лось, их в доме не было; все куда-то попрятались.
- Вот она, путешественница! еще и ручками закрывается! - вскричал
господин Бахчеев, вваливаясь за нами в комнату.
- Остановите ваш восторг, Степан Алексеич! Это наконец неприлично.
Имеет право теперь говорить один только Егор Ильич, а мы здесь совершен-
но посторонние, - резко заметил Мизинчиков.
Дядя, бросив строгий взгляд на господина Бахчеева и как будто совсем
не замечая Обноскина, бросившегося к нему с рукопожатиями, подошел к
Татьяне Ивановне, все еще закрывавшейся ручками, и самым мягким голосом,
с самым непритворным участием сказал ей:
- Татьяна Ивановна! мы все так любим и уважаем вас, что сами приехали
узнать о ваших намерениях. Угодно вам будет ехать с нами в Степанчиково?
Илюша именинник. Маменька вас ждет с нетерпением, а Сашурка с Настей уж,
верно, проплакали о вас целое утро ...
Татьяна Ивановна робко приподняла голову, посмотрела на него сквозь
пальцы и вдруг залившись слезами, бросилась к нему на шею.
- Ах, увезите, увезите меня отсюда скорее! - говорила она рыдая, -
скорее, как можно скорее!
- Расскакалась да и сбрендила! - прошипел Бахчеев, подталкивая меня
рукою.
- Значит, все кончено, - сказал дядя, сухо обращаясь к Обноскину и
почти не глядя на него. - Татьяна Ивановна, пожалуйте вашу руку. Едем!
За дверьми послышался шорох; дверь скрипнула и приотворилась еще бо-
лее.
- Однако ж, если судить с другой точки зрения, - заметил Обноскин с
беспокойством, поглядывая на приотворенную дверь, - то посудите сами,
Егор Ильич ... ваш поступок в моем доме ... и, наконец, я вам кланяюсь,
а вы даже не хотели мне и поклониться, Егор Ильич ...
- Ваш поступок в моем доме, сударь, был скверный поступок, - отвечал
дядя, строго взглянув на Обноскина, - а это и дом-то не ваш. Вы слышали:
Татьяна Ивановна не хочет оставаться здесь ни минуты. Чего же вам более?
Ни слова - слышите, ни слова больше, прошу вас! Я чрезвычайно желаю из-
бежать дальнейших объяснений, да и вам это будет выгоднее.
Но тут Обноскин до того упал духом, что наговорил самой неожиданной
дряни.
- Не презирайте меня, Егор Ильич, - начал он полушепотом, чуть не
плача от стыда и поминутно оглядываясь на дверь, вероятно из боязни,
чтоб там не услышали, - это все не я, а маменька. Я не из интереса это
сделал, Егор Ильич; я только так это сделал; я, конечно, и для интереса
это сделал, Егор Ильич... но я с благородной целью это сделал, Егор
Ильич: я бы употребил с пользою капитал-с... я бы помогал бедным. Я хо-
тел тоже способствовать движению современного просвещения и мечтал даже
учредить стипендию в университете... Вот какой оборот я хотел дать моему
богатству, Егор Ильич; а не то, чтоб что-нибудь, Егор Ильич...
Всем нам вдруг сделалось чрезвычайно совестно. Даже Мизинчиков пок-
раснел и отвернулся, а дядя так сконфузился, что уж не знал, что и ска-
зать.
- Ну, ну, полно, полно! - проговорил он наконец. - Успокойся, Павел
Семеныч. Что ж делать! Со всяким случается... Если хочешь, приезжай,
брат, обедать... а я рад, рад...
Но не так поступил господин Бахчеев.
- Стипендию учредить! - заревел он с яростью, - таковский чтоб учре-
дил! Небось сам рад сорвать со всякого встречного... Штанишек нет, а ту-
да же, в стипендию какую-то лезет! Ах ты лоскутник, лоскутник! Вот тебе
и покорил нежное сердце! А где ж она, родительница-то? али спряталась?
Не я буду, если не сидит где-нибудь там, за ширмами, али под кровать со
страха залезла...
- Степан, Степан!.. - закричал дядя.
Обноскин вспыхнул и готовился было протестовать; но прежде чем он ус-
пел раскрыть рот, дверь отворилась и сама Анфиса Петровна, раздраженная,
с сверкавшими глазами, покрасневшая от злости, влетела в комнату.
- Это что? - закричала она, - что это здесь происходит? Вы, Егор
Ильич, врываетесь в благородный дом с своей ватагой, пугаете дам, распо-
ряжаетесь!.. Да на что это похоже? Я еще не выжила из ума, слава богу,
Егор Ильич! А ты, пентюх! - продолжала она вопить, набрасываясь на сына,
- ты уж и нюни распустил перед ними! Твоей матери делают оскорбление в
ее же доме, А ты рот разинул! Какой ты порядочный молодой человек после
этого? Ты тряпка, а не молодой человек после этого!
Ни вчерашнего нежничанья, ни модничанья, ни даже лорнетки - ничего
этого не было теперь у Анфисы Петровны. Это была настоящая фурия, фурия
без маски.
Дядя, едва только увидел ее, поспешил схватить под руку Татьяну Ива-
новну и бросился было из комнаты; но Анфиса Петровна тотчас же перегоро-
дила ему дорогу.
- Вы так не выйдете, Егор Ильич! - затрещала она снова. - По какому
праву вы уводите силой Татьяну Ивановну? Вам досадно, что она избежала
ваших гнусных сетей, которыми вы опутали ее вместе с вашей маменькой и с
дураком Фомою Фомичом! Вам хотелось бы самому жениться из гнусного инте-
реса. Извините-с, здесь благороднее думают! Татьяна Ивановна, видя, что
против нее у вас замышляют, что ее губят, сама вверилась Павлуше. Она
сама просила его, так сказать, спасти ее от ваших сетей; она принуждена
была бежать от вас ночью - вот как-с! вот вы до чего ее довели! Так ли,
Татьяна Ивановна? А если так, то как смеете вы врываться целой шайкой в
благородный дворянский дом и силою увозить благородную девицу, несмотря
на ее крики и слезы? Я не позволю! не позволю! Я не сошла с ума! ..
Татьяна Ивановна останется, потому что так хочет! Пойдемте, Татьяна Ива-
новна, нечего их слушать: это враги ваши, а не друзья! Не робейте, пой-
демте! Я их тотчас же выпровожу!..
- Нет, нет! - закричала испуганная Татьяна Ивановна, - я не хочу, не
хочу! Какой он муж? Я не хочу выходить замуж за вашего сына! Какой он
мне муж?
- Не хотите? - взвизгнула Анфиса Петровна, задыхаясь от злости, - не
хотите? Приехали, да и не хотите? В таком случае как же вы смели обманы-
вать нас? В таком случае как же вы смели обещать ему, бежали с ним
ночью, сами навязывались, ввели нас в недоумение, в расходы? Мой сын,
может быть, благородную партию потерял из-за вас!.. Он, может быть, де-
сятки тысяч приданого потерял из-за вас!.. Нет-с! Вы заплатите, вы долж-
ны теперь заплатить: мы доказательства имеем: вы ночью бежали...
Но мы не дослушали этой тирады. Все разом, сгруппировавшись около дя-
ди, мы двинулись вперед, прямо на Анфису Петровну, и вышли на крыльцо.
Тотчас же подали коляску.
- Так делают одни только бесчестные люди, одни подлецы! - кричала Ан-
фиса Петровна с крыльца в совершенном исступлении. - Я бумагу подам! вы
заплатите... вы едете в бесчестный дом, Татьяна Ивановна! вы не можете
выйти замуж за Егора Ильича; он под носом у вас держит гувернантку на
содержании!..
Дядя задрожал, побледнел, закусил губу и бросился усаживать Татьяну
Ивановну. Я зашел с другой стороны коляски и ждал своей очереди са-
диться, как вдруг очутился подле меня Обноскин и схватил меня за руку.
- По крайней мере позвольте мне искать вашей дружбы! - сказал он,
крепко сжимая мою руку и с каким-то отчаянным выражением в лице.
- Как это дружбы? - сказал я, занося ногу на подножку коляски.
- Так-с! Я еще вчера отличил в вас образованнейшего человека. Не су-
дите меня... Меня собственно обольстила маменька, а я тут совсем в сто-
роне. Я более имею наклонности к литературе - уверяю вас; а это все ма-
менька...
- Верю, верю, - сказал я, - прощайте!
Мы уселись, и лошади поскакали. Крики и проклятия Анфисы Петровны еще
долго звучали нам вслед, а из всех окон дома вдруг высунулись чьи-то не-
известные лица и смотрели на нас с диким любопытством.
В коляске помещалось теперь нас пятеро; но Мизинчиков пересел на коз-
лы, уступив свое прежнее место господину Бахчееву, которому пришлось те-
перь сидеть прямо против Татьяны Ивановны. Татьяна Ивановна была очень
довольна, что мы ее увезли, но все еще плакала. Дядя, как мог, утешал
ее. Сам же он был грустен и задумчив: видно было, что бешеные слова Ан-
фисы Петровны о Настеньке тяжело и больно отозвались в его сердце. Впро-
чем, обратный путь наш кончился бы без всякой тревоги, если б только не
было с нами господина Бахчеева.
Усевшись напротив Татьяны Ивановны, он стал точно сам не свой; он не
мог смотреть равнодушно; ворочался на своем месте, краснел как рак и
страшно вращал глазами; особенно когда дядя начинал утешать Татьяну Ива-
новну, толстяк решительно выходил из себя и ворчал, как бульдог, которо-
го дразнят. Дядя с опасением на него поглядывал. Наконец Татьяна Иванов-
на, заметив необыкновенное состояние души своего визави, стала прис-
тально в него всматриваться; потом посмотрела на нас, улыбнулась и
вдруг, схватив свою омбрельку, грациозно ударила ею слегка господина
Бахчеева по плечу.
- Безумец! - проговорила она с самой очаровательной игривостью и тот-
час же закрылась веером.
Эта выходка была каплей, переполнивший сосуд.
- Что-о-о? - заревел толстяк, - что такое, мадам? Так ты уж и до меня
добираешься!
- Безумец! безумец! - повторяла Татьяна Ивановна и вдруг захохотала и
захлопала в ладоши.
- Стой! - закричал Бахчеев кучеру, - стой!
Остановились. Бахчеев отворил дверцу и поспешно начал вылезать из ко-
ляски.
- Да что с тобой, Степан Алексеич? куда ты? - вскричал изумленный дя-
дя.
- Нет, уж довольно с меня! - отвечал толстяк, дрожа от негодования, -
прокисай все на свете! Устарел я, мадам, чтоб ко мне с амурами подъез-
жать. Я, матушка, лучше уж на большой дороге помру! Прощай, мадам, ко-
ман-ву-порте-ву!
И он в самом деле пошел пешком. Коляска поехала за ним шагом.
- Степан Алексеевич! - кричал дядя, выходя наконец из терпения, - не
дурачься, полно, садись! ведь домой пора!
- И - ну вас! - проговорил Степан Алексеевич, задыхаясь от ходьбы,
потому что, по толстоте своей, совсем разучился ходить.
- Пошел во весь опор! - закричал Мизинчиков кучеру. есть я вообще на-
нимал квартиру... но это ничего, уверяю вас. Я буду знаком;
- Что ты, что ты, постой!.. - вскричал было дядя, но коляска уже пом-
чалась. Мизинчиков не ошибся: немедленно получились желаемые плоды.
- Стой! стой! - раздался позади нас отчаянный вопль, - стой, разбой-
ник! стой, душегубец ты эдакой!..
Толстяк наконец явился, усталый, полузадохшийся, с каплями пота на
лбу, развязав галстух и сняв картуз. Молча и мрачно влез он в коляску, и
в этот раз я уступил ему свое место; по крайней мере он не сидел напро-
тив Татьяны Ивановны, которая в продолжение всей этой сцены покатывалась
со смеху, била в ладоши и во весь остальной путь не могла смотреть рав-
нодушно на Степана Алексеевича. Он же, с своей стороны, до самого дома
не промолвил ни единого слова и упорно смотрел, как вертелось заднее ко-
лесо коляски.
Был уже полдень, когда мы воротились в Степанчиково. Я прямо пошел в
свой флигель, куда тотчас же явился Гаврила с чаем. Я бросился было
расспрашивать старика, но, почти вслед за ним, вошел дядя и тотчас же
выслал его.
II
НОВОСТИ
- Я, брат, к тебе на минутку, - начал он торопливо, - спешил сооб-
щить... Я уже все разузнал. Никто из них сегодня даже у обедни не был,
кроме Илюши, Саши да Настеньки. Маменька, говорят, была в судорогах. От-
тирали; насилу оттерли. Теперь положено собираться к Фоме, и меня зовут.
Не знаю только, поздравлять или нет Фому с именинами-то, - важный пункт!
И, наконец, как-то они примут весь этот пассаж? Ужас, Сережа, я уж пред-
чувствую...
- Напротив, дядюшка, - заспешил я в свою очередь, - все превосходно
устроивается. Ведь уж теперь вам никак нельзя жениться на Татьяне Ива-
новне - это одно чего стоит! Я вам еще дорогою это хотел объяснить.
