сказать тебе, Ваня. А теперь к нему...
- Поскорей, Наташа; мы так его вдруг оставили...
- Вот ты увидишь, увидишь, что будет, - наскоро шепнула она мне. - Я
теперь знаю все, все угадала. Виноват всему он. Этот вечер много решит.
Пойдем!
Я не понял, но спросить было некогда. Наташа вышла к князю с светлым
лицом. Он все еще стоял со шляпой в руках. Она весело перед ним извинилась,
взяла у него шляпу, сама придвинула ему стул, и мы втроем уселись кругом ее
столика.
- Я начал о моем ветренике, - продолжал князь, - я видел его только
одну минуту и то на улице, когда он садился ехать к графине Зинаиде
Федоровне. Он ужасно спешил и, представьте, даже не хотел встать, чтоб
войти со мной в комнаты после четырех дней разлуки. И, кажется, я в том
виноват, Наталья Николаевна, что он теперь не у вас и что мы пришли прежде
него; я воспользовался случаем, и так как сам не мог быть сегодня у
графини, то дал ему одно поручение. Но он явится сию минуту.
- Он вам наверно обещал приехать сегодня? - спросила Наташа с самым
простодушным видом, смотря на князя.
- Ах, боже мой, еще бы он не приехал; как это вы спрашиваете! -
воскликнул он с удивлением, всматриваясь в нее. - Впрочем, понимаю: вы на
него сердитесь. Действительно, как будто дурно с его стороны прийти всех
позже. Но, повторяю, виноват в этом я. Не сердитесь и на него. Он
легкомысленный, ветреник; я его не защищаю, но некоторые особенные
обстоятельства требуют, чтоб он не только не оставлял теперь дома графини и
некоторых других связей, но, напротив, как можно чаще являлся туда. Ну, а
так как он, вероятно, не выходит теперь от вас и забыл все на свете, то,
пожалуйста, не сердитесь, если я буду иногда брать его часа на два, не
больше, по моим поручениям. Я уверен, что он еще ни разу не был у княгини
К. с того вечера, и так досадую, что не успел давеча расспросить его!..
Я взглянул на Наташу. Она слушала князя с легкой полунасмешливой
улыбкой. Но он говорил так прямо, так натурально. Казалось, не было
возможности в чем-нибудь подозревать его.
- И вы вправду не знали, что он у меня во все эти дни ни разу не был?
- спросила Наташа тихим и спокойным голосом, как будто говоря о самом
обыкновенном для нее происшествии.
- Как! Ни разу не был? Позвольте, что вы говорите! - сказал князь,
по-видимому в чрезвычайном изумлении.
- Вы были у меня во вторник, поздно вечером; на другое утро он заезжал
ко мне на полчаса, и с тех пор я его не видала ни разу.
- Но это невероятно! (Он изумлялся все более и более.) Я именно думал,
что он не выходит от вас. Извините, это так странно... просто невероятно.
- Но, однако ж, верно, и как жаль: я нарочно ждала вас, думала от
вас-то и узнать, где он находится?
- Ах, боже мой! Да ведь он сейчас же будет здесь! Но то, что вы мне
сказали, меня до того поразило, что я... признаюсь, я всего ожидал от него,
но этого... этого!
- Как вы изумляетесь! А я так думала, что вы не только не станете
изумляться, но даже заранее знали, что так и будет.
- Знал! Я? Но уверяю же вас, Наталья Николаевна, что видел его только
одну минуту сегодня и больше никого об нем не расспрашивал; и мне странно,
что вы мне как будто не верите, - продолжал он, оглядывая нас обоих.
- Сохрани бог, - подхватила Наташа, - совершенно уверена, что вы
сказали правду.
И она засмеялась снова, прямо в глаза князю, так, что его как будто
передернуло.
- Объяснитесь, - сказал он в замешательстве.
- Да тут нечего и объяснять. Я говорю очень просто. Вы ведь знаете,
какой он ветреный, забывчивый. Ну вот, как ему дана теперь полная свобода,
он и увлекся.
- Но так увлекаться невозможно, тут что-нибудь да есть, и только что
он приедет, я заставлю его объяснить это дело. Но более всего меня
удивляет, что вы как будто и меня в чем-то обвиняете, тогда как меня даже
здесь и не было. А впрочем, Наталья Николаевна, я вижу, вы на него очень
сердитесь, - и это понятно! Вы имеете на то все права, и... и...
разумеется, я первый виноват, ну хоть потому только, что я первый
подвернулся; не правда ли? - продолжал он, обращаясь ко мне с
раздражительною усмешкою.
Наташа вспыхнула.
- Позвольте, Наталья Николаевна, - продолжал он с достоинством, -
соглашаюсь, что я виноват, но только в том, что уехал на другой день после
нашего знакомства, так что вы, при некоторой мнительности, которую я
замечаю в вашем характере, уже успели изменить обо мне ваше мнение, тем
более что тому способствовали обстоятельства. Не уезжал бы я - вы бы меня
узнали лучше, да и Алеша не ветреничал бы под моим надзором. Сегодня же вы
услышите, что я наговорю ему.
- То есть сделаете, что он мною начнет тяготиться. Невозможно, чтоб,
при вашем уме, вы вправду думали, что такое средство мне поможет.
- Так уж не хотите ли вы намекнуть, что я нарочно хочу так устроить,
чтоб он вами тяготился? Вы обижаете меня, Наталья Николаевна.
- Я стараюсь как можно меньше употреблять намеков, с кем бы я ни
говорила, - отвечала Наташа, - напротив, всегда стараюсь говорить как можно
прямее, и вы, может быть, сегодня же убедитесь в этом. Обижать я вас не
хочу, да и незачем, хоть уж потому только, что вы моими словами не
обидитесь, что бы я вам ни сказала. В этом я совершенно уверена, потому что
совершенно понимаю наши взаимные отношения: ведь вы на них не можете
смотреть серьезно, не правда ли? Но если я в самом деле вас обидела, то
готова просить прощения, чтоб исполнить перед вами все обязанности...
гостеприимства.
Несмотря на легкий и даже шутливый тон, с которым Наташа произнесла
эту фразу, со смехом на губах, никогда еще я не видал ее до такой степени
раздраженною. Теперь только я понял, до чего наболело у нее на сердце в эти
три дня. Загадочные слова ее, что она уже все знает и обо всем догадалась,
испугали меня; они прямо относились к князю. Она изменила о нем свое мнение
и смотрела на него как на своего врага, - это было очевидно. Она, видимо,
приписывала его влиянию все свои неудачи с Алешей и, может быть, имела на
это какие-нибудь данные. Я боялся между ними внезапной сцены. Шутливый тон
ее был слишком обнаружен, слишком не закрыт. Последние же слова ее князю о
том, что он не может смотреть на их отношения серьезно, фраза об извинении
по обязанности гостеприимства, ее обещание, в виде угрозы, доказать ему в
этот же вечер, что она умеет говорить прямо, - все это было до такой
степени язвительно и немаскировано, что не было возможности, чтоб князь не
понял всего этого. Я видел, что он изменился в лице, но он умел владеть
собою. Он тотчас же показал вид, что не заметил этих слов, не понял их
настоящего смысла, и, разумеется, отделался шуткой.
- Боже меня сохрани требовать извинений! - подхватил он смеясь. - Я
вовсе не того хотел, да и не в моих правилах требовать извинения от
женщины. Еще в первое наше свидание я отчасти предупредил вас о моем
характере, а потому вы, вероятно, не рассердитесь на меня за одно
замечание, тем более что оно будет вообще о всех женщинах; вы тоже,
вероятно, согласитесь с этим замечанием, - продолжал он, с любезностью
обращаясь ко мне. - Именно, я заметил, в женском характере есть такая
черта, что если, например, женщина в чем виновата, то скорей она согласится
потом, впоследствии, загладить свою вину тысячью ласк, чем в настоящую
минуту, во время самой очевидной улики в проступке, сознаться в нем и
попросить прощения. Итак, если только предположить, что я вами обижен, то
теперь, в настоящую минуту, я нарочно не хочу извинения; мне выгоднее будет
впоследствии, когда вы сознаете вашу ошибку и захотите ее загладить перед
мной... тысячью ласк. А вы так добры, так чисты, свежи, так наружу, что
минута, когда вы будете раскаиваться, предчувствую это, будет
очаровательна. А лучше, вместо извинения, скажите мне теперь, не могу ли я
сегодня же чем-нибудь доказать вам, что я гораздо искреннее и прямее
поступаю с вами, чем вы обо мне думаете?
Наташа покраснела. Мне тоже показалось, что в ответе князя слышится
какой-то уж слишком легкий, даже небрежный тон, какая-то нескромная
шутливость.
- Вы хотите мне доказать, что вы со мной прямы и простодушны? -
спросила Наташа, с вызывающим видом смотря на него.
- Да.
- Если так, исполните мою просьбу.
- Заранее даю слово.
- Вот она: ни одним словом, ни одним намеком обо мне не беспокоить
Алешу ни сегодня, ни завтра. Ни одного упрека за то, что он забыл меня; ни
одного наставления. Я именно хочу встретить его так, как будто ничего между
нами не было, чтоб он и заметить ничего не мог. Мне это надо. Дадите вы мне
такое слово?
- С величайшим удовольствием, - отвечал князь, - и позвольте мне
прибавить от всей души, что я редко в ком встречал более благоразумного и
ясного взгляда на такие дела... Но вот, кажется, и Алеша.
Действительно, в передней послышался шум. Наташа вздрогнула и как
будто к чему-то приготовилась. Князь сидел с серьезною миною и ожидал,
что-то будет; он пристально следил за Наташей. Но дверь отворилась, и к нам
влетел Алеша.
Глава II
Он именно влетел с каким-то сияющим лицом, радостный, веселый. Видно
было, что он весело и счастливо провел эти четыре дня. На нем как будто
написано было, что он хотел нам что-то сообщить.
- Вот и я! - провозгласил он на всю комнату. - Тот, которому бы надо
быть раньше всех. Но сейчас узнаете все, все, все! Давеча, папаша, мы с
тобой двух слов не успели сказать, а мне много надо было сказать тебе. Это
он мне только в добрые свои минуты позволяет говорить себе: ты, - прервал
он, обращаясь ко мне, - ей-богу, в иное время запрещает! И какая у него
является тактика: начинает сам говорить мне вы. Но с этого дня я хочу, чтоб
у него всегда были добрые минуты, и сделаю так! Вообще я весь переменился в
эти четыре дня, совершенно, совершенно переменился и все вам расскажу. Но
это впереди. А главное теперь: вот она! вот она! опять! Наташа, голубчик,
здравствуй, ангел ты мой! - говорил он, усаживаясь подле нее и жадно целуя
ее руку, - тосковал-то я по тебе в эти дни! Но что хочешь - не мог!
Управиться не мог. Милая ты моя! Как будто ты похудела немножко,
бледненькая стала какая...
Он в восторге покрывал ее руки поцелуями, жадно смотрел на нее своими
прекрасными глазами, как будто не мог наглядеться. Я взглянул на Наташу и
по лицу ее угадал, что у нас были одни мысли: он был вполне невинен. Да и
когда, как этот невинный мог бы сделаться виноватым? Яркий румянец прилил
вдруг к бледным щекам Наташи, точно вся кровь, собравшаяся в ее сердце,
отхлынула вдруг в голову. Глаза ее засверкали, и она гордо взглянула на
князя.
- Но где же... ты был... столько дней? - проговорила она сдержанным и
прерывающимся голосом. Она тяжело и неровно дышала. Боже мой, как она
любила его!
- То-то и есть, что я в самом деле как будто виноват перед тобой; да
что: как будто! разумеется, виноват, и сам это знаю, и приехал с тем, что
знаю. Катя вчера и сегодня говорила мне, что не может женщина простить
такую небрежность (ведь она все знает, что было у нас здесь во вторник; я
на другой же день рассказал). Я с ней спорил, доказывал ей, говорил, что
эта женщина называется Наташа и что во всем свете, может быть, только одна
есть равная ей: это Катя; и я приехал сюда, разумеется зная, что я выиграл
в споре. Разве такой ангел, как ты, может не простить? "Не был, стало быть,
непременно что-нибудь помешало, а не то что разлюбил", - вот как будет
думать моя Наташа! Да и как тебя разлюбить? Разве возможно? Все сердце
наболело у меня по тебе. Но я все-таки виноват! А когда узнаешь все, меня
же первая оправдаешь! Сейчас все расскажу, мне надобно излить душу пред
всеми вами; с тем и приехал. Хотел было сегодня (было полминутки свободной)
залететь к тебе, чтоб поцеловать тебя на лету, но и тут неудача: Катя
