на ответственность этой операции, Шлитсен сам готовил ребят, сам снаряжал их
в путь. Хотел, знаете, блеснуть, показать высший класс! Вы-де, мол, господин
Воронов, олух царя небесного, а вот я... Поглядите, каких орлов отобрал, как
их вымуштровал, как хитро составил план засылки... Особенно надежной
Шлитсен, да и Нунке, к слову сказать, считали группу, засланную в Росток под
видом освобожденных из русского плена... Документы им дали - пальчики
оближешь...
- Да, да, теперь отлично вспомнил... Вы мне тогда подробно
рассказывали, - нетерпеливо перебил Фред, которому не терпелось поскорее
узнать, что произошло.
- Ко всеобщему нашему удивлению в назначенный час связь с группами не
смогли наладить.
- Тоже припоминаю...
- И вдруг недели три тому назад связь была восстановлена. И какая:
регулярная, секунда в секунду.
- Вот это для меня новость!
- Шлитсен ходил гоголем! Думбрайту - подробная шифровка. Не знаю, что
тот ответил, только Шлитсен еще больше задрал нос. А "орлам" - все новые и
новые задания...
- А что оттуда?
- Шифрованные ответы о том, что все выполнено. Просьба прислать еще
людей, поскольку объем работы увеличивается... Это немного обеспокоило
Нунке. Тайком от Шлитсена от перебросил в восточную зону "Черного". Знаете?
Ну, "Шварца".
- Первый раз слышу.
- Ловкий черт! Побывал во всех трех пунктах... Вчера вернулся.
- И что?
Воронов снова расхохотался.
- Провал! Все провалились, все до одного! Сидят, милашки, как чижики! -
Воронов положил два пальца одной руки на два пальца другой - вышло подобие
решетки, - и приставил к глазу. - Более того, явочные квартиры,
подготовленные еще покойным гестапо, тоже провалились: все как одна
раскрыты. .
- Но связь? Она ведь была регулярной!
- Была. И регулярная. Только ее поддерживала... советская
контрразведка.
Теперь сдерживался от смеха Фред Шульц, хотя именно он имел полное
право и смеяться и радоваться...
- Представляю себе, - комментировал Воронов, - вся агентура сидит в
тюрьме, а высокочтимый герр Шлитсен дает заданием за задание советской
контрразведке! Помощь посылает! Чуть ли не пятую часть немецкого отдела
школы переправил. Как вам это нравится?
Фред нахмурился.
- Не разделяю вашей радости, генерал, и, признаться, совсем вас не
понимаю. Шлитсен, конечно, не тот человек, которому можно сочувствовать, я и
сам его недолюбливаю, но ведь речь идет не о нашем с вами отношении к нему,
а о дорогом для нас обоих деле. Ведь это не Шлитсен пострадал, а дело! Как
же вы можете...
- Прямолинейность мышления, Фред! Свойственная вам, немцам! А
психология человека - вещь сложная. Человеческий мозг со всеми его
извилинами это ведь настоящий лабиринт! С перекрестками, тупиками,
неожиданными поворотами направо, налево, назад... Взять хотя бы меня.
Ненавижу большевиков? Ненавижу! Лютый враг для меня новая Россия?
Непримиримый! Казалось бы, яснее ясного. Вреди, разрушай, взрывай, бей по
самым уязвимым местам! Я это и делаю. А мысль, что руководила моими
действиями, - скок, и куда-то в сторону! "Наши бесятся, услышав о том-то и
том-то, а русские знай себе строят, знай наращивают мощь!" - злорадно шепчет
какой-то голос. И при этом, заметьте, ненависть к моим бывшим
соотечественникам не уменьшается, а увеличивается. Знаю, что занесу руку для
нового удара, мечтаю, чтобы удар был смертелен! Вот и разберитесь в этой
раздвоенности чувств. Мне как-то довелось видеть одного убийцу, который
замучил собственную мать, а потом заливался слезами над ее трупом. Может,
думаете, фальшивил? В том-то и дело, что совершенно искренне рыдал.
- Это уже, господин Воронов, какая-то патология.
- А где граница между патологией и нормальным состоянием? В наш век...
В коридоре послышались шаги, и Фред быстро включил телефон.
- Очень обидно, что так получилось, - сказал Шульц, и нотки глубокого
огорчения прозвучали в его голосе.
- Такой удар по школе! - вздохнул Воронов.
Дверь без стука открылась, и в комнату вошел Шлитсен. Куда только
делись его высокомерие и надменность. Он напоминал сейчас просителя,
которому стыдно поднять глаза на своих благодетелей...
- Вы не знаете, Фред, куда именно и надолго ли уехал Нунке? - спросил
заместитель начальника школы, напрасно стараясь скрыть волнение. - Вечером я
отлучался и поэтому...
- В Фигерас. Я вчера дежурил, и он сказал, что едет в Фигерас... Когда
его ждать, не решился спросить он был то ли взволнован, то ли сердит...
- Так и есть, верно, все узнал! - вырвалось у Шлитсена, но он тотчас
взял себя в руки. - Вас, кажется, зачем-то разыскивал дежурный, - обратился
он к Воронову.
И Фред, и генерал поняли: это лишь повод, чтобы остаться с Шульцем с
глазу на глаз.
- Неприятность? - осторожно спросил Фред, когда Воронов вышел.
Шлитсен опустился на стул, подпер голову руками и уставился в какую-то
точку на полу
- Большая! - наконец, выдавил он из себя. - Такой не бывало на
протяжении всей моей карьеры... И если б действительно допустил ошибку или
там небрежность! Перебираю в памяти мельчайшие подробности, малейшие детали
и не могу найти ничего такого..
- Простите, герр Шлитсен, но я ведь не знаю, в чем дело!
- Да, да... я ничего не рассказал... Нарочно отослал Воронова, чтобы
остаться наедине, и словно лишился дара речи... Прямо язык не
поворачивается...
- Вы меня встревожили. Но если вам неприятно говорить об этом...
Прерывая свой рассказ нареканиями на неожиданное стечение
обстоятельств, Шлитсен сообщил, что именно произошло. Фред слушал молча,
время от времени сочувственно покачивая головой.
- И главное - не допускаю, чтобы кто-то выдал наши планы, - горячо
убеждал Шлитсен. - Всю операцию мы планировали вдвоем с Нунке. Только
впоследствии привлекли Воронова: работая еще в царской разведке, он хорошо
изучил балтийское побережье. Воронов пьянчужка, болтун, но даже в состоянии
полного опьянения о таких вещах не обмолвится ни словечком. Опыт,
приобретенный в течение десятилетий, выполняет в таких случах роль
механического регулятора... Мы проверяли с Нунке... Итак, Воронов вне
подозрений...
- А вы не допускаете мысли, что среди засланной вами группы был
двойник, в свое время завербованный советской контрразведкой?
- Нет! - твердо возразил Шлитсен. - Все эти ребята проверенные, я знаю
их не первый день, еще со времен оккупации Украины.
- Понятия не имел, что вы были на Восточном фронте, - удивился Фред
- Весь сорок второй год . Нет, даже несколько последних месяцев сорок
первого... Начальник зондеркоманды... - на губах Шлитсена промелькнула
улыбка, по лицу словно пробежал отблеск далеких воспоминаний. - О, то было
время незабываемое и неповторимое!.. Киев, потом Житомир, снова Киев...
Тогда мы верили, что это бесповоротно и навсегда...
- Что же, многие немецкие солдаты навсегда остались среди русских
просторов... Навеки! А впрочем, им можно позавидовать! Они легли в землю,
когда слава рейха была в зените, так никогда и не узнав о позорном
поражении, о брошенных под ноги русским знаменах, о Нюрнбергском процессе...
Шлитсен быстро опустил веки, но Фред успел заметить, что в его мутных
бледно-серых глазах промелькнул страх.
- Герр Шлитсен, вы не обидитесь, если я... Фред замолчал, словно
колеблясь.
- Вы немец, и я немец! Мы можем разговаривать откровенно, - буркнул
Шлитсен.
- Именно поэтому я и позволю себе... Не сочтите это за дерзость, ведь
вы старше меня по возрасту, по чину, и что-то советовать вам...
- Повторяю, можете говорить откровенно.
- Видите ли, я исхожу из правила: береженого бог бережет. Мы здесь,
конечно, все свои, но ведь могут же как-то измениться обстоятельства,
ситуация... всегда надо предвидеть самое худшее...
- Хорошо, хорошо, все это понятно... - всполошился Шлитсен.
- Вы только что рассказали мне о своем пребывании на оккупированной
территории Украины, в частности в Киеве... Сказали, что занимали должность
начальника эондер-команды... Я бы не советовал вам широко это разглашать. В
шумихе, поднятой мировой прессой вокруг Нюрнбергского процесса, вокруг так
называемых военных преступников, всякий раз упоминается и Бабий Яр. Если
сопоставить ваше пребывание в Киеве, время должность начальника
зондер-команды... Вы понимаете, какой напрашивается вывод?
Шлитсен поднял глаза на Шулъца. Во взгляде его теперь застыл не страх,
а нескрываемый ужас.
- Вы думаете... вы думаете... - заикаясь, бормотал он.
- Да, в ходе процесса могут вспомнить и ваше имя, - неумолимо продолжал
Шульц. - Зачем же вам самому излишней болтливостью нарываться на
неприятности... Простите, что я говорю так резко, но...
- Глупости! До Испании их руки не дотянутся! почти истерически закричал
Шлитсен. - Даже если бы встал вопрос обо мне...
- Конечно! А впрочем...
- Что "впрочем"?
- Именно вчера я просматривал итальянские газеты. Они сообщают...
Кстати сказать, вот одна из них! Послушайте! - Фред медленно и раздельно
прочитал:
"Как сообщает наш корреспондент из Мадрида, большая часть бывших
нацистов, боясь ответственности за совершенные во время войны престуления,
поспешила уехать из Испании в страны Латинской Америки..."
- Не пойму! Ведь Франко...
- Бедняга Франко чувствует себя не очень уверенно. Ведь он не просто
сочувствовал Гитлеру и Муссолини, а поставлял им сырье для военной
промышленности, его "Голубая дивизия" воевала на Восточном фронте... Ясно,
он теперь выслуживается перед победителями...
- И вы думаете?.. - хрипло спросил Шлитсен, не заканчивая фразы.
- Франко понимает: ему сейчас не надо дразнить победителей. Он, не
задумываясь, может пожертвовать десятком, двумя так называемых военных
преступников, чтобы задобрить союзников и хоть немного реабилитировать
себя...
Зазвонил телефон, Фред неторопливо взял трубку.
- Слушаю... Привет! С возвращением!.. Да, у меня. Хорошо!
Шлитсен, подняв брови, всем корпусом подался "перед, прислушиваясь к
разговору.
- Вернулся Нунке, - пояснил Фред, кладя трубку - Немедленно вызывает
вас к себе.
Опираясь двумя руками о стол, Шлитсен медленно поднялся. Нижняя губа
его отвисла и слегка дрожала, на не бритых сегодня и не разглаженных
электромассажем щеках резко обозначились морщины.
- Придется идти, - устало и хрипло произнес он и, с трудом переставляя
ноги, поплелся к двери.
Глядя на ссутулившуюся спину, бессильно повисшие вдоль тела руки, на
полулысый затылок, Григорий на миг представил себе другого Шлитсена: наглого
и надменного завоевателя, безжалостного палача, который, презрительно
усмехаясь, небрежно поднимает два пальца, давая знак, что можно начинать
страшную расправу над тысячами беззащитных людей. Отец подробно рассказывал,
что проделывали такие вот шлитсены в оккупированном Киеве! О, тогда герр
Шлитсен не думал о возмездии! Он упивался безграничной властью над ранеными
красноармейцами, стариками, женщинами, детьми... Гордился своим
"превосходством", бравировал равнодушием к слезам, стонам, крови... Надеялся
на безнаказанность! Но стоило лишь намекнуть на возможность ответственности,
куда девались и самонадеянность и чванливость! Чуть не помер от страха! Вот
тебе и "супермен"!
Из задумчивости Григория вывел телефонный звонок. Опять звонил Нунке.
