сигнациями, назначалось для воспитания бедных сироток-девочек и для наг-
раждения их деньгами по выходе из учебных заведений. В год смерти вышла
замуж и девица Перепелицына, которая, по смерти генеральши, осталась у
дяди в надежде подлизаться к Татьяне Ивановне. Между тем овдовел чинов-
ник-помещик, владетель Мишина, той самой маленькой деревушки, в которой
у нас происходила сцена с Обноскиным и его маменькой за Татьяну Иванов-
ну. Чиновник этот был страшный сутяга и имел от первой жены шесть чело-
век детей. Подозревая у Перепелицыной деньги, он начал к ней подсылать с
предложениями, и та немедленно согласилась. Но Перепелицына была бедна,
как курица: у ней всего-то было триста рублей серебром, да и то подарен-
ные ей Настенькой на свадьбу. Теперь муж и жена грызутся с утра до вече-
ра. Она теребит за волосы его детей и отсчитывает им колотушки; ему же
(по крайней мере так говорят) царапает лицо и поминутно корит его под-
полковничьим своим происхождением. Мизинчиков тоже пристроился. Он бла-
горазумно бросил все свои надежды на Татьяну Ивановну и начал понемногу
учиться сельскому хозяйству. Дядя рекомендовал его одному богатому гра-
фу, помещику, у которого было три тысячи душ, в восьмидесяти верстах от
Степанчикова, и который изредка наезжал в свои поместья. Заметив в Ми-
зинчикове способности и взяв во внимание рекомендацию, граф предложил
ему место управляющего в своих поместьях, прогнав своего прежнего упра-
вителя немца, который, несмотря на прославленную немецкую честность, об-
чищал своего графа как липку. Через пять лет имения узнать нельзя было:
крестьяне разбогатели; завелись статьи по хозяйству, прежде невозможные;
доходы чуть ли не удвоились, - словом, новый управитель отличился и
прогремел на всю губернию хозяйственными своими способностями. Каково же
было изумление и горе графа, когда Мизинчиков, ровно чрез пять лет, нес-
мотря ни на какие просьбы, ни на какие надбавки, решительно отказался от
службы и вышел в отставку! Граф думал, что его сманили соседи-помещики,
или даже в другую губернию. И как же все удивились, когда вдруг, два ме-
сяца по выходе в отставку, у Ивана Ивановича Мизинчикова явилось превос-
ходнейшее имение, во сто душ, ровно в сорока верстах от графского, куп-
ленное им у какого-то промотавшегося гусара, прежнего его приятеля! Эти
сто душ он тотчас заложил, и через год у него явилось еще шестьдесят душ
в окрестностях. Теперь он сам помещик, и хозяйство у него бесподобное.
Все дивятся: где он вдруг достал денег? другие же только покачивают го-
ловами. Но Иван Иванович совершенно спокоен и чувствует себя вполне в
своем праве. Он выписал из Москвы свою сестру, ту самую, которая дала
ему свои последние три целковых на сапоги, когда он отправлялся в Сте-
панчиково, - премилую девушку, но уже не первой молодости, кроткую, об-
разованную, но чрезвычайно запуганную. Она все время скиталась где-то в
Москве, в компаньонках, у какой-то благодетельницы; теперь же благогове-
ет перед братом, хозяйничает в его доме, считает его волю законом, а се-
бя вполне счастливою. Братец не балует ее и держит несколько в черном
теле; но она этого не замечает. В Степанчикове ее ужасно как полюбили,
и, говорят, господин Бахчеев к ней неравнодушен. Он и сделал бы предло-
жение, да боится отказа. Впрочем, о господине Бахчееве мы надеемся пого-
ворить в другой раз, в другом рассказе, подробнее.
Вот, кажется, и все лица... Да! забыл: Гаврила очень постарел и со-
вершенно разучился говорить по-французски. Из Фалалея вышел очень поря-
дочный кучер, а Видоплясов давным-давно в желтом доме и, кажется, там и
умер... На днях поеду в Степанчиково и непременно справлюсь о нем у дя-
ди.
---------------------------------------------------------------------------
Впервые опубликовано: "Отечественные записки", ноябрь-декабрь 1859 г.
