перекладину.
Пока он таким образом переходил от страха к надежде и у него то и де-
ло замирало сердце, часы на церкви пробили десять.
- Нет, - прошептал в ужасе Максимилиан, - немыслимо, чтобы подписание
договора тянулось так долго, разве что произошло что-нибудь непредвиден-
ное; ведь я взвесил все возможности, высчитал, сколько времени могут за-
нять все формальности. Наверное, что-нибудь случилось.
И он то возбужденно шагал взад и вперед вдоль решетки, то прижимался
пылающим лбом к холодному железу. Может быть, Валентина, подписав дого-
вор, упала в обморок? Может быть, ее схватили, когда она собиралась убе-
жать? Это были единственные предположения, которые допускал Моррель, и
оба они приводили его в отчаяние.
Наконец, он решил, что силы изменили Валентине уже во время побега и
что она лежит без чувств где-нибудь в саду.
- Но, если так, - воскликнул он, быстро взбираясь по лестнице, - я
могу потерять ее и буду сам виноват!
Демон, подсказавший ему эту мысль, уже не оставлял его и нашептывал
ему на ухо с той настойчивостью, которая в несколько минут силою логи-
ческих рассуждений превращает догадку в твердую уверенность. Он вгляды-
вался во все сгущавшийся мрак, и ему казалось, что в темной аллее что-то
лежит на песке. Моррель решился даже позвать, и ему почудилось, что ве-
тер доносит до него неясные стоны.
Наконец, пробило половина одиннадцатого; больше немыслимо было ждать,
все могло случиться; в висках у Максимилиана стучало, в глазах стоял ту-
ман; он перекинул ногу через ограду и соскочил наземь.
Он был у Вильфора, забрался к нему тайком; он предвидел возможные
последствия такого поступка, но не для того он зашел так далеко, чтобы
теперь отступить.
Некоторое время он шел вдоль стены, затем, стремительно перебежав ал-
лею, бросился в чащу деревьев.
В один миг он ее пересек. Оттуда, где он теперь стоял, был виден дом.
Тогда Моррель окончательно убедился в том, что уже подозревал, стара-
ясь проникнуть взглядом сквозь чащу сада: вместо ярко освещенных окон,
как то полагается в торжественные дни, перед ним была серая масса, оку-
танная к тому же тенью огромного облака, закрывшего луну.
Только минутами в трех окнах второго этажа, точно растерянный, метал-
ся слабый свет. Эти три окна были окнами комнаты г-жи де Сен-Меран.
Ровно горел свет за красными занавесями. Занавеси эти висели в
спальне г-жи де Вильфор.
Моррель все это угадал. Столько раз, чтобы ежечасно следить мыслью за
Валентиной, расспрашивал он ее о внутреннем устройстве дома, что, и не
видав его никогда, хорошо его знал.
Этот мрак и тишина еще больше испугали Морреля, чем отсутствие Вален-
тины.
Вне себя, обезумев от горя, он решил не останавливаться ни перед чем,
лишь бы увидеть Валентину и удостовериться в несчастье, о котором он до-
гадывался, хоть и не знал, в чем оно состоит. Он дошел до опушки рощи и
уже собирался как можно быстрее пересечь открытый со всех сторон цвет-
ник, как вдруг ветер донес до него отдаленные голоса.
Тогда он снова отступил в кустарник и стоял, не шевелясь, молча,
скрытый темнотой.
Он уже принял решение: если это Валентина и если она пройдет мимо од-
на, он окликнет ее; если она не одна, он по крайней мере увидит ее и
убедится, что с ней ничего не случилось; если это кто-нибудь другой,
можно будет уловить несколько слов из разговора и разгадать эту все еще
непонятную тайну.
В это время из-за туч выглянула луна, и Моррель увидел, как на
крыльцо вышел Вильфор в сопровождении человека в черном. Они сошли по
ступеням и направились к аллее. Едва они сделали несколько шагов, как в
человеке, одетом в черное, Моррель узнал доктора д'Авриньи.
Видя, что они направляются в его сторону, Моррель невольно стал пя-
титься назад, пока не натолкнулся на ствол дикого клена, росшего посере-
дине кустарника, здесь он принужден был остановиться.
Вскоре песок перестал хрустеть под ногами Вильфора и доктора.
- Да, дорогой доктор, - сказал королевский прокурор, - положительно,
господь прогневался на нас. Какая ужасная смерть! Какой неожиданный
удар! Не пытайтесь утешать меня, рана слишком свежа и слишком глубока.
Умерла, умерла!
Холодный пот выступил на лбу Максимилиана, и зубы у него застучали.
Кто умер в этом доме, который сам Вильфор считал проклятым?
- Дорогой господин де Вильфор, - отвечал доктор таким голосом, от ко-
торого ужас Морреля еще усилился, - я привел вас сюда не для того, чтобы
утешать, совсем напротив.
- Что вы хотите этим сказать? - испуганно спросил королевский проку-
рор.
- Я хочу сказать, что за постигшим вас несчастьем, быть может, кроет-
ся еще большее.
- О боже! - прошептал Вильфор, сжимая руки. - Что еще вы мне скажете?
- Мы здесь совсем одни, мой друг?
- Да, конечно. Но зачем такие предосторожности?
- Затем, что я должен сообщить вам ужасную вещь, - сказал доктор, -
давайте сядем.
Вильфор не сел, а скорее упал на скамью. Доктор остался стоять перед
ним, положив ему руку на плечо.
Моррель, похолодев от ужаса, прижал одну руку ко лбу, а другую к
сердцу, боясь, что могут услышать, как оно бьется.
"Умерла, умерла!" - отдавался в его мозгу голос его сердца.
И ему казалось, что он сам умирает.
- Говорите, доктор, я слушаю, - сказал Вильфор, - наносите удар, я
готов ко всему.
- Разумеется, госпожа де Сен-Меран была очень немолода, но она отли-
чалась прекрасным здоровьем.
В первый раз за десять минут Моррель вздохнул свободно.
- Горе убило ее, - сказал Вильфор, - да, горе, доктор. Она прожила с
маркизом сорок лет...
- Дело не в горе, дорогой друг, - отвечал доктор. - Бывает, хоть и
редко, что горе убивает, но оно убивает не в день, не в час, не в десять
минут.
Вильфор ничего не ответил; он только впервые поднял голову и испуган-
но взглянул на доктора.
- Вы присутствовали при агонии? - спросил д'Авриньи.
- Конечно, - отвечал королевский прокурор, - ведь вы же мне шепнули,
чтобы я не уходил.
- Заметили вы симптомы болезни, от которой скончалась госпожа де
Сен-Меран?
- Разумеется; у маркизы было три припадка, один за другим через нес-
колько минут, и каждый раз с меньшим промежутком и все тяжелее. Когда вы
пришли, она начала задыхаться; затем с ней сделался припадок, который я
счел просто нервным Но по-настоящему я стал беспокоиться, когда увидел,
что она приподнимается на постели с неестественным напряжением конечнос-
тей и шеи. Тогда по вашему лицу я понял, что дело гораздо серьезнее, чем
я думал. Когда припадок миновал, я хотел поймать ваш взгляд, но вы не
смотрели на меня. Вы считали ее пульс, и уже начался второй припадок, а
вы так и не повернулись ко мне. Этот второй припадок был еще ужаснее; те
же непроизвольные движения повторились, губы посинели и стали дергаться.
Во время третьего припадка она скончалась. Уже после первого припадка я
подумал, что это столбняк, вы подтвердили это.
- Да, при посторонних, - возразил доктор, - но теперь мы одни.
- Что же вы собираетесь мне сказать?
- Что симптомы столбняка и отравления растительными ядами совершенно
тождественны.
Вильфор вскочил на ноги, но, постояв минуту неподвижно и молча, он
снова упал на скамью.
- Господи, доктор, - сказал он, - вы понимаете, то вы говорите?
Моррель не знал, сон ли все это или явь.
- Послушайте, - сказал доктор, - я знаю, насколько серьезно мое заяв-
ление и кому я его делаю.
- С кем вы сейчас говорите с должностным лицом или с другом? - спро-
сил Вильфор.
- С другом, сейчас только с другом Симптомы столбняка настолько схожи
с симптомами отравления растительными веществами, что если бы мне предс-
тояло подписаться под тем, что я вам говорю, я бы поколебался. Так что,
повторяю вам, я сейчас обращаюсь не к должностному лицу, а к другу. И
вот, другу я говорю: я три четверти часа наблюдал за агонией, за кон-
вульсиями, за Кончиной госпожи де Сен-Меран, и я не только убежден, что
она умерла от отравления, но могу даже назвать, да, могу назвать тот яд,
которым она отравлена.
- Доктор, доктор!
- Все налицо: сонливость вперемежку с нервными припадками, чрезмерное
мозговое возбуждение, онемение центров. Госпожа де бен-Мерай умерла от
сильной дозы бруцина или стрихнина, которую ей дали, может быть, и по
ошибке.
Вильфор схватил доктора за руку.
- О, это немыслимо! - сказал он - Это сон, боже мой, это сон! Ужасно
слышать, как такой человек, как вы, говорит такие вещи! Заклинаю вас,
доктор, скажите, что вы, может быть, и ошибаетесь!
- Конечно, это может быть, но...
- Но?
- Но я не думаю.
- Доктор, пожалейте меня; за последние дни со мной происходят такие
неслыханные вещи, что я боюсь сойти с ума.
- Кто-нибудь, кроме меня, видел госпожу де СенМеран?
- Никто.
- Посылали в аптеку за каким-нибудь лекарством, не показав мне рецеп-
та?
- Нет.
- У госпожи де Сен-Меран были враги?
- Я таких не знаю.
- Кто-нибудь был заинтересован в ее смерти?
- Да нет же, господи, нет. Моя дочь - ее единственная наследница; Ва-
лентина одна... О, если бы я мог подумать такую вещь, я вонзил бы себе в
сердце кинжал за то, что оно хоть миг могло таить подобную мысль.
- Что вы, мой Друг! - в свою очередь воскликнул д'Авриньи. - Боже ме-
ня упаси обвинять кого-нибудь. Поймите, я говорю только о несчастной
случайности, об ошибке. Но, случайность или нет - факт налицо, он подс-
казывает моей совести, и моя совесть требует, чтобы я вам громко заявил
об этом. Наведите справки.
- У кого? Каким образом? О чем?
- Скажем, не ошибся ли Барруа, старый лакей, и не дал ли он маркизе
какое-нибудь лекарство, приготовленное для его хозяина?
- Для моего отца?
- Да.
- Но каким образом могла бы госпожа де Сен-Меран отравиться ле-
карством, приготовленным для господина Нуартье?
- Очень просто: вы же знаете, что при некоторых заболеваниях ле-
карствами служат яды; к числу таких заболеваний относится паралич. Меся-
ца три назад, испробовав все, чтобы вернуть господину Нуартье способ-
ность двигаться и дар речи, я решил испытать последнее средство. И вот
уже три месяца я лечу его бруцином. Таким образом, в последнее ле-
карство, которое я ему прописал, входит шесть центиграммов бруцина; это
количество безвредно для парализованных органов господина Нуартье, кото-
рый к тому же дошел до него последовательными дозами, но этого достаточ-
но, чтобы убить всякого другого человека.
- Да, но комнаты госпожи де Сен-Меран и господина Нуартье совершенно
между собой не сообщаются, и Барруа ни разу не входил в комнату моей те-
щи. Вот что я вам скажу, доктор. Я считаю вас самым знающим врачом, а
главное - самым добросовестным человеком на свете, и во всех случаях
жизни ваши слова для меня - светоч, который, как солнце, освещает мне
путь. Но все-таки, доктор, все-таки, несмотря на всю мою веру в вас, я
хочу найти поддержку в аксиоме: "Еrrarе humanum est" [55].
- Послушайте, Вильфор, - сказал доктор, - кому из моих коллег вы до-
веряете так же, как мне?
- Почему вы спрашиваете? Что вы имеете в виду?
- Позовите его, я ему передам все, что видел, все, что заметил, и мы
произведем вскрытие.
- И найдете следы яда?
- Нет, не яда, я этого не говорю; но мы констатируем раздражение
нервной системы, распознаем несомненное, явное удушение, и мы вам ска-
жем: дорогой господин Вильфор, если это была небрежность, следите за ва-
шими слугами; если ненависть - следите за вашими врагами.
- Подумайте, что вы говорите, д'Авриньи! - отвечал подавленный
Вильфор. - Как только тайна станет известна кому-нибудь, кроме вас, не-
избежно следствие, а следствие у меня - разве это мыслимо! Однако, -
продолжал королевский прокурор, спохватываясь и с беспокойством глядя на
