Приговаривая, Адела отсыпала из каждого мешочка на кусок полотна по
нескольку щепоток цвету, листьев или корешков, потом завязала все в узелок и
протянула Агнессе.
- На, Мария, и внимательно слушай, что я скажу тебе. Заваришь эти травы
в семи кружках воды. И семь раз по кружке подливай в купель. А потом всю
воду собери, только так, чтобы ни капельки не пролилось, и ровно в полночь
отнеси эту воду на самую высокую скалу, где гуляют ветры. Семь раз поклонись
ветрам и семь раз скажи: недуг насланный, наговоренный, навороженный, недуг
ветряной, водяной, земляной, огневой, я тебя запрещу, на семь ветров
распущу, пади ты с глаз, с плеч, с сердца, с живота, с рук, с ног, с кости
да с крови, с семидесяти суставов. Я тебя заколдую, на семь ветров развею.
Тут тебе не живать, крови не пивать, вживе не бывать! Зашлю я тебя на моря
глубокие, горы высокие, в пропасти бездонные, в чащобы исхоженные, где люди
не бродят, колокола не звонят. Там тебе напиться, там накупаться, там
нагуляться, с братцами навидаться.
Агнессе стало жутко от горящего взгляда старухи и от торжественного
тона, которым она произносила слова заклинания. На мгновение женщиной
овладел мистический ужас перед непостижимыми силами, которые правят судьбами
людей. Но перед глазами промелькнули картины детства, все эти Марианны и
Луисы, которых старая цыганка учила гадать, обманывать легковерных. Кое-кто
из цыганок действительно умел лечить травами, но уменье их не простиралось
дальше лечения ран или обычной простуды.
"Бедная Адела, ты даже свои глаза не можешь вылечить!" - подумала
Агнесса, но, чтобы не обидеть старуху, трижды повторила за ней слова
заговора и заботливо спрятала на груди узелок с зельем.
- Спасибо, Адела, что ты меня не забыла, возьми вот это! - Агнесса
сняла с плеч белый шарф, который на всякий случай захватила в дорогу. - Он
теплый и пригодится тебе в непогоду.
Огрубевшими, шершавыми пальцами старая цыганка осторожно погладила
пушистую шерсть, потом прижала шарф к щеке.
- Мягкий, как горсточка пуха, как дыханье ребенка. Ай-ай! Кто же
поверит, что старая цыганка его не украла!
- Ничего, зимой закутаешь себе грудь и спину. Под кофтой никто не
увидит.
Старуха долго еще бы причмокивала языком, рассматривая подарок, но
Агнесса напомнила ей:
- Пойдем, нам пора собираться в дорогу. Да и Петро, верно,сердится.
К большому удивлению обеих женщин, атаман лишь миролюбиво кивнул,
указывая, куда поставить принесенное. По всему было видно, что они с Фредом
поладили и выкурили не одну трубку. Деньги, оставленные Агнессой на полу,
тоже исчезли.
- Угощайтесь, сеньор, и ты, Мария, - со спокойным достоинством сказал
хозяин и, разломив лепешку, протянул гостям, а сам принялся нарезать сыр и
мясо.
Ни Фреду, ни Агнессе есть не хотелось, но они понимали, что их отказ
обидит атамана, и сделали вид, что в самом деле проголодались. Но аппетит
пришел во время еды. Вскоре гостям все нравилось. Агнесса не могла
нахвалиться сыром, душистым и мягким, как масло. Фред с удовольствием
обгладывал рыбьи косточки, отложив в сторону спинку - два аппетитных длинных
ломтика, снятых с хребта. Рыба очень напоминала тарань, которую так любил
отец, и эти воспоминания заставили Григория улыбнуться. Петро, угощая
гостей, сам ел мало - ему хотелось затянуть этот импровизированный обед до
тех пор, пока не соберется табор, чтобы молодежь увидела гостей старого
атамана, чтобы на них поглядела и себя показала. Подсознательно он связывал
сегодняшнее появление Марии с теми далекими днями, когда каждый приезд
гостей сопровождался буйной гульбой всего табора - большого, богатого,
дружного.
- Вот увидишь, сеньор, какие у нас певцы и танцоры! - старый цыган
уговаривал Фреда задержаться у них, сам уверовав в то, что сегодняшний вечер
может стать переломным, что искра веселья способна зажечь былым огнем души
усталых и изверившихся цыган.
- Был бы я таким свободным человеком, как ты, атаман, с удовольствием
остался бы. Но к сожалению... - Фред посмотрел на часы, - мы не закончили
всех дел в городе. Спасибо за все - за гостеприимство, за ласку, за добрую
беседу.
Фред хотел подняться, но атаман остановил его.
- Погоди! Налей еще по кубку! Чтобы дорога не пылила, как говорят у
нас. За тебя, сеньор, пришелся ты мне по душе... И за тебя, Мария! Утешила
мое сердце тем, что не забыла. За деньги, которые дала, от всего табора
спасибо. Трудно живут сейчас люди, а цыгане и подавно. Только и сильны
единством. Цыган цыгана всегда найдет и из беды выручит. Я тут дал сеньору
адрес. Человек один верный есть у меня в Фигерасе. Если надо будет в чем
помочь, к нему обратишься. Скажешь - от Петра, сына Хосе и Терезы, он для
меня все сделает. И помни, сеньор, в жизни все бывает...
- Запомню... - Фред крепко пожал руку атаману, вложив в это пожатие всю
силу признательности. Иметь своего человека в Фигерасе! Это было то, о чем
он так долго мечтал, что могло пригодиться каждую минуту.
На обратном пути из табора в Фигерас клочок бумаги с адресом, засунутый
в карман, казался маленьким аккумулятором, излучающим живое тепло, и Фред не
сразу заметил, что плечи Агнессы слегка вздрагивают.
- Вам нехорошо? Может, остановить машину? Я никогда не видал вас такой
бледной!
- Я немного замерзла, совсем немножечко... Это, верно, оттого, что я
сегодня очень переволновалась. Вы даже не представляете как! Подумайте,
решившись урегулировать дела с банком, я словно шагнула в будущее. А в
таборе... это был шаг в далекое прошлое... Я ни минуты не жила сегодняшним
днем, он словно совсем выпал из жизни и все происходило как во сне. И себе
самой я тоже кажусь тенью из этого сна... Все это, должно быть, из-за
гаданий Аделы.
- Гаданий? Что же она вам нагадала?
- Наоборот, она учила гадать меня! Поглядите, теперь я настоящая
цыганка! Вот волшебное зелье, а сейчас я вам скажу заклинание:
"Недуг насланный, напущенный, наговоренный, навороженный, недуг
ветряной, водяной, земляной, огневой..."
Агнесса выговаривала слова так же торжественно, как и Адела, сурово
сведя брови на переносье, но вдруг не выдержала и рассмеялась:
- Бедная Адела! Она так старательно отбирала зелье и так искренне
верит, что я стану купать Иренэ в настое из этих трав...
Молодая женщина высунула из машины руку с развязанным узелком, и
встречный ветер слизал с тряпицы сухие былинки и корешки, а потом подхватил
и самый лоскуток.
- Лети за семью ветрами! - прошептала Агнесса.
"Словно шелуха, что отлетает, оставляя здоровое зернышко... - подумал
Григорий. - Сегодня ты и Нунке пустила за семью ветрами..."
БУРЯ В ТЕРРАРИУМЕ
- Герр Шульц! Зовите Воронова и немедленно ко мне! - голос Нунке звучал
взволнованно и почему-то торжественно.
Позвонив генералу, Фред поспешил в кабинет шефа. Тот склонился к
радиоприемнику, напряженно вслушиваясь в текст передачи.
- Садитесь и слушайте! Только молча!
- Кто говорит? - шепотом спросил Воронов у Шульца, услышав немецкую
речь. Фред лишь пожал плечами, потому что и сам не разобрал, в чем дело.
- Читают речь Черчилля, произнесенную в Америке в присутствии Трумена,
- коротко пояснил Нунке и повернул ручку приемника, чтобы усилить звук.
Передача продолжалась недолго. Очевидно, Нунке включил приемник
случайно, когда передача уже началась.
Выругавшись вполголоса, шеф бросился к телефону.
- Библиотека! Немедленно сегодняшнюю почту! Сейчас же! Выступление
Черчилля в Фултоне напечатано?.. Несколько номеров газеты мне в кабинет!
положив трубку, он повернулся к Шульцу и Воронову. - Вы представляете, что
значит такая речь? И чья? Черчилля!
- Трудно сразу что-либо сказать - мы слышали только заключительную
часть, - уклонился от прямого ответа Фред. - Но из услышанного ясно: речь
направлена против России.
- Вы слишком осторожны в выводах. Или не поняли, в чем дело. Фактически
это провозглашение наступления на русских. Вот это событие! Поворот на сто
восемьдесят градусов! - Нунке широко развел руками.
Дежурный принес пачку газет, и все с жадностью накинулись на них. В
испанских было лишь сообщение о выступлении в Фултоне с довольно
неопределенными комментариями. Французские газеты напечатали речь полностью
на первых полосах.
- Читайте вы! - приказал Нунке Воронову, безукоризненно владеющему
французским языком
Воронов с годами стал дальнозорок, но старательно скрывал этот дефект и
теперь, отставив газету довольно далеко, читал внятно, отделяя слово от
слова, иногда ударяясь в патетику, отдельно останавливаясь на непонятных
слушателям словах, необычных оборотах. Вообще Воронов чувствовал себя в
центре внимания и заметно гордился этим.
По мере чтения речи бывшего английского премьера, который хотя и был
уже не у власти, но все еще играл огромную роль в политической жизни Англии,
сердце Фреда, или, вернее, того, кто скрывался под этим именем, болезненно
сжималось: вчерашний союзник в борьбе против фашизма, меньше чем год назад
так восторженно поздравлявший Советскую Армию с победой, теперь - а ведь не
истекло и года после окончания войны! - призывал сколотить
англо-американский блок против Советского Союза.
Черчилль не очень-то заботился об оригинальности выдвинутой им идеи и,
тем более, оригинальности формулировок и аргументов. Если несколько лет
назад фюрер проповедовал, что только арийская раса способна руководить
миром, то мистер Черчилль в своей речи в Фултоне доказывал, что миром
надлежит руководить нациям английского языка.
- Гершафтен! Поздравляю! Поздравляю с новой эрой... Ну, что вы теперь
скажете? - Начальник школы сиял.
- Вы правы, это в самом деле новая эра в международной жизни, -
резюмировал Шульц.
- Работки нам теперь прибавится, Дай боже! одобрил Воронов.
- О, наша роль теперь чуть ли не самая главная! поддержал его Нунке. -
Жаль, что здесь нет сейчас Думбрайта!
- Он ведь в Нью-Йорке и привезет оттуда последние новости.
- Да, новостей на сей раз будет много, - задумчиво проговорил Нунке,
мысленно прикидывая, как новый курс отразится на делах школы.
Однако новости стали поступать раньше, чем Думбрайт вернулся из
Нью-Йорка
Первой ласточкой была шифрованная телеграмма, в которой босс приказывал
слушателей всех отделов школы, кроме русского, немедленно направить по
указанным адресам, преимущественно в Баварию и Западный Берлин. Не успели
справиться с этим заданием, как из лагерей для перемещенных лиц стали
прибывать новые кандидаты в "рыцари". К удивлению Нунке, здесь были не
только русские, украинцы и белорусы, которых он именовал одним словом
славяне, но и туркмены, узбеки, таджики, армяне, даже абхазцы и киргизы.
- Что я буду с ними делать? Где возьму воспитателей? - сетовал
начальник школы, размещая новых воспитанников.
Все стало на свои места, когда через несколько дней вернулся веселый и
возбужденный, чтобы не сказать счатливый, Думбрайт.
- Мы будем готовить агентов для всех республик России. Не станем же мы
засылать украинца или белоруса в грузинский аул. В нашей школе должны быть
представлены все национальности Советского Союза!
Изменился не только состав слушателей школы, но и утвержденная ранее
программа и самый метод обучения.
В боксах поставили телевизоры. В точно указанное время каждый обитатель
бокса должен был прослушать лекцию одного из двух профессоров, привезенных
