Пантелеймона-целителя. Домантович где-то видел такую икону. В правой руке
"целитель" держит маленькую ложечку, в левой - большую чашу, верно,
лекарство.
Увидев икону, гость знаками спросил глухонемого: мол, кто это? Хозяин
дома ударил себя в грудь рукой и широко по-славянски перекрестился.
Домантович понял - хозяина тоже зовут Пантелеймоном.
Но Пантелеймон - чисто русское имя! Неужели его привезли в Россию? Нет,
этого не может быть! Почему же тогда на аэродроме слышались обрывки немецкой
речи? Во время посадки он видел силуэты гор, во дворе растительность похожа
на субтропическую... Что же это - Абхазия? Кавказ? Нет, не может быть! Это
юг! Но какой? Эх, нечего ломать голову. Придет время, и все станет ясно!
Правда, тоскливо, но что поделаешь. Надо найти какую-либо работу, починить
скамью под раскидистым деревом или повозиться в саду. Рукам работа - голове
отдых!
Так когда-то приговаривала бабушка, отрывая внука от книжек, чтобы
нарубил дров или наносил воды. Вот Домантович и найдет себе завтра занятие -
это хоть немного отвлечет от назойливых мыслей.
Но все произошло не так, как он планировал. В половине восьмого утра, а
не в восемь, как обычно, глухонемой вошел в комнату, где поселился
Домантович, и открыл жалюзи на обоих окнах. Потом жестом стал приглашать
квартиранта завтракать, чему-то радостно и широко улыбаясь.
Домантович плохо спал ночь и тоже жестами попросил хозяина не
хлопотать, а поставить завтрак на маленький столик в углу комнаты. Так
бывало уже не раз, и глухонемой охотно соглашался. Но сейчас он заупрямился
и даже, словно шутя, стащил с Домантовича одеяло. Пришлось подняться и
одеться. Да еще дважды. Хозяин вдруг вышел на минуту и вернулся с шелковой
кремовой рубашкой и ярко-красным галстуком в руках. Рубашка, очевидно,
принадлежала глухонемому, она была велика Домантовичу. Пришлось засучил,
рукава и расстегнуть воротник. Даже без галстука Домантович теперь выглядел
вполне прилично, и в глубине души радовался, что не придется натягивать
старый, поношенный мундир, в котором его сюда привезли.
Вся необычность поведения глухонемого объяснилась, как только
Домантович переступил порог столовой: за четырехугольным столом,
сервированным сегодня по-праздничному, хлопотала молодая и хорошенькая
девушка. Чуть вздернутый нос придавал лицу несколько задорное выражение,
большие карие глаза глядели на вошедшего приветливо и с любопытством.
- Сестра вашего хозяина, Нонна! - ласково улыбнулась девушка,
продемонстрировав привлекательные ямочки на щеках, покрытых нежным румянцем.
Говорила она по-русски, с милым сердцу Домантовича оканием.
- Очень приятно познакомиться! - искренне вырвалось у него. За пять
дней он впервые услышал человеческий голос и действительно обрадовался, что
можно поговорить.
- Я просила брата пригласить вас к завтраку немного раньше, так как
очень проголодалась и...
- О, в дороге почему-то всегда хочется есть! Вы приехали издалека? -
как бы с обычным в таких случаях любопытством спросил Домантович, хотя
сердце у него и дрогнуло в ожидании ответа.
- Издалека, отсюда не видать, - естественно рассмеялась девушка и сразу
стала приглашать к столу, ловко наполняя тарелки брата и его квартиранта.
Вам вина или, может, коньяка?
- Вообще с утра я не пью, но сегодня по случаю вашего приезда... Вы
даже не представляете, как мне было тоскливо! Как...
Лицо Нонны нахмурилось.
- Бедный Паня! С ним, конечно, нелегко. Особенно человеку, который
видит брата впервые и еще не приспособился... Я вас понимаю, не осуждаю, и
все же...
- Простите, я не хотел...
- Я тоже не хотела затрагивать эту невеселую тему. Как-то вырвалось...
А теперь - ни словечка о печальном и неприятном! Договорились?
- Еще бы! За такой тост я выпью даже коньяка! А что налить вам?
- Сейчас поколдую! - Нонна покрутила руками, закрыла глаза и медленно
начала сводить далеко расставленные пальцы. Тоже выпал коньяк! - воскликнула
она с деланным ужасом. - Ну и достанется же нам обоим, если я напьюсь!
- А немного опьянеть приятно, так, чтобы чутьчуть затуманилась голова.
- О, услышали б вас у меня дома! Тетка, у которой я живу, непременно
решила бы, что вы хотите сбить с пути праведного ее крошку! Она никак не
может привыкнуть к мысли, что я уже взрослая. Я так просила, так умоляла
отпустить меня к Пане!
- А вы надолго приехали к брату?
- Это будет зависеть от того, как меня здесь примут.
- Если бы это зависело от меня.
- А почему бы и нет? - лукаво улыбнулась девушка - Брат, вы же видите,
какой, с ним и не поговоришь, и не развлечешься. Из-за своего физического
недостатка он стал настоящим отшельником. А в городе я никого не знаю - я
здесь впервые.
- А почему вы с братом не живете вместе, и как вы, русская, вообще
очутились здесь?
- О, это длинная история! К тому же мы договорились не касаться
печального!.. Но, чтобы вас не мучить, скажу коротко: родители наши умерли,
когда я была еще совсем маленькой, и меня удочерила богатая тетка. Брата
тоже содержит она, но не хочет, чтобы он жил с нами: боится, что ее
единственная наследница станет мизантропкой, все время имея перед глазами
молчаливого Паню... И больше ни о чем не хочу вспоминать! Лучше выпьем!
Только теперь налейте мне вина, а себе - что хотите. Я сегодня устала и
никуда не пойду. И хочу, чтобы вы чуть захмелели, чуть-чуть, как вы
говорили, ровно настолько, чтобы стать интересным собеседником.
- За интересный разговор!
Когда они чокнулись, тонкое стекло зазвенело, и Домантовичу вдруг
показалось, что в лице глухонемо то что-то дрогнуло. Лишь на мгновение, едва
уловимое мгновение! Потом оно снова обрело радостновзволнованное выражение.
Поспешно наполнив свою рюмку, глухонемой тоже высоко поднял ее, словно
провозглашая безмолвный гост. Нонна рывком схватила брата за руку и
прикусила губу. Две властных морщинки залегли у нее на переносье. Глухонемой
медленно опустил руку.
- Вы слишком суровы, Нонна, - вступился за своего хозяина Домантович. -
Совершенно естественно, что брат хочет отпраздновать ваш приезд.
Нонна капризно надула губы.
- От коньяка брат быстро пьянеет. Вообще ему вредно пить.
- За те пять дней, что я живу у него, мы выпили не один кувшин вина, и,
уверяю вас, ни разу
- Вино - другое дело... произнеся эти слова, Нонна так укоризненно
поглядела на брата, словно он мог слышать ее разговор с Домантовичем.
- Ну, сжальтесь же над ним! Разрешите выпить хоть эту уже налитую
рюмку! Поглядите, как он погрустнел и смутился под вашим взглядом!
Нонна вскинула на Домантовича глаза, и в них промелькнула какая-то тень
не то недовольства, не то тревоги. Однако голос ее прозвучал весело и
естественно:
- Только, чтобы доказать, что я не так уж жестока. Ладно, пусть выпьет,
но с одним условием...
- Заранее принимаю все ваши условия!
- Брат, как только опьянеет, тотчас засыпает, а мне оставаться одной...
- А я?
- Условие в том и заключается, что вам придется целый день меня
развлекать.
- Для этого надо знать ваши вкусы.
- О, они очень просты... Песни...
- А что, если я не умею петь?
- Будете слушать мое пение! С гитарой, как цыганка. Вас это устроит?
- Слушатель из меня лучший, нежели певец. Что еще?
- Рассказывать мне всякие интересные истории... Конечно, не выдуманные,
а из своей жизни. Я любопытная-прелюбопытная, как все дочери нашей праматери
Евы!
- Это можно.
- Когда надоест разговаривать, закружиться в танце...
- Здесь я на коне. А когда надоест танцевать?
- Что взбредет на ум. Вообще же ухаживать за мной, словно вы вот так
сразу и влюбились!
- Этого я, увы, не умею!
- Чего не умеете?
- Ухаживать, делая вид, что влюбился! Если уж ухаживать, так
по-настоящему...
С братом Нонны, который выпил незаметно не одну, а еще две новых рюмки,
происходило нечто странное: он покраснел и, опершись руками о край стола,
качался из стороны в сторону, словно сам себя укачивал.
- Вот видите, я же говорила! Теперь я с ним не справлюсь! Пойдемте
уложим его спать. Потом закончим завтрак.
Нонна и Домантович одновременно подхватили пьяного под руки.
- Уложим его во дворе, под пробковым деревом. Шезлонг можно взять на
веранде...
"Пробковое дерево!.. Пробковое дерево! - гвоздем засело в голове
Домантовича, пока они с Нонной устраивали постель и укладывали опьяневшего
хозяина дома. - Где же оно растет? Где, черт возьми, оно растет?"
Заканчивая завтрак, разговаривая о том о сем, Нонна как бы ненароком
все подливала и подливала и рюмку Домантовича коньяк. Тот уже не
отказывался. Пусть девушка думает, что его совсем развезло!
- Ну, где же ваши интересные истории? - капризно воскликнула Нонна,
заметив, что ее собеседник и сам уже не прочь заснуть. Склонившись к его
лицу, она подарила ему самый подходящий для данной ситуации взгляд.
Домантович взъерошил волосы, словно силясь прогнать опьянение.
- Истории? Да, истории... Хочешь, девочка, я расскажу тебе одну? Только
тсс, никому ни гугу! А может быть, и не надо? Понимаешь, как бывает: я в это
гнездышко свалился прямо с неба! Клянусь! Ну, небо оно небо и есть, по нему
как хочешь летай, оно надо всем миром одно... К чему я веду? Ах, да, о
гнездышке, куда свалился! Вот сюда, где мы с тобой сидим и где дерево
пробковое... Почему пробковое? Ага, вот я и поймал кота за хвост. Пробковое,
понимаешь? Ты же сама сказала! А где растет это пробковое дерево, угадай!..
Я угадал, я знаю... еще в школе когда-то учил, где растет пробковый дуб! В
одной стране, знаешь, в какой?.. А ты что, тоже с неба сюда свалилась, с
самолета? Знаешь, оставайся тут! Пусть Пантелеймон-целитель спит под
пробковым дубом, а мы здесь... Нет, а все-таки здорово вышло, что одно
словечко сорвалось с твоих очаровательных губок. Ориентир! Понимаешь, есть
такой отличный термин. Хочешь, я тебе на краешке салфетки напишу, где мы?
Нет, лучше ты напиши, а я угадаю! Не читая! Если проиграю, что хочешь проси,
а если выиграю... берегись! Ну, заключаем пари?
Домантович видел, что его быстрое "опьянение" смешало все карты Нонне,
выбило ее из равновесия. Он прекрасно знал, что пробковый дуб растет и на
Кавказе, и почти во всех странах южной Европы, но ему хотелось сейчас же,
немедленно, воспользовавшись растерянностью Нонны и ее возможной
неосведомленностью, установить, куда забросила его судьба.
Как жалела потом Нонна, что своевременно не выключила магнитофон! Ведь
магнитофонная лента зафиксировала ее оплошность: девушка согласилась ни
предложенное Домантовичем пари. Взяв бумажную салфетку, Нонна быстро что-то
на ней написала, прикрывая написанное другой рукой, потом сложила салфетку
вчетверо и засунула за корсаж, как носовой платочек.
- Ну? - отошла она от стола, задорно запрокинув голову.
Домантович прищурил глаза, словно собираясь с мыслями, уставясь в одну
точку - на тот угол стола, от которого отошла Нонна. На скатерти его острый
взгляд заметил след, выдавленный карандашом, всего две буквы, с которых
начиналось слово. "Ис..."
- Испания! - радостно воскликнул Домантович. - Кто из нас, Нонна,
выиграл, а кто проиграл? Ой, в голове так шумит, что ничего не разберу!
Девушка на мгновенье нахмурилась, но тотчас звонко и весело
рассмеялась.
- Представьте, у меня тоже! Так, словно мотыльки какие-то порхают и
порхают... Действительно, кто из нас платит штраф: я вам или вы мне?
