ся, это только в крайнем случае; я говорю для примера. В этом-то я на
вас и надеюсь.
- Еще один, последний вопрос: вы никому, кроме меня, не открывали ва-
шего предприятия?
Мизинчиков почесал в затылке и скорчил самую кислую гримасу.
- Признаюсь вам, - отвечал он, - этот вопрос для меня хуже самой
горькой пилюли. В том-то и штука, что я уже открыл мою мысль... словом,
свалял ужаснейшего дурака! И как бы вы думали, кому? Обноскину! так что
я даже сам не верю себе. Не понимаю, как и случилось! Он все здесь вер-
телся; я еще его хорошо не знал, и когда осенило меня вдохновение, я,
разумеется, был как будто в горячке; а так как я тогда же понял, что мне
нужен помощник, то и обратился к Обноскину... Непростительно, непрости-
тельно!
- Ну, что ж Обноскин?
- С восторгом согласился, а на другой же день, рано утром, исчез. Дня
через три является опять, с своей маменькой. Со мной ни слова, и даже
избегает, как будто боится. Я тотчас же понял, в чем штука. А маменька
его такая прощелыга, просто через все медные трубы прошла. Я ее прежде
знавал. Конечно, он ей все рассказал. Я молчу и жду; они шпионят, и дело
находится немного в натянутом положении... Оттого-то я и тороплюсь.
- Чего ж именно вы от них опасаетесь?
- Многого, конечно, не сделают, а что напакостят - так это наверное.
Потребуют денег за молчание и за помощь: я того и жду... Только я много
не могу им дать, и не дам - я уж решился: больше трех тысяч ассигнациями
невозможно. Рассудите сами: три тысячи сюда, пятьсот серебром свадьба,
потому что дяде все сполна нужно отдать; потом старые долги; ну, сестре
хоть что-нибудь, так, хоть что-нибудь. Много ль из ста-то тысяч останет-
ся? Ведь это разоренье!.. Обноскины, впрочем, уехали.
- Уехали? - спросил я с любопытством.
- Сейчас после чаю; да и черт с ними! а завтра увидите, опять явятся.
Ну, так как же, согласны?
- Признаюсь, - отвечал я, съеживаясь, - не знаю, как и сказать. Дело
щекотливое... Конечно, я сохраню все в тайне; я не Обноскин; но ... ка-
жется, вам на меня надеяться нечего.
- Я вижу, - сказал Мизинчиков, вставая со стула, - что вам еще не на-
доели Фома Фомич и бабушка и что вы, хоть и любите вашего доброго, бла-
городного дядю, но еще недостаточно вникли, как его мучат. Вы же человек
новый ... Но терпение! Побудете завтра, посмотрите и к вечеру согласи-
тесь. Ведь иначе ваш дядюшка пропал - понимаете? Его непременно заставят
жениться. Не забудьте, что, может быть, завтра он сделает предложение.
Поздно будет; надо бы сегодня решиться!
- Право, я желаю вам всякого успеха, но помогать ... не знаю как-то
...
- Знаем! Ну, подождем до завтра, - решил Мизинчиков, улыбаясь насмеш-
ливо. - La nuit porte conseil. До свидания. Я приду к вам пораньше ут-
ром, а вы подумайте...
Он повернулся и вышел, что-то насвистывая.
Я вышел почти вслед за ним освежиться. Месяц еще не всходил; ночь бы-
ла темная, воздух теплый и удушливый. Листья на деревьях не шевелились.
Несмотря на страшную усталость, я хотел было походить, рассеяться, соб-
раться с мыслями, но не прошел и десяти шагов, как вдруг услышал голос
дяди. Он с кем-то всходил на крыльцо флигеля и говорил с чрезвычайным
одушевлением. Я тотчас же воротился и окликнул его. Дядя был с Видопля-
совым.
XI
КРАЙНЕЕ НЕДОУМЕНИЕ
- Дядяюшка! - сказал я, - наконец-то я вас дождался.
- Друг мой, я и сам-то рвался к тебе. Вот только кончу с Видоплясо-
вым, и тогда наговоримся досыта. Много надо тебе рассказать.
- Как, еще с Видоплясовым! Да бросьте вы его, дядюшка.
- Еще только каких-нибудь пять или десять минут, Сергей, и я совер-
шенно твой. Видишь: дело.
- Да он, верно, с глупостями, - проговорил я с досадою.
- Да что сказать тебе, друг мой? Ведь найдет же человек, когда лезть
с своими пустяками! Точно ты, брат Григорий, не мог уж и времени другого
найти для своих жалоб? Ну, что я для тебя сделаю? Пожалей хоть ты меня,
братец. Ведь я, так сказать, изнурен вами, съеден живьем, целиком! Мочи
моей нет с ними, Сергей!
И дядя махнул обеими руками с глубочайшей тоски.
- Да что за важное такое дело, что и оставить нельзя? А мне бы так
нужно, дядюшка...
- Эх, брат, уж и так кричат, что я о нравственности моих людей не за-
бочусь! Пожалуй, еще завтра пожалуется на меня, что я не выслушал, и
тогда...
И дядя опять махнул рукой.
- Ну, так кончайте же с ним поскорее! Пожалуй, и я помогу. Взойдемте
наверх. Что он такое? чего ему? - сказал я, когда мы вошли в комнаты.
- Да вот, видишь, друг мой, не нравится ему своя собственная фамилия,
переменить просит. Каково тебе это покажется?
- Фамилия? Как так?.. Ну, дядюшка, прежде чем я услышу, что он сам
скажет, позвольте вам сказать, что только у вас в доме могут совершаться
такие чудеса, - проговорил я, расставив руки от изумления.
- Эх, брат! эдак-то и я расставить руки умею, да толку-то мало! - с
досадою проговорил дядя. - Поди-ка, поговори-ка с ним сам, попробуй. Уж
он два месяца пристает ко мне...
- Неосновательная фамилия-с! - отозвался Видоплясов.
- Да почему ж неосновательная? - спросил я его с удивлением.
- Так-с. Изображает собою всякую гнусность-с.
- Да почему же гнусность? Да и как ее переменить? Кто переменяет фа-
милии?
- Помилуйте, бывают ли у кого такие фамилии-с?
- Я согласен, что фамилия твоя отчасти странная, - продолжал я в со-
вершенном недоумении, - но ведь что ж теперь делать? Ведь и у отца твое-
го была такая ж фамилия?
- Это подлинно-с, что через родителя моего я таким образом пошел на-
веки страдать-с, так как суждено мне моим именем многие насмешки принять
и многие горести произойти-с, - отвечал Видоплясов.
- Бьюсь об заклад, дядюшка, что тут не без Фомы Фомича! - вскричал я
с досадою.
- Ну, нет, братец, ну, нет; ты ошибся. Действительно, Фома ему благо-
детельствует. Он взял его к себе в секретари; в этом и вся его долж-
ность. Ну, разумеется, он его развил, наполнил благородством души, так
что он даже, в некотором отношении, прозрел... Вот видишь, я тебе все
расскажу...
- Это точно-с, - перебил Видоплясов, - что Фома Фомич мои истинные
благодетели-с, и, бымши истинные мне благодетели, они меня вразумили мо-
ему ничтожеству, каков я есмь червяк на земле, так что чрез них я в пер-
вый раз свою судьбу предузнал-с.
- Вот видишь, Сережа, вот видишь, в чем все дело, - продолжал дядя,
заторопившись по своему обыкновению. - Жил он сначала в Москве, с самых
почти детских лет, у одного учителя чистописания в услужении. Посмотрел
бы ты, как он у него научился писать: и красками, и золотом, и кругом,
знаешь, купидонов наставит, - словом, артист! Илюша у него учится; пол-
тора целковых за урок плачу. Фома сам определил полтора целковых. К ок-
рестным помещикам в три дома ездит; тоже платят. Видишь, как одевается!
К тому же пишет стихи.
- Стихи! Этого еще недоставало!
- Стихи, братец, стихи, и ты не думай, что я шучу, настоящие стихи,
так сказать, версификация, и так, знаешь, складно на все предметы, тот-
час же всякий предмет стихами опишет. Настоящий талант! Маменьке к име-
нинам такую рацею соорудил, что мы только рты разинули: и из мифологии
там у него, и музы летают, так что даже, знаешь, видна эта... как бишь
ее? округленность форм, - словом, совершенно в рифму выходит. Фома поп-
равлял. Ну я, конечно, ничего и даже рад, с моей стороны. Пусть себе со-
чиняет, только б не накуролесил чего-нибудь. Я, брат Григорий, тебе
ведь, как отец, говорю. Проведал об этом Фома, посмотрел стихи, поощрил
и определил к себе чтецом и переписчиком, - словом, образовал. Это он
правду говорит, что облагодетельствовал. Ну, эдак, знаешь, у него и бла-
городный романтизм в голове появился и чувство независимости, - мне все
это Фома объяснял, да я уж, правда, и позабыл; только я, признаюсь, хо-
тел и без Фомы его на волю отпустить. Стыдно, знаешь, как-то!.. Да Фома
против этого; говорит, что он ему нужен, полюбил он его; да сверх того
говорит: "Мне же, барину, больше чести, что у меня между собственными
людьми стихотворцы; что так какие-то бароны где-то жили и что это en
grand". Ну, en grand, так en grand! Я, братец, уж стал его уважать - по-
нимаешь?.. Только бог знает, как он повел себя. Всего хуже, что он до
того перед всей дворней после стихов нос задрал, что уж и говорить с ни-
ми не хочет. Ты не обижайся, Григорий, я тебе, как отец, говорю. Обещал-
ся он еще прошлой зимой жениться: есть тут одна дворовая девушка, Матре-
на, и премилая, знаешь, девушка, честная, работящая, веселая. Так вот
нет же теперь: не хочу, да и только; отказался. Возмечтал ли о себе, или
рассудил сначала прославиться, а потом уж в другом месте искать руки...
- Более по совету Фомы Фомича-с, - заметил Видоплясов, - так как они
истинные мои доброжелатели-с...
- Ну, да уж как можно без Фомы Фомича! - вскричал я невольно.
- Эх, братец, не в том дело! - поспешно прервал меня дядя, - только
видишь: ему теперь и проходу нет. Та девка бойкая, задорная, всех против
него подняла: дразнят, уськают, даже мальчишки дворовые его вместо шута
почитают...
- Более через Матрену-с, - заметил Видоплясов, - потому что Матрена
истинная дура-с и, бымши истинная дура-с, притом же невоздержная харак-
тером женщина, через нее я таким манером-с пошел жизнию моею претерпе-
вать-с.
- Эх, брат Григорий, говорил я тебе, - продолжал дядя, с укоризною
посмотрев на Видоплясова, - сложили они, видишь, Сергей, какую-то па-
кость в рифму на его фамилию. Он ко мне, жалуется, просит, нельзя ли
как-нибудь переменить его фамилию, и что он давно уж страдал от небла-
гозвучия ...
- Необлагороженная фамилия-с, - ввернул Видоплясов.
- Ну, да уж ты молчи, Григорий! Фома тоже одобрил ... то есть не то
чтоб одобрил, а видишь, какое соображение: что если, на случай, придется
стихи печатать, так как Фома прожектирует, то такая фамилия, пожалуй, и
повредит, - не правда ли?
- Так он стихи напечатать хочет, дядюшка?
- Печатать, братец. Это уж решено - на мой счет, и будет выставлено
на заглавном листе: крепостной человек такого-то, а в предисловии Фоме
от автора благодарность за образование. Посвящено Фоме. Фома сам предис-
ловие пишет. Ну, так представь себе, если на заглавном-то листе будет
написано: "Сочинения Видоплясова"...
- "Вопли Видоплясова-с", - поправил Видоплясов.
- Ну, вот видишь, еще и вопли! Ну, что за фамилия Видоплясов? Даже
деликатность чувств возмущает; так и Фома говорил. А все эти критики,
говорят, такие задорные, насмешники; Брамбеус, например ... Им ведь все
нипочем! Просмеют за одну только фамилию; так, пожалуй, отчешут бока,
что только почесывайся, - не правда ли? Вот я и говорю: по мне, пожалуй,
какую хочешь поставь фамилию на стихах - псевдоним, что ли, называется -
уж не помню: какой-то ним. Да нет, говорит, прикажите по всей дворне,
чтоб меня уж и здесь навеки новым именем звали, так чтоб у меня, сооб-
разно таланту, и фамилия была облагороженная ...
- Бьюсь об заклад, что вы согласились, дядюшка.
- Я, брат Сережа, чтоб уж только с ними не спорить: пускай себе! Зна-
ешь, тогда между нами недоразумение такое было с Фомой. Вот у нас и пош-
ло с тех пор, что неделя, то фамилия, и все такие нежные выбирает: Оле-
андров, Тюльпанов... Подумай, Григорий, сначала ты просил, чтоб тебя на-
зывали "Верный" - "Григорий Верный"; потом тебе же самому не понрави-
лось, потому что какой-то балбес прибрал на это рифму "скверный". Ты жа-
ловался; балбеса наказали. Ты две недели придумывал новую фамилию -
сколько ты их перебрал, - наконец надумался, пришел просить, чтоб тебя
