палубу. Там он отпускает нас и берется руками за поручень, тазик с его
ногами, зацементированными елозит по палубе, как непривязанный груз. Он
стонет и дрожит, потому что никак не может выпрямиться как следует. Мы с
Ирвингом стоим и смотрим на него, Бо поймал момент и выпрямился, сделал
неуловимое движение телом и тазик прекратил скользить и он смог постоять
так, прямо и спокойно. Бо посмотрел перед собой и увидел палубу и за ней
океан, глубокий. Волны вздымались и били в борт, он дышал и не мог
надышаться этой вселенской свежестью ночного ветра, а его лицо отражало весь
ужас предстоящего. Я не слышал ничего из-за ветра, но по губам его понял,
что он поет. Иногда ветер доносил обрывки его голоса, его прощальной песни.
Он остался наедине со смертью и пел ей в лицо.
Неожиданно мотор затарахтел и на палубе появился мистер Шульц, в
рубашке с короткими рукавами и подтяжках. Он подошел к Бо сзади, поднял ногу
и резко двинул ей Бо под коленки, тело Бо согнулось, перевесилось через
низкий поручень и, взметнувшийся следом упавшим вниз телом тазик, прощально
сверкнул цинковым боком. Последнее, что я видел - белые рукава рубашки Бо и
его протянутые вверх руки.
Двенадцатая глава
Когда я закончил, она, ничего не говоря, отдала мне бутылку вина. Я
запрокинул головe, отпил, и, когда оглядел глазами то место, где она сидела,
ее уже не увидел. Она скользнула вниз по мшистому обрыву, цепляясь по пути
за траву и мелкие елки, и спустилась на самый низ, к подножию водопада. Я
лег на живот и стал смотреть на нее. У самой воды стоял туман, он вскорости
и поглотил ее фигуру.
Я подумал, что она захочет сделать сейчас с собой какую-нибудь
глупость. История была красочна, нервы она жгла. Но я ей рассказал не все.
Еще когда Ирвинг болтал с рулевым, Бо умолял меня сходить вниз и посмотреть,
что Шульц делает с ней. Я спустился и послушал что происходит. Услышал мало,
потому что мотор очень сильно гудел. Я слушал несколько минут за дверью
каюты, в которой была она и мистер Шульц. Потом я поднялся и сказал Бо, что
с ней все в порядке, просто Шульц ходит взад-вперед по кабине и объясняет
ей, почему все так происходит. Но я просто не хотел перед смертью огорчать
его.
- Так ты хочешь жить? - кричал мистер Шульц, - Вот, мисс Дебютантка,
вот как все выглядит!
Затем была тишина. Я придвинулся к двери и, напрягаясь, вслушался.
Затем просто приник ухом к двери и наконец:
- Тебе же в принципе наплевать на тех, кто мертв! Так? То, что он жив -
неправда, он - уже мертв! Ты можешь это понять? Ты не можешь забыть
мертвого? А мне кажется, что ты уже забыла его! Или я не прав? Хорошо, я
подожду. Коротко - да или нет. Что? Не слышу!
- Да, - сказала она, должна была сказать, я ничего не слышал. Потому
что потом мистер Шульц произнес:
- О, совсем плохо. Совсем плохо для Бо. - Он рассмеялся. - Потому что
если бы ты действительно любила его, я может быть изменил бы решение.
Я схватил ее юбку, размахнулся и кинул ее в туман у подножия водопада.
Юбка, пролетела и исчезла. Что я ожидал? Что она найдет ее? Наденет?
Вернется назад на обрыв? Я вел себя как идиот. Повернувшись спиной к обрыву,
я попробовал повторить эксперимент по быстрому спуску и немедленно
обнаружил, что это не так легко сделать, как представить. Когда моя голова
ушла под обрыв, нога, покоившаяся на каком-то корне, сломала его и я ухнул
вниз. Физиономией по скале. Зацепившись за что-то, я полежал, нос в дюйме от
мха, обеспокоенный не за себя, а за нее. Что кто-нибудь появится здесь,
погонится за ней, изнасилует ее. Я лежал и думал о водопадных маньяках. Хотя
логичнее было предположить, что это она сама может кого хочешь найти и
навлечь на себя любые приключения. Я потрогал руками вокруг и нащупал
короткий отросток елки, весь покрытый смолой. Эта смола приклеила мне
пальцы, я почувствовал себя увереннее на скале. Солнце пекло в спину, я
вспотел. Начав опускаться, я почувствовал, что, чем ниже спускаюсь, тем
становится жарче. Спустившись на несколько метров я нашел площадку, будто
приспособленную для отдыха. Грохотание водопада напоминало сплошной,
непрекращающийся взрыв. Спуститься с выступа оказалось труднее, чем
спуститься на него. Я глянул вниз - там тоже были выступы и там тоже росли
маленькие елки. Я начал осторожно перебирать руками и ногами, спустился еще
на несколько метров. Внезапно меня обхватил густой холодноватый туман и я
понял, что стою на валунах чуть выше воды. Перепрыгивая с валуна на валун я
допрыгал вскоре и до самой воды. Вокруг стоял белый туман, солнце виднелось
через него неярким белым пятном.
Сам водопад был справа от меня - метрах в десяти, это был последний и
самый длинный водопад из целой серии, идущих один за одним. Его нельзя было
увидеть с вершины. Я смотрел на бурунчики и взвихрения, на плотную взвесь
воды, вздымавшуюся от столкновения влаги и камня и понимал, что такое я вряд
ли еще скоро увижу. Природа наяву. Я читал про динозавров, к примеру, но что
такое читать, если вдруг найдешь их кости? Вода бурлила и мчалась мимо меня
с огромной скоростью, обдавая свежестью, я огляделся и нашел ее юбку. Я
завернул ее вокруг моей руки и пошел вдоль расширяющегося потока прочь от
водопада и вскоре оказался на песчаном берегу с выпирающими из него
округлыми валунами. Я прыгал по ним, вскоре песок исчез, осталась только
вода и валуны - я чувствовал, что спускаюсь вниз в самое нутро планеты.
Через десяток метров туман исчез, я вышел к лагуне, окруженной каменистыми
отрогами, справа от меня на камне стопкой лежала ее одежда. Шорты, майка,
трусики, сандалии и носки. Лагуна была черная, поверх нее струился туман,
поверхность была абсолютно неподвижна, кроме каких-то всплесков далеко
справа от меня.
Мне показалось, что я мог бы смотреть в эту черноту бесконечно, она
притягивала взгляд. Казалось, что там обитают утопленники. Я испугался, но
скинул ботинки, снял рубашку и приготовился прыгать. Хотя и плаваю я не
очень, но решимости нырнуть как можно глубже и спасти ее у меня было хоть
отбавляй. Тут, прямо передо мной воды разверзлись и вверх взметнулась ее
голова и плечи, она что-то вскрикнула или выдохнула, затем откинулась назад
и поплыла лицом кверху. Затем раскинула руки и просто застыла в таком
положении ни спине. Черная вода разжижала ее белую грудь, ее ноги бледные и
тонкие завяли в преломлении света темной лагуны.
Через несколько минут она поплыла наискосок от меня, решительным
стилем, волосы, мокрые, бурунчиками забелели на поверхности. Она скрылась из
моих глаз, но вскоре я увидел как она забралась на валун - тело все в
пупырышках от холода, губы синие, зубы бьют трещотку. Она посмотрела на меня
совершенно безличным взглядом. Я подбежал, скатав рубашку в некое подобие
полотенца и начала сильно тереть ее. Тер ей спину и ниже, тер грудь и между
грудками, тер живот, тер стиснутые в коленках ноги, а она дрожала и
согревала руки у рта. Затем, второй раз в жизни, я видел как мисс Престон
одевается.
x x x
На обратном пути она в основном молчала. Мы шли по руслу, камни скоро
закончились, ручей вплывал в нормальное пологое русло. Скалы остались
позади. Чувства переполняли меня, я не мог начать разговор и ждал, когда она
сама начнет. Мы, как две разные субстанции вселенной, внезапно ощутили некую
общность, вот я разве что еще только подрастал, был еще, по большому счету,
соплив и чувствовал себя ребенком. Мы снова зашли в коричневый лес и прошли
через то самое "кладбище бревен" - заброшенный склад и вскоре вышли в поля.
Она спросила: "Он просил тебя защищать меня?"
- Да.
- Странно, - сказала она.
Я не ответил.
- Понимаешь, он подумал, что я не могу заботиться о себе сама, -
пояснила она. Она остановилась около голубого цветка, высвеченного солнцем
через кроны густых деревьев. - А ты обещал, что будешь защищать меня?
- Да.
Она сорвала цветок, подошла ко мне и повесила его мне на ухо. Я застыл,
с остановившимся дыханием, поняв, как дорого мне ее прикосновение. Она
испускала вокруг себя неостановимое лучистое обаяние и красоту, такую
тайную, что ее нельзя было ощутить вот так сразу - это давалось избранным.
- Не трогай цветок! - воскликнула она, - Ты такой чертенок,
премиленький! Кстати, ты знаешь об этом?
- Они постоянно говорят мне об этом, - сказал я, помедлив.
Спустя полчаса мы спустились с леса по склону на грязную дорогу,
которая в свою очередь вывела нас на прямую дорогу на Онондагу. Я шел сзади
и смотрел как ее просвечивает солнце. Ее волосы не спадали волной, а высохли
как были, жестко очертив контуры головы. Никакой косметики - но губы ее были
полны свежести и природной розовости, а кожа, омытая холодом, вновь стала
белой и чистой. Она не улыбалась, в уголках глаз были красные пятна, как у
пловцов. Перед тем как мы зашли в отель, она спросила, есть ли у меня
подружка, я ответил утвердительно, она сказала, что даже не зная ее, знает
как ей повезло, но истина была уже другой - потому что, когда она спросила
про подружку, я уже не мог думать про Бекки, потеряв к ней полностью всякий
интерес, а мог думать только про нее. Мисс Дрю испугала меня - лесной
проводник, она показала мне, кто она - объезжающая диких коней на конюшне, и
я понял в первый раз, какую вольную и яростную смесь она составляла с
мистером Шульцем: она снимала одежду перед бандитом, перед водой, перед
солнцем, ее раздевала жизнь, и я понял, почему она пошла с ним - это не
папа-мама обычной ласковой жизни где-то там далеко, любви здесь нет, они не
живут во вселенной заботы и нежности, они трахаются и убивают - они живут в
огромном, пустом мире взрослости, в котором эхом звучит боль, насилие и
ненависть.
Я думал об этом, когда мы вошли и отель, когда я поднялся к себе в
комнату и лег на постель, окруженный белыми занавесками и жарой,
оккупировавшей Онондагу. Я лежал и вскоре занавески потемнели, налились
серым светом, немного осветились солнцем, и тут я услышал далекий гром.
Мне она нравилась все больше и больше, гораздо больше, чем раньше, я
мог быть с ней ласковым, как только мог быть бедный мальчик с богатой
женщиной. Разумеется, моя толковость никуда не исчезла, если я хочу еще
пожить на этой земле, то мне надо молчать и страдать, если страдается, молча
и без видимых внешних признаков. Я закрыл глаза и снова увидел ее,
посиневшую от холода, взбирающуюся на огромный валун, соски, сморщенные и
потемневшие, женский треугольник, в перекрестье ног, с водой стекающей с
взъерошенных волос. Я думал, что мне довелось видеть человека, который
пытался умереть, но я не был в этом до конца уверен, она жила в более
широком мире, чем я - ее натуру нельзя было оценивать упрощенными житейскими
проблемами. Я задумался над тем, а что если ее близость к мистеру Шульцу,
явная или мнимая, каким-то образом окажется больше чем моя открытость и она
расскажет все, что я ей поведал в порыве откровения, самому боссу? Нет, не
расскажет, она очень независима, она живет в окружении таинственного мира,
созданного ей самой и то, что она делает, она делает исключительно сама и
движимая исключительно собой, несмотря на внешние близости и обстоятельства,
могущие подвигнуть ее на такую близость. Я почувствовал, что она, наконец,
проявила какую-то общечеловеческую и понятную всем боль и печаль, и это, по
большому счету, и есть то, что мне в ней понравилось сейчас. Я пытался
убедить себя в этом, но все-таки во всех этих мыслях оставалось нечто
