лову ей отвечать. Вот почему я и взял с вас предварительное честное сло-
во, чтоб вы тоже не воспользовались этой идеей. Вы же, конечно, поймете,
что мне бы даже грешно было не воспользоваться таким случаем, особенно
при моих обстоятельствах.
- Так, стало быть, она совсем сумасшедшая... ах! извините, - прибавил
я, спохватившись. - Так как вы теперь имеете на нее виды, то...
- Пожалуйста, не стесняйтесь, я уже просил вас. Вы спрашиваете, сов-
сем ли она сумасшедшая? Как вам ответить? Разумеется, не сумасшедшая,
потому что еще не сидит в сумасшедшем доме; притом же в этой мании к
амурным делам я, право, не вижу особенного сумасшествия. Она же, несмот-
ря ни на что, девушка честная. Видите ли: она до прошлого года была в
ужасной бедности, с самого рождения жила под гнетом у благодетельниц.
Сердце у ней необыкновенно чувствительное; замуж ее никто не просил -
ну, понимаете: мечты, желания, надежды, пыл сердца, который надо было
всегда укрощать, вечные муки от благодетельниц - все это, разумеется,
могло довести до расстройства чувствительный характер. И вдруг она полу-
чает богатство: согласитесь сами, это хоть кого перевернет. Ну, разуме-
ется, теперь в ней ищут, за ней волочатся, и все надежды ее воскресли.
Давеча она рассказала про франта в белом жилете: это факт, случившийся
буквально так, как она говорила. По этому факту можете судить и об ос-
тальном. На вздохи, на записочки, на стишки вы ее тотчас приманите; а
если ко всему этому намекнете на шелковую лестницу, на испанские серена-
ды и на всякий этот вздор, то вы можете сделать с ней все, что угодно. Я
уж сделал пробу и тотчас же добился тайного свидания. Впрочем, теперь я
покамест приостановился до благоприятного времени. Но дня через четыре
надо ее увезти, непременно. Накануне я начну подпускать лясы, вздыхать;
я недурно играю на гитаре и пою. Ночью свиданье в беседке, а к рассвету
коляска будет готова; я ее выманю, сядем и уедем. Вы понимаете, что тут
никакого риску: она совершеннолетняя, и, кроме того, во всем ее добрая
воля. А уж если она раз бежала со мной, то уж, конечно, значит, вошла со
мной в обязательства... Привезу я ее в благородный, но бедный дом -
здесь есть, в сорока верстах, - где до свадьбы ее будут держать в руках
и никого до нее не допустят; а между тем я времени терять не буду:
свадьбу уладим в три дня - это можно. Разумеется, прежде нужны деньги;
но я рассчитал, нужно не более пятисот серебром на всю интермедию, и в
этом я надеюсь на Егора Ильича: он даст, конечно, не зная, в чем дело.
Теперь поняли?
- Понимаю, - сказал я, поняв, наконец, все в совершенстве. - Но, ска-
жите, в чем же я-то вам могу быть полезен?
- Ах, в очень многом, помилуйте! Иначе я бы и не просил. Я уже сказал
вам, что имею в виду одно почтенное, но бедное семейство. Вы же мне мо-
жете помочь и здесь, и там, и, наконец, как свидетель. Признаюсь, без
вашей помощи я буду как без рук.
- Еще вопрос: почему вы удостоили выбрать меня для вашей довереннос-
ти, меня, которого вы еще не знаете, потому что я всего несколько часов
как приехал?
- Вопрос ваш, - отвечал Мизинчиков с самою любезною улыбкою, - вопрос
ваш, признаюсь откровенно, доставляет мне много удовольствия, потому что
представляет мне случай высказать мое особое к вам уважение.
- О, много чести!
- Нет, видите ли, я вас давеча несколько изучал. Вы, положим, и пылки
и... и... ну и молоды; но вот в чем я совершенно уверен: если уж вы дали
мне слово, что никому не расскажете, то уж, наверно, его сдержите. Вы не
Обноскин - это первое. Во-вторых, вы честны и не воспользуетесь моей
идеей для себя, разумеется, кроме того случая, если захотите вступить со
мной в дружелюбную сделку. В таком случае я, может быть, и согласен буду
уступить вам мою идею, то есть Татьяну Ивановну, и готов ревностно помо-
гать в похищении, но с условием: через месяц после свадьбы получить от
вас пятьдесят тысяч ассигнациями, в чем, разумеется, вы мне заранее дали
бы обеспечение в виде заемного письма, без процентов.
- Как? - вскричал я, - так вы ее уж и мне предлагаете?
- Натурально, я могу уступить, если надумаетесь, захотите. Я, конеч-
но, теряю, но... идея принадлежит мне, а ведь за идеи берут же деньги.
В-третьих, наконец, я потому вас пригласил, что не из кого и выбирать. А
долго медлить, взяв в соображение здешние обстоятельства, невозможно. К
тому же скоро успенский пост, и венчать не станут. Надеюсь, вы теперь
вполне меня понимаете?
- Совершенно, и еще раз обязуюсь сохранить вашу тайну в полной непри-
косновенности; но товарищем вашим в этом деле я быть не могу, о чем и
считаю долгом объявить вам немедленно.
- Почему же?
- Как почему ж? - вскричал я, давая наконец волю накопившимся во мне
чувствам. - Да неужели вы не понимаете, что такой поступок даже неблаго-
роден? Положим, вы рассчитываете совершенно верно, основываясь на слабо-
умии и на несчастной мании этой девицы; но ведь уж это одно и должно бы-
ло бы удержать вас, как благородного человека! Сами же вы говорите, что
она достойна уважения, несмотря на то что смешна. И вдруг вы пользуетесь
ее несчастьем, чтоб вытянуть от нее сто тысяч! Вы, конечно, не будете ее
настоящим мужем, исполняющим свои обязанности: вы непременно ее покине-
те... Это так неблагородно, что, извините меня, я даже не понимаю, как
вы решились просить меня в ваши сотрудники!
- Фу ты, боже мой, какой романтизм! - вскричал Мизинчиков, глядя на
меня с неподдельным удивлением. - Впрочем, тут даже и не романтизм, а вы
просто, кажется, не понимаете, в чем дело. Вы говорите, что это неблаго-
родно, а между тем все выгоды не на моей, а на ее стороне... Рассудите
только!
- Конечно, если смотреть с вашей точки зрения, то, пожалуй, выйдет,
что вы сделаете самое великодушное дело, женясь на Татьяне Ивановне, -
отвечал я с саркастическою улыбкою.
- А то как же? именно так, именно самое великодушное дело! - вскричал
Мизинчиков, разгорячаясь в свою очередь. - Рассудите только: во-первых,
я жертвую собой и соглашаюсь быть ее мужем, - ведь это же стоит чего-ни-
будь? Во-вторых, несмотря на то что у ней есть верных тысяч сто сереб-
ром, несмотря на это, я беру только сто тысяч ассигнациями и уже дал се-
бе слово не брать у ней ни копейки больше во всю мою жизнь, хотя бы и
мог, - это опять чего-нибудь стоит! Наконец, вникните: ну, может ли она
прожить свою жизнь спокойно? Чтоб ей спокойно прожить, нужно отобрать у
ней деньги и посадить ее в сумасшедший дом, потому что каждую минуту на-
до ожидать, что к ней подвернется какой-нибудь бездельник, прощелыга,
спекулянт, с эспаньолкой и с усиками, с гитарой и с серенадами, вроде
Обноскина, который сманит ее, женится на ней, оберет ее дочиста и потом
бросит где-нибудь на большой дороге. Вот здесь, например, и честнейший
дом, а ведь и держат ее только потому, что спекулируют на ее денежки. От
этих шансов ее нужно избавить, спасти. Ну, а понимаете, как только она
выйдет за меня - все эти шансы исчезли. Уж я обязуюсь в том, что никакое
несчастье до нее не коснется. Во-первых, я ее тотчас же помещаю в Моск-
ве, в одно благородное, но бедное семейство - это не то, о котором я го-
ворил: это другое семейство; при ней будет постоянно находиться моя
сестра; за ней будут смотреть в оба глаза. Денег у ней останется тысяч
двести пятьдесят, а может, и триста ассигнациями: на это можно, знаете,
как прожить! Все удовольствия ей будут доставлены, все развлечения, ба-
лы, маскарады, концерты. Она может даже мечтать об амурах; только, разу-
меется, я себя на этот счет обеспечу: мечтай сколько хочешь, а на деле
ни-ни! Теперь, например, каждый может ее обидеть, а тогда никто: она же-
на моя, она Мизинчикова, а я свое имя на поруганье не отдам-с! Это одно
чего стоит? Натурально, я с нею не буду жить вместе. Она в Москве, а я
где-нибудь в Петербурге. В этом я сознаюсь, потому что с вами веду дело
начистоту. Но что ж до этого, что мы будем жить врознь? Сообразите,
приглядитесь к ее характеру: ну способна ли она быть женой и жить вместе
с мужем? Разве возможно с ней постоянство? Ведь это легкомысленнейшее
создание в свете! Ей необходима беспрерывная перемена; она способна на
другой же день забыть, что вчера вышла замуж и сделалась законной женой.
Да я сделаю ее несчастною вконец, если буду жить вместе с ней и буду
требовать от нее строгого исполнения обязанностей. Натурально, я буду к
ней приезжать раз в год или чаще, и не за деньгами - уверяю вас. Я ска-
зал, что более ста тысяч ассигнациями у ней не возьму, и не возьму! В
денежном отношении я поступаю с ней в высшей степени благородным обра-
зом. Приезжая дня на два, на три, я буду доставлять даже удовольствие, а
не скуку: я буду с ней хохотать, буду рассказывать ей анекдоты, повезу
на бал, буду с ней амурничать, дарить сувенирчики, петь романсы, подарю
собачку, расстанусь с ней романически и буду вести с ней потом любовную
переписку. Да она в восторге будет от такого романического, влюбленного
и веселого мужа! По-моему, это рационально: так бы и всем мужьям посту-
пать. Мужья тогда только и драгоценны женам, когда в отсутствии, и, сле-
дуя моей системе, я займу сердце Татьяны Ивановны сладчайшим образом на
всю ее жизнь. Чего ж ей больше желать? скажите! Да ведь это рай, а не
жизнь!
Я слушал молча и с удивлением. Я понял, что оспаривать господина Ми-
зинчикова невозможно. Он фанатически уверен был в правоте и даже в вели-
чии своего проекта и говорил о нем с восторгом изобретателя. Но остава-
лось одно щекотливейшее обстоятельство, и разъяснить его было необходи-
мо.
- Вспомнили ли вы, - сказал я, - что она уже почти невеста дяди? По-
хитив ее, вы сделаете ему большую обиду; вы увезете ее почти накануне
свадьбы и, сверх того, у него же возьмете взаймы для совершения этого
подвига!
- А вот тут-то я вас и ловлю! - с жаром вскричал Мизинчиков. - Не
беспокойтесь, я предвидел ваше возражение. Но, во-первых и главное: дядя
еще предложения не делал; следственно, я могу и не знать, что ее готовят
ему в невесты; притом же, прошу заметить, что я еще три недели назад за-
мыслил это предприятие, когда еще ничего не знал о здешних намерениях; а
потому я совершенно прав перед ним в моральном отношении, и даже, если
строго судить, не я у него, а он у меня отбивает невесту, с которой -
заметьте это - я уж имел тайное ночное свидание в беседке. Наконец, поз-
вольте: не вы ли сами были в исступлении, что дядюшку вашего заставляют
жениться на Татьяне Ивановне, а теперь вдруг заступаетесь за этот брак,
говорите о какой-то фамильной обиде, о чести! Да я, напротив, делаю ва-
шему дядюшке величайшее одолжение: спасаю его - вы должны это понять! Он
с отвращением смотрит на эту женитьбу и к тому же любит другую девицу!
Ну, какая ему жена Татьяна Ивановна? да и она с ним будет несчастна, по-
тому что, как хотите, а ведь ее нужно же будет тогда ограничить, чтоб
она не бросала розанами в молодых людей. А ведь когда я увезу ее ночью,
так уж тут никакая генеральша, никакой Фома Фомич ничего не сделают.
Возвратить такую невесту, которая бежала из-под венца, будет уж слишком
зазорно. Разве это не одолжение, не благодеяние Егору Ильичу?
Признаюсь, это последнее рассуждение на меня сильно подействовало.
- А что если он завтра сделает предложение? - сказал я, - ведь уж
тогда будет несколько поздно: она будет формальная невеста его.
- Натурально, поздно! Но тут-то и надо работать, чтоб этого не было.
Для чего ж я и прошу вашего содействия? Одному мне трудно, а вдвоем мы
уладим дело и настоим, чтоб Егор Ильич не делал предложения. Надобно по-
мешать всеми силами, пожалуй, в крайнем случае, поколотить Фому Фомича и
тем отвлечь всеобщее внимание, так что им будет не до свадьбы. Разумеет-
