- С кем имею честь?
- Фред Шульц! - посетитель поднялся со стула и, хотя был в штатском,
щелкнул каблуками, как военный.
Эта, казалось бы, незаметная деталь почему-то снова вызвала у Шредера
беспокойство.
- Простите, если во время телефонного разговора я был резок, но поймите
меня: завтра отъезд, сегодня последний концерт, а все это - хлопоты, хлопоты
и еще раз хлопоты.
- Понятно. И, если бы не важное дело, приведшее меня к вам...
- Боюсь, что смогу уделить вам очень мало времени...
- О, я надеюсь, мы быстро договоримся!.. Итак, завтра вы вылетаете в
Вену и тотчас же по получении виз - в Россию?
- Да. Могу теперь говорить об этом, не опуская глаз. Высокое искусство
победило чернь, вопившую: "Распять его... Распять!" На долю артиста такая
победа выпадает не часто, и поэтому я особенно ею дорожу. Вы, наверное,
знаете, какой шум подняли газеты вокруг моего имени. И, представьте себе,
это обернулось мне на пользу! Приглашения на гастроли посыпались на нас,
словно из рога изобилия. Мой импресарио даже не успевает заключать
контракты.
- Знаю, слышал. Это прекрасно. Просто прекрасно! Поздравляю! От всего
сердца поздравляю, уважаемый маэстро, с заслуженным успехом! И знаете, что
мне пришло в голову? Ваше пребывание в России принесет пользу не только вам,
но и нам.
- Пользу? Кому это "нам"? - удивился Шредер. Его начал раздражать
фамильярный тон непрошеного гостя.
Тот продолжал, словно ничего не замечая:
- Не будем уточнять. На это потребуется время, а у вас ведь его так
мало... Объясню только одно: я разговариваю с вами от имени организации,
которая ставит своей целью способствовать всестороннему и самому тесному
приобщению населения России к европейской культуре.
- Но ведь наши гастроли и преследуют именно эту цель. Подписав этот
первый после войны контракт с русскими, я предвидел, что наш приезд...
- Понимаю, понимаю, - прервал его Шульц. Для русских, которых уже
тошнит от классики и песенного жанра, ваши концерты будут настоящим
праздником. Все это так... Но вы побыли и уехали, а нам надо, чтобы ваши
гастроли оставили по себе глубокий след.
- Артист всегда оставляет след в сердцах людей, которым выпало счастье
хотя бы единожды приобщиться к его искусству. Надеюсь, мой оркестр, оркестр
первого класса, вполне справится с этой скромной задачей.
Не скрывая раздражения. Шредер поднялся, давая понять, что разговор
окончен.
Шульц заметил этот маневр, но не шевельнулся.
- Это все сентенции из плохоньких рецензий, герр Шредер. Неужели вы
думаете, что они нас устраивают?
Артур Шредер вскипел:
- Какое мне дело до того, устраивает это вас или нет! Я дирижер,
слышите, дирижер! И мое дело руководить оркестром, а не плясать под дудку
какой-то сомнительной организации, о которой я не знаю и знать не желаю! В
конце концов никто вас сюда не звал, вы просто ворвались ко мне в номер,
хотя я и предупредил вас, что у меня нет времени! Я попросил бы оставить
меня в покое, иначе...
Шредер вскочил с места. Он был готов броситься на посетителя и
вышвырнуть его из номера.
Поудобнее устроившись в кресле, Шульц прикурил сигарету и глубоко, с
наслаждением затянулся.
- Вы слышали, что я вам сказал? - подступая к нему, Шредер уже почти
визжал.
И вдруг у него сперло дыхание.
- Григоре Кокулеску, сядьте! - властно прозвучало из кресла.
Пистолетный выстрел произвел бы на Артура Шредера меньшее впечатление,
чем этот окрик. Бледнея и чувствуя, как подкашиваются ноги, он медленно
опустился на диван.
В комнате воцарилось молчание. Настороженное и тревожное, оно было
красноречивее всяких слов. Каждое его мгновение Артур ощущал как нечто
неумолимо непоправимое. Наконец, до его сознания дошло он допустил ошибку,
молчанием подтвердив обвинение.
- Что за чепуха! Какой Григоре Кокулеску?
Шульц поднялся, вплотную подошел к Шредеру.
- Мне некогда нянчиться с вами! Бывший сотрудник румынской сигуранцы,
военный преступник, заочно приговоренный к расстрелу, - это вы.
- Я музыкант Артур Шредер... С этим вашим Григоре Кокулеску у меня нет
ничего общего... Это новая клевета, инсинуация, чтобы помешать гастролям.
Если у вас есть какие-то счеты с этим Кокулеску, так вы должны помнить и его
внешность .. Присмотритесь ко мне...
Шредер бормотал все это скороговоркой, стараясь словами заглушить
страх.
- Что касается внешнего сходства, вы правы. Бывший Григоре
действительно мало напоминает теперешнего Артура Шредера.
- Вот видите! - обрадовался дирижер, не уловив насмешки в голосе
Шульда.
- Конечно, вижу, и даже в восторге. Мадам Лебек сделала вам
великолепную пластическую операцию. Полторы тысячи долларов вы уплатили ей
не зря.
- Это какое-то недоразумение, фатальное недоразумение.
- А если я напомню вам адрес ее института? Париж, улица Сен-Доминик...
Шредер не то застонал, не то всхлипнул.
- Хватит... теперь все равно... Но откуда... откуда вы могли узнать?
- Я вижу, в вашем лице сигуранца потеряла не очень предусмотрительного
сотрудника. Неужели вам никогда не приходило в голову, что такой институт не
может остаться вне поля зрения французской полиции? Мадам Лебек не только
отличный специалист своего дела, но и расчетливая хозяйка, за небольшие
льготы, предоставляемые ей при взимании налогов, по требованию полиции,
инспектор закрывал глаза на часть ее прибылей, - мадам тоже платила
небольшими услугами. Тем более, что ее дополнительные обязанности были не
столь уж обременительными и сложными: незаметно для клиента сделать два
снимка - до и после операции и передать их затем в картотеку префектуры.
- Боже мой! Какой же я остолоп! Как я не догадался! - простонал Шредер
и вдруг перешел в наступление: - Ну и что? Не забывайте, что мы сейчас в
Испании, у которой с Румынией нет никаких отношений.
- Между полициями есть - это во-первых. А вовторых: как только прошлое
Григоре Кокулеску станет известно не только мне, ваша карьера дирижера
закончится. На ваш текущий счет в венском банке будет наложен арест, все
контракты, это совершенно ясно, будут объявлены недействительными... Вас
устраивает такая перспектива?
- Чем же я могу исправить положение? Насколько я понимаю, у вас есть
планы относительно меня
- Вот это деловой вопрос!
Шульц снова сел и придвинул свое кресло так, что колени собеседников
соприкасались.
- Вы не ошиблись, исправить положение можно. И совсем недорогой ценой.
Просто дружеская услуга, которую вы нам окажете: направляясь в Москву,
захватите несколько сот пластинок с записью собственного репертуара, других
модных песенок и... чистого текста.
- Вы сошли с ума! Наш багаж проверяют в таможне! Что, если...
- Вы немного растерялись и потому утратили здравый смысл! Разве может
показаться странным, что оркестр везет с собой пластинки со своим
репертуаром? О соответствующих ярлыках обещаю позаботиться!
- И я должен распространять эти пластинки... там? - прошептал Шредер
так тихо, словно уже сейчас боялся, что его подслушают, и делая ударение на
слове "там".
- Упаси боже! Вы персона грата, к вам будут прикованы тысячи глаз...
Ваше дело провезти багаж, а распространять будет другой человек, который
поедет вместе с вами.
- Советскому посольству в Австрии уже переданы списки всех оркестрантов
и документы, необходимые для получения виз, так что...
- Не страшно. Перед самым отъездом вы женитесь!.. Вам лично не откажут
еще в одной визе. Что поделаешь - свадебное путешествие.
- Я? Женюсь? Вы шутите? - У Шредера даже глаза полезли на лоб от
удивления и возмущения.
- Я считаю это наилучшим выходом! Самым безопасным! Советское
правительство, безусловно, разрешит такому человеку, как вы, прибыть на
гастроли вместе с молодой женой. А она знает, что делать... Брак, конечно,
придется оформить по закону. И как можно торжественнее. Ну, а как только
закончатся гастроли, разведетесь. В наше время этим никого не удивишь.
Одобряете такой план?
- А кто же эта... моя будущая жена?
- Не волнуйтесь, мы учли ваш артистический вкус: очень эффектная
молодая особа. Для вас даже слишком молодая - ей около двадцати.
- И я должен содержать ее в дороге, во время гастролей, покупать
туалеты?
- А вы не из щедрых! Согласитесь, что мы могли поставить вопрос именно
так.
- Я понимаю. Я только хотел...
- Спешу вас успокоить. Деньги мы ей дадим!
Шредер, который только что чуть не умирал от страха, снова обрел
уверенность.
- Обращаю ваше внимание, что мое имя как артиста тоже чего-то стоит!
- Я думал, вы им не спекулируете!
- О, герр Шульц, как вы могли такое подумать?! Но кое-какие затраты,
связанные с риском...
- На затраты, связанные с риском, - улыбнулся Шульц, мы вам можем
выдать самое большее пятьсот долларов.
- Вы думаете - этого достаточно?
- Вы наглец, Григоре Кокулеску!
- Я артист и не разбираюсь в делах!
- Вы бывший сотрудник сигуранцы и отлично знаете, чем пахнут деньги!
- Не возражаю, не возражаю против пятисот.
- Так бы сразу... Кажется, договорились обо всем?
- А задаток?
- Вы больше чем наглец, Григоре Кокулеску!
- Вы в курсе всех моих дел и знаете, в каком я сейчас положении.
Поверьте, только это...
- Хорошо! Пишите расписку на двести! Остальные триста вам передаст из
рук в руки, и снова под расписку, Нонна уже в Москве.
- Какая еще Нонна?
- Странно! Вы до сих пор не поинтересовались именем вашей будущей жены.
Вы так равнодушны к женскому полу?
- Я должен сначала увидеть свою невесту, а тогда уж решить, стоит ею
интересоваться или нет. Когда вы меня осчастливите?
- Очень скоро. Почти тотчас после моего ухода. Сегодня же пригласите ее
в ресторан. И вообще всячески афишируйте ваше ухаживание. Понятно?
- Придется.
Едва кивнул головой, Фред Шульц вышел.
Артур Шредер аккуратно пересчитал полученный аванс и спрятал его в ящик
стола. С минуту он сидел молча, словно собираясь с мыслями, потом вскочил со
стула и подбежал к трюмо. Теперь он наклонился к нему так близко, что чуть
ли не касался носом стекла.
- Ничего, ничего похожего, если бы не эта проклятая шарлатанка Лебек! -
воскликнул он в отчаянии и тотчас прикрыл рот рукой.
В дверь кто-то тихонько, но настойчиво стучал.
Артур Шредер быстро пересек комнату, открыл дверь. Подсознательно он
ожидал еще какой-либо неприятности. Но на сей раз судьба была к нему более
благосклонна: на пороге стояла смуглая хорошенькая девушка.
- С кем имею честь?
- Нонна Покко! В будущем Нонна Шредер. Вам не кажется, что обрученным
давно пора познакомиться?
Еще не опомнившись от всего пережитого. Шредер молча отошел в сторону.
Легко ступая и весело улыбаясь, Нонна вошла в комнату.
В это время в машине, только что отъехавшей от гостиницы, между двумя
ее пассажирами шел разговор:
- Он сразу согласился?
- Шредер трус и скупердяй, герр Нунке. Согласился и взял деньги. Вот
расписка в получении задатка.
- Вы молодчина, Фред!
- Я тоже очень доволен. Это поможет осуществить весь мой план.
- Дай бог! - искренне ответил Нунке. О, он бы не молил о выполнении
плана Гончаренко-Шульца, если бы знал, в чем он заключается.
ОСТРОВОК СРЕДИ ТРЯСИНЫ
Направляясь к вилле Агнессы Менендос, Григорий Гончаренко всякий раз
спрашивал себя, не предает ли он память Моники. Женщины эти были такие