и уснул мертвым сном.
XVII. СКЛЕП СЕМЬИ ВИЛЬФОР
Через два дня, около десяти часов утра, у дверей г-па де Вильфор тес-
нилась внушительная толпа, а вдоль предместья Сент-Оноро и улицы
де-ла-Пепиньер тянулась длинная вереница траурных карет и частных экипа-
жей.
Среди этих экипажей выделялся своей формой один, совершивший, по-ви-
димому, длинный путь. Это было нечто вроде фургона, выкрашенного в чер-
ный цвет; он прибыл к месту сбора одним из первых.
Оказалось, что, по странному совпадению, в этом экипаже как раз при-
было тело маркиза де Снп-Меран и что все, кто явился проводить одного
покойника, будут провожать двух.
Провожающих было немало: маркиз де Сен-Меран, один из самых ревност-
ных и преданных сановников Людовика XVIII и Карла X, сохранил много дру-
зей, и они вместо с темп, кого общественные приличия связывали с Вильфо-
ром, составили многолюдное сборище.
Немедленно сообщили властям, и было получено разрешение соединить обе
процессии в одну. Второй катафалк, отделанный с такой же похоронной пыш-
ностью, был доставлен к дому королевского прокурора, и гроб перенесли с
почтового фургона на траурную колесницу.
Оба тела должны были быть преданы земле на кладбище Пер-Лашез, где
Вильфор уже давно соорудил склеп, предназначенный для погребения всех
членов его семьи. В этом склепе уже лежало тело бедной Рене, с которой
теперь, после десятилетней разлуки, соединились ее отец и мать.
Париж, всегда любопытный, всегда приходящий в волнение при виде пыш-
ных похорон, в благоговейном молчании следил за великолепной процессией,
которая провожала к месту последнего упокоения двух представителей ста-
рой аристократии, прославленных своей приверженностью к традициям, вер-
ностью своему кругу и непоколебимой преданностью своим принципам.
Сидя вместе в траурной карете, Бошан, Альбер и ШатоРено обсуждали эту
внезапную смерть.
- Я видел госпожу де Сен-Меран еще в прошлом году в Марселе, - гово-
рил Шато-Рено, - я тогда возвращался из Алжира. Этой женщине суждено бы-
ло, кажется, прожить сто лет: удивительно деятельная, с таким цветущим
здоровьем и ясным умом. Сколько ей было лет?
- Шестьдесят шесть, - отвечал Альбер, - по крайней мере так мне гово-
рил Франц. Но ее убила не старость, а горе, ее глубоко потрясла смерть
маркиза; говорят, что после его смерти ее рассудок был не совсем в по-
рядке.
- Но отчего она в сущности умерла? - спросил Бошан.
- От кровоизлияния в мозг как будто или от апоплексического удара.
Или это одно и то же?
- Приблизительно.
- От удара? - повторил Бошан. - Даже трудно поверить. Я раза два ви-
дел госпожу де Сен-Меран, она была маленькая, худощавая, нервная, но от-
нюдь не полнокровная женщина. Апоплексический удар от горя - редкость
для людей такого сложения.
- Во всяком случае, - сказал Альбер, - какова бы ни была болезнь, ко-
торая се убила, или доктор, который ее уморил, но господин де Вильфор,
или, вернее, мадемуазель Валентина, или, еще вернее, мой друг Франц те-
перь - обладатель великолепного наследства: восемьдесят тысяч ливров го-
дового дохода, по-моему.
- Это наследство чуть ли не удвоится после смерти этого старого яко-
бинца Нуартье.
- Вот упорный дедушка! - сказал Бошан. - Тепасет propositi virum
[56]. Он, наверно, побился об заклад со смертью, что похоронит всех сво-
их наследников. И, право же, он этого добьется. Видно, что он тот самый
член Конвента девяносто третьего года, который сказал в тысяча восемьсот
четырнадцатом году Наполеону:
"Вы опускаетесь, потому что ваша империя - молодой стебель, утомлен-
ный своим ростом; обопритесь па республику, дайте хорошую конституцию и
