Бронксу, я стал подслушивать чужие разговоры, как полицейский, пытаясь
выяснить, что же все-таки вокруг происходит?
Однажды ночью я почувствовал запах сигары и услышал голоса. Я встал и
пошел в коридор, откуда через полу-прикрытую дверь номера мистера Бермана,
из той комнаты, где у него установился офис, доносился разговор. Мистер
Шульц был в халате и шлепанцах, было поздно и они говорили не очень громко,
и поймав бы меня на подслушивании было ясно, что они сделают. Но мне было по
большому счету уже наплевать, я был членом банды, я веду их образ жизни, да
и какого черта жить на одном этаже с мистером Шульцем и не попробовать
узнать, о чем он иногда говорит. Мои способности слышать не улетучились по
сравнению с прежней жизнью и я встал рядом и послушал.
- Артур, - говорил мистер Берман, - ты знаешь - ребята за тебя на
смерть пойдут.
- Им не надо идти за меня на смерть. Им сейчас надо ничего не делать.
Только держать глаза открытыми, шаркать ножками перед леди и не щипать
горничных за задницы. Это так невыполнимо? Я платил и плачу им, так? У нас у
всех оплаченный отпуск. Какого дьявола им еще нужно?
- Никто не проронил и слова. Но я тебе скажу то, что они не скажут. Это
трудно объяснить. Все эти манеры и прочая мишура - это удар по их
самоуважению. В двадцати милях по дороге есть стрельбище. Может отпустишь их
выпустить пар, пусть постреляют в свое удовольствие?
- Ты что спятил? А если они устроят потасовку там, из-за какой-нибудь
шлюшки перестреляют всю деревенщину? Нам только этого не хватает - начать
выяснять отношения с фермерами!
- Ирвинг этого не допустит.
- Извини, Отто, мы говорим о моем будущем.
- Правильно.
Они помолчали с минуту. Затем мистер Шульц продолжил:
- Понятно. Мисс Дрю?
- Я до сих пор так и не услышал ее полное имя.
- Знаешь, давай позвони Куни, пусть привезет проектор, холостяцкие
фильмы и пусть ребята оторвутся!
- Артур, выслушай меня теперь. Она - серьезные взрослые мужчины, они не
такие мыслители, но думать они могут и они могут так же беспокоиться о своих
судьбах, как и ты - о своей.
Я услышал как мистер Шульц начал ходить. Затем он остановился.
- Господи! - вскрикнул он.
- И тем не менее! - ответил мистер Берман.
- Отто, да у нее даже денег больше, чем у меня, о чем мы говорим? Она -
просто другая. Да, она - сучка испорченная, они все такие, но я тебе обещаю,
придет время, я ей сожму кое-что кое-где и все встанет на свои места!
- Они помнят Бо.
- Ну и что ты имеешь в виду? Я тоже помню, я тоже расстроен, я больше
их расстроен. Я просто помалкиваю об этом.
- Не влюбляйся, Артур. - сказал мистер Берман.
Я быстро вернулся в свою комнату и лег в кровать. Дрю Престон -
красива, стройна и двигается с неуловимым изяществом женщины. Когда она не
думает о себе, так было, когда мы пошли с ней на природу, она становится
волшебницей из старой-старой сказки потрепанных книжек приюта, наверно, еще
прошлого века, она становится доброй, плоть от плоти доброй хозяйкой всех
зверюшек леса, ее лицо меняется, она не знает, кто она и откуда пришла и с
кем сейчас, и этот изогнутый овал рта и зеленые, с чарующей глубиной, глаза,
которые могут быть злыми и прятать решимость под длинными ресницами - такой
она волнует всех. Все мы в той или иной степени подпали под ее влияние, даже
философски настроенный мистер Берман, самый старший среди всех, и может даже
с явным мужским дисбалансом, с существованием которого он давно смирился, и
которое напомнило о себе лишь в присутствие этой тонконогой особы. Но все
это делало ее очень опасной, она не уравновешивала команду, она оцветила
наше существование на какой-то момент, сумев влезть в роль, предложенную
нашим окружением, но одновременно ослабила наши имена. Как, к примеру,
тогда, когда пастор спросил при приеме в воскресную школу мое имя, я ответил
- Билли Батгейт, и наблюдая, как он записывает это имя в книгу, я понял, что
я крестился в банду, потому что отныне у меня есть такое имя, которым я могу
пользоваться, когда чувствую, что оно мне подходит. Так Артур Флегенхаймер
мог изменить себя на Голландца Шульца, а Отто Берман - в некоторых кругах на
Аббадаббу. Так наши имена будто номерные знаки на машине, существуют с
машиной, но освещаются только при определенных обстоятельствах, на
опознавание. А мисс Лола на борту лодки и мисс Дрю в отеле "Савой", в
Онондаге стала мисс Престон - она тоже, как и мы, стала меняющейся в
зависимости от жизни. Хотя я должен признать, что возможно в отеле "Савой" у
меня сложилось о ней неправильное впечатление, ведь клерк приветствовал ее
как мисс Дрю, но, наверно, не потому что это ее девичья фамилия, а просто
может он так давно ее знал, еще с детства, что предпочитал не называть ее
по-новому. Наверно, не надо мне было так все жестко расставлять по полочкам,
даже по кличкам, может это была моя собственная проблема, что мне надо было
знать вещи четко - ведь я ожидал, что они не будут меняться. Но сам-то я
менялся, кто я был, где я сейчас? Каждое утро - надеваю очки с ничего не
увеличивающим стеклом, каждый вечер - снимаю их, будто только без них могу
спать. Я поступил в ученики на гангстера, а обучался святой Библии. Я был
уличный пацан из Бронкса, а жил в провинции как Лорд Фонтлерой. Сравнивая то
и это - получалась бессмыслица, но я везде оказывался на своем месте. А если
ситуация изменится, изменюсь ли я? Да, ответ был - да. Подобные размышления
привели меня к мысли, что может вся идентификация людей и имен тоже явление
временное, потому что ты идешь по жизни временных ситуаций. Такая мысль
очень успокоила меня. Я назвал ее про себя "теорией номерных знаков". Как
чистую теорию ее можно применить к кому угодно, сумасшедшему или
нормальному, не только ко мне. Я почему-то перестал волноваться за мисс Лолу
мисс Дрю мисс Престон так, как за нее волновался мистер Отто Аббадабба
Берман. Надену новый халат, дождусь, пока мистер Артур Флегенхаймер Шульц
уйдет спать, постучусь в дверь к Аббадаббе и скажу ему, что значит Х. А
помнить мне надо обо всем этом, о том, что привело меня к таким выводам, по
совсем другим причинам - и вот этого никому не открывать. Помнить надо о
своей исключительности. И это не изменится.
Десятая глава
Я спал допоздна, что на меня не было похоже. Проснувшись, увидел, что
свет солнца играет на белых занавесках, как луч проектора на экране перед
показом фильма. Горничная шумела в коридоре пылесосом, грузовик на улице
гремел цепной передачей. Я вылез из постели, чувствуя затекшие мышцы и
сделал утреннее омовение. Затем оделся и пошел завтракать.
Перед отелем меня ждал у распахнутой двери "Бьюика" Аббадабба Берман.
- Эй, малыш! - сказал он, - Садись, проедемся!
Внутри мне место было только на заднем сиденье, между Ирвингом и Лулу.
Когда мистер Берман сел вперед, а Микки завел машину, Лулу склонился и
сказал грубым голосом: "А сопляк тоже с нами?"
Мистер Берман не удосужил того ответом и Лулу обиженно замолк, взглянув
на меня многозначительно враждебно. Затем добавил: "Сыт по горло всем этим
дерьмом!"
Мистер Берман и так это знал, все понимал, ему не надо было лишний раз
напоминать. Мы проехали мимо здания онондагского суда и направились по
дороге в поля, сзади к нам присоединилась полицейская машина. Я оглянулся,
убедился, что она едет прямо за нами, хотел было открыть рот, но инстинкт
подсказал мне помалкивать.
Голубые глаза Микки регулярно появлялись в зеркале заднего обзора.
Плечи мистера Бермана едва виднелись из-за переднего сиденья, панама
сплюснута, голова ушла вниз - но я знал, что именно в ней все дело, там
скрыт весь ум и вся информация о полицейской машине, следующей за нами. Он
про нее знал.
Микки провез нас по скрипучему мосту и понесся по дороге среди полей.
Природа поджаривалась на палящем солнце, в машине было душно. Через
пятнадцать минут Микки свернул на проселочную дорогу и разогнал протестующую
толпу цыплят, сдвинул с дороги пару блеющих козлов, завернул за какой-то
хлев, там обнаружилась еще одна дорога и уже по ней, вздымая пыль, поехал
дальше. Подъехали мы к какому-то сараю, вокруг - изгородь с воротами, на них
висел огромный замок. Следом за нами заскрипела тормозами полицейская
машина, хлопнула дверь, мимо нас прошествовал полисмен, открыл замок,
распахнул ворота и мы въехали внутрь. На воротах я заметил надпись "Не
приближаться".
За одним сараем обнаружилось еще несколько - это было стрельбище для
полицейских Онондаги. Пол внутри был грязный, в конце сараев возвышалась
горка земли, поверх нее тянулись провода с картонными мишенями. Система
проводов была такая, что мишени можно было менять с того места, откуда
стреляли. Полицейский достал из какого-то бидона мишени, прикрепил их к
проводам, подтянул их до земляной горки, сел на у входа на кресло, закурил.
Лулу Розенкранц не стал дожидаться пока тот прикурит, а достал свой 45-ый
калибр и начал палить. В моей голове будто что-то разорвалось, я оглянулся и
увидел, что каждый засовывает в уши затычки и уже потом увидел, что они
лежат на столе сбоку. И пока сумасшедший Лулу окончательно не выбил мне
мозги звуками своего нагана, я быстро запихал их в уши. В течение нескольких
секунд около Лулу образовалось облако пороховых газов, эхо от его почти
автоматных очередей заполнило пространство сарая, мишени начали быстро
дырявиться.
Лулу подтянул к себе свою мишень, не удостоив ее изучения, сорвал,
нацепил новую и быстро перебирая руками, протянул назад. Затем торопливо
стал заряжать пистолет, роняя патроны на пол, так ему хотелось снова
разрядить и разрядиться. Он снова с ощутимой быстротой прострелялся, будто
вел с кем-то незримый спор, я даже через затычки слышал все увеличивающийся
шум и грохот - мне все это сразу надоело и я вышел наружу. Облокотившись о
крыло машины, я поприслушивался к гулу в своей голове, он и не думал
спадать, а гремел и гремел безостановочно, как мощный гудок "Паккарда"
мистера Шульца.
На несколько минут стрельба прекратилась, затем началась снова - в ней
появились размеренность и аккуратность. Выстрел - пауза, выстрел - пауза.
Через несколько минут из двери вышел мистер Берман с двумя бумажными
мишенями, подошел ко мне и положил их на капот.
Мишени были напечатаны черной типографской краской на белой бумаге -
торс человека: живот, грудь и голова. Первая мишень была испещрена дырками
от пуль по всему пространству, некоторые попали в "молоко". Но на груди была
видна одна мощная дыра, пробитая не одной пулей, я даже увидел блики солнца
через нее на капоте. На второй мишени дырки от пуль были аккуратно рассыпаны
точно по цели, образуя даже некий рисунок - пара в голове, на месте глаз,
пара на плечах, пара в центре груди и пара чуть ниже. Ни одного промаха.
- Кто стреляет лучше? - спросил меня мистер Берман.
Я помедлил с ответом, затем показал на вторую и ответил: "Ирвинг!"
- Ты понял, что это - Ирвинг?
- Да. Он все делает аккуратно.
- Ирвинг не убил ни одного человека, - сказал мистер Берман.
- Я тоже никого не убил, но если бы мне пришлось, то я бы хотел
научиться стрелять как Ирвинг, - сказал я, показывая на мишень Ирвинга.
Мистер Берман задумчиво облокотился о капот, достал пачку сигарет,
щелчком выбил одну и вставил между губ. Выбил еще одну и предложил мне. Я
взял, взял его спички и зажег одну - мы прикурили.
- Если ситуация будет аховая, то лучше, если сзади стоит Лулу. Он
прострелит все, что шевелится, - сказал он, - Ты знаешь, иногда не до
