Впервые в жизни Шредер охотно собственноручно уплатил довольно солидную
сумму, лишь бы не выступать перед слушателями "не по своей вине".
Предусмотрительный все-таки у него импресарио!
Понятно, что после этого не имело смысла оставаться в Мадриде. Артур
Шредер выехал в Барселону, где ему предстояло дать несколько концертов. Но
прошло три-четыре дня, и мадридская история повторилась! По той же программе
и с теми же последствиями. Словно один и тот же режиссер руководил заранее
продуманным спектаклем. Шум в прессе, ливень обвинений, расторгнутые
контракты...
Артур Шредер сел на мель. Крепко и почти безнадежно. Оркестрантам выдан
лишь аванс в счет долга за два месяца, надо платить за гостиницу, за проезд.
Правда, три четверти ранее полученного гонорара предусмотрительно переведены
на текущий счет Артура в Вене, но об этом знает только он. Касса же оркестра
пуста. Он думал пополнить ее, дав несколько дополнительных концертов в
клубах Барселоны, но выяснилось, что не только дополнительных, но даже
предусмотренных договором концертов он дать не сможет. Правда, можно
попытаться сорвать по этим контрактам неустойку. Но для этого надо судиться!
Новые траты! Новые долги! Ведь во франкистской Испании в суд без кругленькой
взятки лучше не обращаться.
Было от чего нервничать, злиться, бегать по номеру гостиницы из угла в
угол, проклиная Мадрид, Барселону и саму Испанию...
Спасение пришло неожиданно владелец ресторана в небольшом городке
Фигерас пригласил оркестр Артура Шредера выступить у него. Правда, сеньор де
Гомес гарантировал значительно меньшую оплату, чем оркестр получал до сих
пор, но это была хоть и синица, зато в руках!
Отправив значительную часть оркестра в Вену, оставив при себе лишь
несколько лучших музыкантов, Артур Шредер вдруг спохватился.
А что если и в Фигерасе они подвергнутся бойкоту? Стоит ли унижаться до
выступления в каком-то ресторане, не обусловив заранее, что гонорар он
должен получить сполна при всех условиях.
- Сеньор Гомес, - твердо заявил Шредер во время последней встречи, - я
могу рисковать собой, но судьбой моих оркестрантов - нет! Я счел бы себя
негодяем, если бы не позаботился о гарантии для них. Такой гарантией может
быть выплата вперед хотя бы половины суммы... Вы, верно, знаете, какой шум
вокруг моего имени подняли ваши газеты, и поэтому...
У сеньора Гомеса была неприятная привычка все время жевать. По совету
врача жена ресторатора в свое время даже выписала из Нью-Йорка целый ящик
жевательной резинки. Сеньор Гомес попробовал ее, выплюнул и сердито бросил:
- Плевал я на американцев! Гадость!
На слова Шредера он ответил почти так же:
- Плевал я на газеты, не читаю! Гадость!
Отправив в рот здоровенный кусок мяса, де Гомес всецело отдался
процессу жевания, и Шредер воспользовался паузой.
- О, такая независимость мыслей! Преклоняюсь, честное слово,
преклоняюсь. По опыту знаю, для этого надо много благородства и мужества...
Если б дело было во мне... Но оркестранты! Эти несчастные, попав в чужую
страну, растерялись, как дети! Если мы обозначим в контракте, что вы
обязуетесь заплатить наперед... ну, скажем, семьсот пятьдесят долларов...
Гомес как раз проглотил свою жвачку, но с ответом не спешил. Медленно
причмокивая, он отхлебывал из стакана вино, перегоняя хмельной напиток от
щеки к щеке, словно тоже жуя. Только сделав последний глоток,он бросил:
- Пишите полторы тысячи долларов!
Все уладилось, и джаз-оркестр Артура Шредера, правда, не в полном
составе, прибыл в Фигерас. И именно здесь вчера Артур Шредер получил
компенсацию за все свои неудачи в Испании.
Прибыл импресарио. Он привез тьму-тьмущую газет: французских,
итальянских, английских, немецких... Казалось, не было страны в Европе, куда
бы не долетела весть о злосчастном гастрольном турне оркестра. Одни хвалили
Шредера, другие бранили, но и в первом, и во втором случае перед до сих пор
малоизвестным именем Шредера стояло слово "маэстро". Как-никак, а это было
что-то похожее на признание.
Но самым неожиданным было множество контрактов, заключенных его
импресарио.
Маленький, кругленький, словно бочонок, Адам Розенберг так и сиял от
удовольствия.
- И знаете, маэстро, кого мы должны благодарить? Ручаюсь - не
догадаетесь. Большевиков! Ведь это после их приглашения поднялся такой шум,
а шум в свою очередь создал нам такую популярность, о которой мы и мечтать
не смели! Теперь я ставлю условия, а не мне их ставят. Заканчивайте дела в
Фигерасе, нужно выезжать в Вену за вещами.
В тот же вечер Шредер предупредил Гомеса, что завтра даст в его
ресторане десятый и последний концерт. Бедняга хозяин от неожиданности чуть
не подавился куриной ножкой, которую в это время жевал. Еще бы! Слава
венского оркестра привлекала в его ресторан такое количество посетителей,
какого не бывало даже в самые большие праздники. Один из конкурентов заболел
от зависти, другой уже недалек от банкротства. А если дела пойдут так, как
шли до сих пор...
- Побойтесь бога, сеньор Шредер! Вы же меня без ножа режете! Может
быть, вас не устраивает оплата, - набавлю! Эх, где мое не пропадало! Могу
обеспечить вашим парням бесплатное трехразовое питание... Учтите, с вином!
Что же касается вас...
Но Шредер был неумолим. Он мог теперь быть неумолимым.
Итак, сегодня последний концерт, и - прощай, Испания! Не видать бы тебя
никогда! Его, артиста, какой-то Гомес хотел соблазнить трехразовым питанием.
Хам! Такие за чечевичную похлебку готовы продать и брата и свата! Где уж им
понять высокое искусство...
Вспомнив о непрерывно жующем Гомесе, Артур почувствовал, что голоден.
Он набрал номер ресторана, расположенного в двух нижних этажах гостиницы, и
заказал обычный утренний кофе.
- Завтракать буду, как всегда, в двенадцать, - предупредил он старшего
официанта.
Пригладив шевелюру, Артур подошел к большому зеркалу и только теперь
заметил, что до сих пор не надел даже халата. Несколько минут он любовался
своей фигурой, придирчиво разглядывал каждую черточку лица.
Что ж, для своих сорока лет он и впрямь выглядит неплохо; в волосах нет
и намека на седину, лицо чистое, без морщин, под большими черными глазами
синеватые полукруги, придающие взгляду таинственность и привлекательность. И
все это благодаря стараниям мадам Лебек. Это она вернула ему с десяток лет.
А регулярные занятия гимнастикой закалили тело. Мускулы эластичны, фигура
гибкая, и, главное, никаких признаков ожирения.
В дверь постучали.
- Войдите, - крикнул Шредер, поспешно натягивая халат.
- Доброе утро, маэстро, - прощебетала официантка, направляясь к столу.
- Сверх заказанного я захватила два апельсина. Не возражаете? Вы ведь
привыкли съедать их натощак, перед утренним кофе.
- Очень мило с твоей стороны, малютка! Я просто позабыл их заказать.
- Я слышала, вы уезжаете от нас?
- Да, сегодня последний концерт. Мы, артисты, словно пташки, никогда не
засиживаемся на одном месте.
- Жаль, что вы так мало пели в нашем саду. Верно, соскучились по семье.
- У меня нет семьи. К сожалению, а может, и к лучшему.
- И даже невесты?
- Представь себе, нет. Быть может, потому, что я еще не встретил такой
красавицы, как ты!
- О, сеньор, что же вам тогда мешает остаться?
- А ты бы этого хотела? Ты бы приласкала меня? Вот так!.. Ну, не
упрямься, слышишь! Не съем же я тебя!.. Я только хочу... только хочу...
Пощечина прозвучала одновременно с телефонным звонком, и маэстро, чуть
было не поскользнувшийся, мигом пришел в себя.
- Вы, испанки, плохо понимаете шутки, - промямлил он, потирая
покрасневшую шеку.
- Мы, испанки! Выходит, у вас уже была возможность в этом убедиться? -
Смеясь, хорошенькая официантка скрылась за дверью, а Артур Шредер сердито
сорвал телефонную трубку.
- Я вас слушаю... Да, Артур Шредер... Важное дело?.. Простите, но у
меня совершенно нет времени. И охоты, к слову сказать, тоже. - Раздраженный
только что полученным отпором и собственным глупым поведением, Артур хотел
было опустить трубку на рычаг, но из нее донеслось решительное:
- Я настаиваю на встрече!
- Но ведь я завтра уезжаю из Испании, надеюсь, навсегда. Какой же
смысл...
- Именно о вашем отъезде и будет разговор.
- О, если только об этом, то вопрос решен окончательно. Никакие
разговоры...
- Даже если это касается вашего турне?
- Особенно, если это касается нашего турне, черт побери! Хватит с меня
газетной травли!
- Через минуту я буду у вас
- Через минуту вы будете считать ступеньки! И не ногами, а собственными
ребрами!
- Уверяю вас, вы этого не сделаете!
- Вы плохо меня знаете...
- Наоборот, слишком хорошо. Вопреки вашим ожиданиям - хорошо!
Тон, каким были сказаны последние слова, резанул ухо и пробудил в душе
неясную тревогу.
- Что это, предчувствие? Глупости, просто шантаж! Кто-то из его
мадридских или барселонских "друзей", узнав, как хорошо принимают оркестр в
Фигерасе... Опять-таки очень подозрительно упоминание о турне. Ведь и в
Мадриде, и в Барселоне начиналось именно с шумихи вокруг их гастрольной
поездки... Вот поразятся все, когда узнают, как обернулось дело! Надо
позвать Адама Розенберга, пусть утрет нос посетителю.
Артур Шредер набрал номер телефона своего импресарио, жившего в этой же
гостинице, и пригласил того немедленно зайти.
- Послушайте, Адам, вы разговаривали с кем-нибудь в Фигерасе о нашем
будущем турне? - спросил он импресарио, как только тот вошел в номер.
- Да я даже отоспаться после дороги не успел!
- Тут один тип набивается на беседу со мной, намекает опять на турне...
- Может быть, мне остаться и послушать его болтовню?
- Именно об этом я и хотел вас просить. Вдвоем мы скорее избавимся от
этого наглеца.
В дверь постучали.
- Войдите! - Розенберг с профессиональной вежливостью широко распахнул
дверь.
В комнату вошел стройный молодой человек среднего роста. Ничего наглого
не было в его лице, наоборот, оно даже понравилось Шредеру, и он тотчас
успокоился. Тем более, что был твердо уверен: своего назойливого гостя он
прежде никогда не видел.
- Что ж, придется отложить дела, - сказал Артур примирительно,
пододвигая посетителю стул.
- Простите, я хотел бы поговорить с глазу на глаз, - чуть-чуть
подчеркнуто ответил тот.
- У меня мет тайн от импресарио, - заносчиво возразил Шредер, к
которому вернулся его апломб. Все дела оркестра...
- Тайны могут быть у каждого, - приветливо улыбнулся незнакомец. - У
меня, у вас, у сеньора Роэенберга... Так, кажется, ваша фамилия?
- Приятно, что моя скромная персона привлекла ваше внимание. Тем более,
что я только вчера прилетел в Испанию.
- Из Копенгагена? В восемнадцать сорок? К сожалению, самолет опоздал на
двадцать минут...
- Вы тоже летели в нем? Старею, старею. Всегда так хорошо помнил лица
попутчиков, а вот на этот раз вас не приметил. Очень жаль, господин... -
Розенберг вопросительно поглядел, ожидая, что ему представятся.
Едва уловимая улыбка тронула губы посетителя.
- Я хотел бы представиться господину Шредеру, и притом наедине. О, не
потому, что пренебрегаю вашим обществом! Наоборот! Надеюсь встретиться с
вами еще не раз, герр Розенберг... Но сегодня, точнее, сейчас... Как человек
деловой, вы должны это понять.
Совершенно успокоившись, Розенберг направился к двери и лишь на всякий
случаи, уже стоя на пороге, напомнил:
- Я буду у себя в номере.
Незваный гость и Шредер остались одни в комнате.
