- "Мне кажется, тебя не оставят при школе. А раз ты поедешь в Киев, нет
необходимости использовать передатчик. Проинформируешь из первых рук".
- "Открыл Америку!"
- "А если тебя все же оставят при школе?"
- "Информацию о засылке большой группы диверсантов я передам, даже если
мне придется одной рукой отстреливаться, а другой выстукивать текст".
- "В таком случае у тебя будут еще и две мои руки".
- "Не бывать этому, Гриша! Иметь своего человека в таком логове и
потерять возможность следить за шайкой..."
"Ну нет! Сложим наши головы, но предупредим о двадцати четырех
диверсантах. Это тебе не коробочка с ваксой! Кстати, почему ты меня не
предупредил, что выходишь в эфир?"
- "Обстановка была слишком удобна, а ваша милость в это время была у
цыганочки. Ты знаешь, Гриша, отныне я стану именовать тебя "цыганским
бароном". Добро?"
- "Ко всем чертям!"
На этом переписка оборвалась. Зазвонил телефон.
- Вам письмо, - сказал Нунке, протягивая маленький с рисунком конверт.
"Бежала!" - промелькнула в голове мысль. По лицу невольно расплылась
счастливая улыбка. Но Фред тотчас овладел собой. По мере чтения письма лицо
его мрачнело...
- Дело не в том, что она уехала неожиданно.
Фред молчал. Мобилизовав все свои актерские данные, он разыгрывал
оскорбленного влюбленного, хотя ему до боли в ладонях хотелось дать
Думбрайту пощечину. Тот, даже не спросив разрешения, взял письмо Агнессы и
внимательно прочитал.
- Вы знали, что она уезжает в Рим?
- Я знал, что это ей разрешили, но уехать она должна была через неделю.
- А уехала сегодня ночью! Мадридский филиал только что известил, что
все деньги она перевела в римский частный банк, - в сердцах сообщил
Думбрайт, швырнув письмо на стол.
Как и полагалось влюбленному, хотя и обиженному, Фред спрятал листок в
карман.
- Что вы думаете об этой выходке с банком?
- Узнаю, как бы это сказать, почерк падре Антонио.
- Вот что, Фред! У нас нет времени на обсуждение. Мы потеряли
кругленькую сумму, которой хватило бы не на один год существования школы. Мы
можем потерять и вывеску, такую нужную и удобную. Вы - невесту и приданое.
Напоминаю - солидное, так тысяч около ста долларов, если считать и
наследство Менендоса. - Назвав сумму, босс внимательно поглядел на Шульца.
На лице того отразились и радость и тревога. Фред отлично знал, что от
наследства Менендоса остались лишь рожки да ножки, и в душе потешался над
неуклюжими уловками босса.
- И все это можете вернуть только вы!
- Как?
- Немедленно, не позднее завтрашнего дня, вылететь в Рим, разыскать
Агнессу и вернуться с ней сюда!
- Согласен, Фред? - улыбаясь, спросил Нунке.
- Согласен! - радость в голосе Шульца на сей раз была неподдельной.
- Вместе с вами полетит Вайс. Его задание - в случае необходимости
ликвидировать падре Антонио.
"И наблюдать за мной", - мысленно прибавил Фред.
- Собирайтесь: позаботьтесь о гардеробе, возьмите побольше денег.
Распоряжения на этот счет даны. Самое лучшее, если ваше обратное путешествие
с Агнессой станет свадебным, - Думбрайт говорил о браке Фреда с Агнессой,
как о деле окончательно решенном.
Шульц повернулся, собираясь идти, но вдруг вспомнил:
- А задания, которые я должен был выполнить? Передать Домантовичу?
- Домантович повредил ногу, прыгая вчера с парашютом. Он пролежит
долго, - сказал Нунке.
- О каких заданиях идет речь? - поинтересовался Думбрайт.
- Проверить знание фамилий местных руководителей и обстановки у пяти
слушателей группы "А", пояснил Шульц.
- Это Домантович может сделать и лежа в постели. Скажите ему, кого
именно он должен проэкзаменовать, и пусть сообщит собственное мнение о
каждом, - решил босс.
- До свидания!
- Счастливого пути! Помните: в вашем распоряжении три дня. Информируйте
Вайса каждое утро, а он обеспечит связь с нами. У вас и без того будет
достаточно хлопот.
Прямо из кабинета Нунке Фред поспешил к Домантовичу.
Тот лежал в кровати, взгромоздив правую ногу на большую подушку.
- Понимаете, Шульц, маленький камешек - и вот...
- Надо больше тренироваться, опираться на носки...
- Вы пришли в качестве инструктора парашютного спорта?
- Я пришел не как инструктор, а по делу...
Григорий заговорил о тех пятерых, которых должен проэкзаменовать
Домантович. А в это же время шла живейшая переписка:
- "Вылетаю в Рим, вернуть Агнессу, которая убежала. Информацию оттуда
передам".
- "Счастливый! Дураком будешь, если вернешься сюда. Так и передай от
меня полковнику Титову".
- "Это решит он".
- "Категорически требую передать ему, что я справлюсь один".
- "Прощай, Мишка! Помни адрес старого цыгана".
- "Еще бы!"
- "Береги себя, дружище! За это время ты стал мне роднее брата".
На последнюю фразу Домантович не ответил. Он притянул Григория эа руку
к себе и крепко поцеловал.
Григорий рывком поднялся, хотел уйти, но, что-то вспомнив, вытащил
новый листок бумаги и написал:
- "Что передать твоим?"
- "Адрес у Титова. Если удастся, поезжай к маме, она в Минске.
Расскажи, что можно..."
Первый листочек прожевал Григорий.
Второй - Михаил.
Очевидно, глотать бумагу было неприятно и трудно. У обоих на глаза
навернулись слезы.
НАД МОРЕМ
Как только самолет оторвался от земли, Григорий в изнеможении
прислонился к спинке кресла и закрыл глаза. Тяжелая усталость словно вдавила
его в сиденье. Так наваливаются на пилота перегрузки при смене траектории
полета на больших скоростях. Эта аналогия промелькнула и исчезла, ибо
усталость уже сковала мозг.
Не думать! Ни о чем не думать! Сейчас можно не думать!
Григорий так и не понял, был это сон или короткое забытье, исцеляющее
не продолжительностью времени, а самой своей глубиной. Но вернулся он в
действительность, словно омытый в семи купелях.
Самолет набирал высоту. Ослепительно белые облака проплывали над
крылом. По временам они утончались, становились совсем прозрачными, потом
вновь громоздились, создавая фантастически-сказочные пейзажи, словно
возникавшие из хаоса первозданности.
Из этого эфемерного, изменчивого мира, с заоблачных высот на грешную
землю Григория вернуло отвратительное хрипение, послышавшееся сзади.
Григорий повернул голову и увидел Вайса. Позеленевший, с выпученными,
покрасневшими, словно у кролика, глазами, он блевал...
Гончаренко передернуло от отвращения. Эта гадкая фигура словно
олицетворяла теперь всю мерзость мира, из которого он только что вырвался.
Мерзость! Да, да, мерзость - все думбрайты, нунке, вороновы, вайсы,
стремящиеся опоганить землю.
Он и Домантович сделали всего лишь небольшую часть того, что надо
сделать, чтобы очистить мир от нечистот, извергаемых глотками этих подонков
человечества. Бр-р, как это гадко и трудно. А впрочем...
Что ж, на долю санитаров всегда выпадает немало грязной работы! Но цель
ее благородна: оздоровить окружающий мир. Смыть с земли всю грязь и нечисть.
Выскрести ее так, чтобы не осталось уголка, где могла бы плодиться всякая
погань.
Миша, дорогой! Как трудно тебе, и как ты сейчас завидуешь мне! Если б
не этот глупый несчастный случай с вывихом, ты бы мог уже быть дома...
Подумать только: от какого-то маленького камешка, случайно попавшего
под ногу, зависит успех или провал задуманного, а возможно, и судьба
человека!
А вот мне под ноги попался этот проклятый Вайс Что же меня спасло? Тоже
случай? История с Середой, который сжег таверну и этим навел Думбрайта и
Нунке на ложный след? Бегство Агнессы? Как хорошо, что я увижусь с ней и
сведу ее с надежными людьми.
На всякий случай они послали со мной Вайса... О, в Риме, в Италии, я
найду возможность от него избавиться!
Курт, Матини, гарибальдийцы - настоящие друзья, целая армия людей
доброй воли! Я знаю, вы мне поможете во всем, ибо хозяева земли вы, а не
вайсы...
Нет, не случай спасает нас, ведет к победе! Всем сердцем я ощущаю
закономерность победы добра над злом.
Достигаешь этого в муках, но, политый потом, слезами и кровью, путь
этот ведет к победе. Он тянется все вверх и вверх, и им идут миллионы... А с
высоты, с вершины горизонты перед людьми, двинувшимися в поход за правду,
все расширяются и расширяются...
И словно в подтверждение этого самолет прорвался сквозь тучи. Яркая,
пронизанная солнцем голубизна неба и моря слились в единый безбрежный
простор.
А впереди замелькали очертания земли.
Всегда прекрасной земли, на которой родился и утвердился человек.
